Обладатель-тридесятник
Шрифт:
– Не факт, – задумчиво покачал головой Пётр. – Земля-то большая… Да и кардинально разные возможности имеются для ухода в глубокое подполье. А у нас – тем более…
– То есть сама идея большого объединения вас не смущает? – уточнял молодой обладатель. – Точнее говоря, будь нас пятеро и двигайся мы все к нашей общей цели дружным фронтом, всё решилось бы в два счёта?
На такой конкретный вопрос полусотники отвечать не спешили. Минут пять раздумывали и кривились, причём Леон так и не прекращал работать обок громадной подковы. Поэтому в дальнейших обсуждениях
– В любом случае, соберись нас хоть десяток – риск огромный. Латентную борьбу с отлаженной системой государства мы не потянем. А лишь только незаметно для себя перешагнём допустимый ценз власти, сразу лишимся сигвигаторов. Это, я тебе признаюсь, и сложно и страшно. Мы вон до сих пор поражаемся: как на нечто подобное смог добровольно решиться Бонза? Ушёл ведь во властные структуры и не побоялся отдать устройство, вступив в сговор с таким отщепенцем, как Тузик. Рисковый деятель… Правда, у него Кулон-регвигатор в распоряжении оказался… И ещё, может, много чего припрятано от нашего внимания…
– Наверняка! Ведь он, бесспорно, иные тайны и способности использует. Вон и духи к нему подобраться не смогли, и «слепые зоны» ему до сих пор повинуются, и наверняка вместо себя запасное тело во время перестрелки подставил.
На эти замечания Загралова наставники синхронно кивали, словно их головами двигал единый разум. Наверняка они Большого не боялись, но всё-таки относились с огромной настороженностью и уважением к его ушлости, массе умений и огромной силе. Такого проигнорировать – себе дороже. Лучше уж троекратно перестраховаться в любом вопросе. Да и молодому коллеге дельные советы стоит дать.
– Когда он потребует отдать Кулон, попытайся у него хоть что-нибудь выторговать взамен…
– Что именно?
– Чем он тебя больше всего прижал? Вот это и потребуй!
Теперь уже Загралов непроизвольно лоб наморщил. Сердце опять защемило, и вернулось ощущение невосполнимой утраты. Потребовать тело замученной супруги, конечно, следовало, вымогатель ради артефакта будет готов на всё. Да и сам факт обмена в дальнейшем уничтожит весь смысл последующего возможного шантажа и вымогательств. Но мало что Бонзе в голову взбредёт? Вдруг передумает и сигвигатор потребует? А так тело будет перезахоронено или, ещё лучше, кремировано и навсегда исчезнет как предмет для спекуляции.
– Попробую потребовать… – согласился Иван. – Если язык повернётся… Как-то оно мне жутко неприятно о таком даже подумать…
– Ну а кто, если не ты? Не пошлёшь же для этого супругу?
– Конечно… не пошлю.
– Вот и молодец, – ворчал Апостол. – А то повернётся у него, не повернётся… Кстати! Ты уже обучил свою жену правилам поведения при нашей беседе? В инструкции тоже указывается, что женщинам при обладателях нельзя рта раскрывать без особого на то разрешения.
Иван вполне искренне сумел сымитировать удивление:
– Что за глупости? Нет там такого!
Хотя во второй части инструкции, предназначенной для полного двудесятника, имелся такой пунктик. Причём не один подобный. Например, давалось игровое задание: никому не раскрывать своих способностей, пока не достигнешь высот пятидесятника. То есть в любом случае не стоило раскрываться полностью. Пусть
рядом и союзники, а то и друзья, но побыть им в неведении не помешает. Или, иначе говоря, пусть развлекаются, пытаясь догадаться, высчитать и припереть к стенке некими замысловатыми выводами.Что интересно, эти два пункта явно провоцировали друг друга. Если станешь отвечать на первый вопрос, спорить и возмущаться, значит, ты ещё и не двудесятник. Если же станешь замалчивать, значит, скрываешь сознательно свои возможности. Именно это противоречие уловил Пётр Апостол, став быстро задавать последующие вопросы:
– Иван Фёдорович, ты нам доверяешь?
– Несомненно!
– И мы уже как бы союзники с тобой?
– Ну да!..
– И ты готов с нами поделиться искренне новинками, как и мы с тобой?
– Так… это… вроде и делюсь…
– Ну тогда поведай нам, как тебе удалось у нас из-под носа утащить эту самую подкову с толстенной цепью?
Пришлось срочно, для сооружения подходящего ответа, требовать подсказки у своих фантомов, и делать в это время продолжительную паузу. А чтобы она тянулась слишком долго, бормотать разную околесицу:
– Да чисто случайно получилось… Я и сам не ожидал… И представить себе не мог, что из этого нечто получится… – к тому моменту уже придумал и сказал почти полную правду. – Просто бессчётное количество раз посылал туда один и тот же фантом. Он погибал и погибал, но однажды всё-таки прорвался внутрь…
– И это был фантом без полного сознания? – быстро вставил вопрос Леон.
– Конечно! Иной бы и не прорвался сквозь океан боли и реки мучений. Ну вот… И в один из моментов попытка прорыва удалась. Дух оказался внутри, материализовался, отыскал эту подкову… да так с нею там и застрял. Вырваться назад никак не получалось. И только в тот момент, когда мы все втроём разрушили «слепую зону» и попали внутрь, я на встречном движении убрал оттуда фантом, у которого хомутом на шее висел тяжеленный артефакт.
Пётр на это завистливо помотал головой:
– Однако! Везунчик ты… Ну и фантомы у тебя… слишком уж особенные… Не одолжишь парочку на развод?
– Нет, самому не хватает…
– Хм! А как ты из них таюрти делаешь – тоже не расскажешь?
Иван с недоумением посмотрел на Апостола:
– А про таюрти вы как узнали?
– Просто размышляли логически. Иначе ты с Тузом Пик никак бы не справился. Ну а непосредственно о духах-убийцах среди полусотников давненько легенды витают. И есть все основания считать, что один из нас, который обосновался в Китае, как раз обладает помощниками, которые воздействуют на живую плоть, нанося удары оттуда.
– В Китае? А кто же он по национальности?
Пётр и это скрывать не стал:
– Да уж никак не китаец! Хотя внешне сходство неподдельное, да и соседи его считают урождённым одной из провинций Поднебесной. Но мы-то знаем, что родился он в Северодвинске и когда-то у него была очень известная уже в позднее время фамилия Моргунов.
Пришлось подсчитывать, в какие годы в советском прокате появились фильмы с участием Вицина, Никулина и Моргунова, а потом делать поправку на «позднее время». Само собой, что скрывать своё недоверие Загралов не стал: