Облака среди звезд

— Что за дичь здесь написана! Все было совсем не так. Это просто какой-то плагиат из «Больших надежд». О, Господи! Я во всем виновата…

— Еще не конец! Вот что тут написано о Порции, — весело продолжала Корделия и прочла вслух:

«По признанию сестры, Порция Бинг в момент ареста отца отсутствовала, — она проводила время где-то за городом с человеком, которого давно разыскивает полиция за пособничество нелегальным эмигрантам в пересечении границы. Скорее всего, ее другом является не кто иной, как албанский преступник, известный под прозвищем Могильщик. Вполне возможно, что дочь Вальдо Бинго оказалась заложницей албанских террористов и была переправлена в гарем Могильщика, находящийся в горах».

Корделия вскрикнула, прижав руки к груди.

— Это что, правда? Моя несчастная сестренка, как ты думаешь, это серьезно — о гареме в горах?

— Чепуха! Этого не может быть. Порция написала мне. Она не заграницей, это все ложь. Постыдный вздор! — Я снова перечитала статью, не веря своим глазам. Ни в одной строчке не было ни на йоту правды.

Я чувствовала себя сплошь виноватой. Меня мало утешало, что я дала повод для этой безобразной клеветы из-за собственной недалекости и доверчивости. Дирк положил лапы на мои колени и потянулся, чтобы лизнуть меня в щеку. Он был единственным, кто хоть как-то скрашивал мое одиночество.

— Хэрриет, — Корделия взяла меня за руку, — я все равно на твоей стороне, даже если все на тебя разозлятся. Я один раз смотрела фильм «Гневная тишина» — о человеке, который в Ковентри…

Я не стала слушать Корделию, поскольку в эту минуту обнаружила еще одну заметку в газете.

«Притон наркоманов обнаружен в штаб-квартире радикальной политической организации.

Согласно полученной информации, во время вчерашнего рейда полиции в Аулстоун-роуд в Кларкенуэлле, было обнаружено несколько пакетов, предположительно содержащих экстракт конопли. Однако подтвердить факт нелегального хранения наркотика полиция отказывается, пока не будут получены результаты экспертизы. Несколько членов этой экстремистской молодежной группировки были арестованы во время беспорядков, учиненных недавно на митинге в центре города».

— Сегодня самый ужасный день в моей жизни, — заявила я, обхватив голову руками.

В этот момент раздался телефонный звонок. Прислушавшись, я различила еще и звонок в дверь — это была новая атака, вероятно вдохновленная успехами Стэнли Нормана. Судя по всему, человек, в течение четверти часа набиравший наш номер, не сомневался, что кто-то должен быть дома. Я прошла в коридор и сняла трубку.

Звонил мистер Поттер, банковский менеджер. Когда я сообщила ему, что моя мать не может поговорить с ним, поскольку будет отсутствовать до конца следующей недели, он выразил крайнее неудовольствие, именуя наше поведение «нарушением установленного порядка», но ни возражать ему, ни оправдываться у меня не было сил. Я была не в курсе нашего финансового положения. В этом я ничем не отличалась от остальных членов моей семьи. У меня существовало непреложное убеждение, что деньги в доме есть всегда и что так будет продолжаться вечно. Так что мне оставалось только терпеливо выслушать его и на каждое обвинение отвечать только «да, я понимаю». Но такая моя реакция вызвала у него еще большее раздражение. Когда же он заговорил о юридическом разбирательстве и судебном приставе, я вдруг осознала, что дело весьма серьезное и на снисхождение со стороны Поттера рассчитывать бесполезно.

— Простите мисс Бинг, но, мне кажется, что вы не очень хорошо понимаете, что происходит. Срок истек, и нам придется применить меры, если счета не будут погашены в самое ближайшее время.

Эти слова были произнесены настолько холодным и бесстрастным тоном, что мне в приступе отчаяния вдруг показалось, будто он давно выжидал удобного случая, чтобы нанести сокрушительный удар по дому Вальдо Бинго. Но внутренний голос подсказывал мне, что малознакомый человек вряд ли способен питать к моей семьей неприязнь и целенаправленно стремиться причинить нам зло. Требовать выплаты долгов — его законное право, возможно, от этого зависел его собственный доход, ему нужно обеспечивать своих детей, заботиться о престарелых родственниках или решать какие-то иные личные проблемы, но меня это уже не интересовало.

— Знаете, что я вам скажу, — начала я самым вежливым тоном, на какой была способна, — идите-ка вы к чертовой матери со своими счетами и срочными требованиями!

Я повесила трубку с чувством удовлетворения, радуясь собственной находчивости, ведь мне удалось избежать унизительных для репутации моего отца объяснений.

Такое количество неприятностей оказалось мне не под силу. Казалось, я потеряла всякую способность переживать и страдать, и даже мысль о том, что я безгранично несчастна, уже не так ранила меня.

Дирк, прибежав в мою комнату, запрыгнул на постель и улегся рядом с Марком-Антонием, положив голову на мою пижаму. Но я так и продолжала сидеть, глядя в окно невидящими глазами. Мария-Альба принесла мне завтрак, я взяла у нее поднос, чтобы она могла отдышаться, — ей нелегко было взбираться по лестнице в мою каморку под крышей.

— Я ждала, ждала, а ты не спускаешься. Знаю, тебе иногда хочется посидеть в одиночестве. Может, оно и правильно. Офелия is in cattivissimo итоге, eccome! (в самом скверном настроении!) Надулась так, что к ней не подступишься.

— Это я ее разозлила.

— Чепуха! — Мария-Альба тяжело опустилась на кровать, Марк-Антоний проворно отодвинулся на другой край, подобрав под себя лапы, но Дирк даже не пошевелился, только лениво облизнувшись. — Она, как любая женщина, боится, что ее бросят. А уж такая женщина, как она, Бог мой, и вовсе этого не переживет.

— Мне давно пора смириться, что в семье все против меня… — Голос мой дрожал, и я чувствовала, что вот-вот заплачу.

— Ну, ну, Хэрриет! — Она взяла меня за руку, погладила мою ладонь большим желтым пальцем. — Все будет хорошо. Сейчас у нас много проблем, но это скоро пройдет.

— Дело не только в Броне и Офелии. Банк больше не дает кредитов. У нас почти нет денег. И Порция пропала, неизвестно — что с ней. Что, если этот проклятый газетчик написал правду? Я имею в виду, что она могла, сама того не подозревая, познакомиться с каким-нибудь бандитом.

Я разрыдалась, прижавшись к груди Марии-Альбы, как всегда случалось со мной в детстве.

— Бедняжка моя, ты устала, поешь вкусный завтрак, который принесла Мария-Альба. Тебе станет лучше.

Я не могла отказаться от еды, хотя и не чувствовала себя голодной, но Мария-Альба ужасно обиделась бы, если бы я не попробовала ее бифштекс и пирог с грибами. Она до сих пор считала меня ребенком, которого можно развеселить и успокоить вкусным угощением.

— Мы будем экономить на всем, — прошептала я, вытирая слезы салфеткой, — никой новой одежды, поездок на такси, пока папу не освободят.

— О чем вы думаете? — мрачно глядя на нас исподлобья, спросил Брон. — Вас что угодно интересует, кроме меня. Мне уже двадцать шесть, а у меня нет и десятой доли славы, которая уже была в этом возрасте у Наполеона.

Брон надел элегантное черное пальто с меховым воротником.

— Замечательно! — оживленно воскликнула Офелия, разглядывая мех. — Очень похоже на норку.

— Это и есть норка.

— Не может быть! И сколько она стоит?

— Ровно пятьдесят фунтов. Можно было достать и подешевле, но мой магазин закрылся, пришлось купить в другом месте — в рассрочку.

Я ушам своим не могла поверить — непонятно было, откуда Брон взял деньги. Я тут же вспомнила о разговоре с Плоттером, но, боясь очередной ссоры, решила промолчать.

Раздался звонок в дверь, переполошивший Дирка, который тут же начал прыгать вокруг Брона, теребя за полы его пальто.