Облака среди звезд

— О постановке?

— В особенности о декорациях. — Руперт затянулся сигарой, так что ее кончик ярко засветился красным. Он вытянул ноги и глядел в потолок. — «Лир» — на редкость языческая пьеса. Боги появляются в огромном количестве — Зевс, Аполлон, Юнона, Геката и так далее. Природа представляется властной богиней, которую по ходу пьесы обожествляют то Лир, то Эдмунд. Режиссер придумал сделать «Лира» в стиле барокко. Удивительно несовременная концепция.

Я задумалась над его словами. Пока мне было совершенно непонятно, какое отношение все это имеет к убийству.

— Самое интересное в этой истории, — продолжал Руперт, — что именно ты навела Фоя на спасительную догадку.

— Я?..

— Надо отдать должное этому человеку — Фою, я имею в виду. Несмотря на то что для Вальдо все складывалось как нельзя хуже, он поверил собственному ощущению, что Вальдо мало похож на убийцу. Когда ты рассказала ему об этом сеансе, он также не воспринял это просто как полную ерунду. Он долго обдумывал это. Хотя он и полицейский, но довольно грамотный человек. Ему пришло в голову, что в самой пьесе есть что-то такое, что может подсказать ему ответ. Поэтому он отправился в театр сам. Постоял на сцене, на том месте, где был убит Бэзил. И прокручивал в голове все то, что ты ему сказала. И тут его осенило. Он понял связь между сеансом и пьесой. И тогда посмотрел наверх.

— Да? — Я наклонилась к нему, стискивая подлокотник дивана. Несколько полудогадок пронеслось у меня в голове, но, как оказалось впоследствии, все они оказались далеки от истины.

— Это все, что он сказал мне, и я не собираюсь больше ничего добавлять. Это триумф дедуктивного мышления Фоя, и мне не хочется присваивать его славу. Я уверен, что он пожелает рассказать это тебе сам. — Руперт покрутил сигару в пальцах, потом коротко взглянул на меня.

— Но что ты имел в виду, когда сказал, что из четырех находившихся там людей папа был единственным, кто не мог сделать это? Если бы я не была уверена в его невиновности, то, думаю, у меня бы тоже возникли подозрения.

— Помнишь костюмершу и двоих дублерш, которые находились за задником? Сцену они не видели, но видели, кто заходит и выходит оттуда. Они видели, как Вальдо последовал за Бэзилом. Эти трое обеспечили друг другу и Вальдо твердое алиби. Кто бы ни убил Бэзила, его в этот момент не было на сцене.

Я медленно выдохнула:

— Тогда действительно все в порядке. — У меня в голове теснились вопросы, но я видела, что Руперт смертельно устал.

— Давай ложиться, — предложила я. — Заполнить пробелы мы сможем утром.

Он бросил сигару в камин.

— Проклятые штуки. Сам не знаю, почему я их так люблю. Завтра буду чувствовать себя отвратительно.

Завтрак был подан позже обычного, чтобы дать отдохнуть уставшим путешественникам. Когда я спустилась вниз, Руперт был уже там, как всегда скрываясь за утренней газетой.

— Доброе утро, — коротко сказала я. — Прекрасный день, не правда ли?

Руперт взглянул в окно:

— Снег идет. — Он вернулся к газете.

Главным заголовком на первой странице было: «Вальдо Бинг невиновен». Под ним фотография папы в роли Шейлока, сделанная несколько лет назад. В этом гриме и с бородой он действительно был похож на убийцу. Не в силах сдержать любопытство, я села рядом с Рупертом и, вывернув голову под невероятным углом, заглянула в статью. Мелкими буквами под заголовком было напечатано: «Триумф детективного расследования». Я почувствовала приятную гордость за инспектора Фоя. Я уперлась подбородком в стол, чтобы прочитать дальше: «Лондонский театральный мир пребывал в большом беспокойстве с ноября, когда один из знаменитых актеров, исполнитель многих ролей в шекспировских трагедиях, сэр Бэзил Уинтергрин…» Складка на странице мешала мне читать дальше. Я осторожно расправила ее пальцем. Руперт опустил газету. Он выглядел рассерженным:

— Не делай этого!

Тут вошел отец с Корделией, висящей у него на локте. Он выглядел бледным и уставшим. Однако подмигнул мне и потрепал по плечу Руперта. Тот что-то промычал в ответ. Корделия пододвинула папе кресло, смахнула невидимые пылинки и расправила салфетку у него на коленях. Потом она подбежала к буфету, чтобы огласить меню. И устроила жуткий шум, звеня крышками, роняя ложки, ошпарившись горячим кофе и громко жалуясь. Я заметила, что Руперт закрыл глаза и глубоко вздохнул. Корделия уселась рядом с папой и, пока он ел, распевала приветственные гимны, стуча в такт ложкой по столу. Руперт бросил газету и вышел из комнаты.

— Странную фотографию они выбрали. Ты совсем не похож на себя. — Я показала ему газету. — У тебя тут фальшивый нос!

Отец рассмеялся, отказавшись читать статью.

— Я не думаю, что готов к образу Вальдо Безвинного. Уже привык к Вальдо Мяснику!

Корделия старалась не смотреть в мою сторону. Она была зла на меня за то, что я лишила ее возможности сыграть роль Роберты из «Железнодорожных детей», чей отец также был невинно осужден. Если бы я была правильной сестрой, то устроила бы все так, чтобы она могла кинуться к нему на шею с криком: «Папочка! О мой папочка!» — на глазах у всех домочадцев. Вместо этого я послала ее к нему в комнату, чтобы они встретились наедине. И дарованная небом возможность была навеки упущена.

Порции не было в ее комнате, и не было похоже, что она там ночевала.

— О! Погляди! — Мой взгляд упал на другую заметку на той же странице. — Как интересно! Фотография Руперта! Послушайте! «Дом английской оперы вчера сообщил, что Руперт Вувспурджес…» Они переврали его фамилию! «…был избран новым артдиректором. Ему тридцать два года, и он стал самым молодым человеком, занявшим это почетное место, за всю историю компании. Он занял место Тристрама Лоба, который недавно подал в отставку…» Вот это да! Вот темная лошадка! Пап, ты знал об этом?

— Он не сказал ни слова. Я даже не представлял, что такое возможно. Наверное, я совсем отстал от жизни. — Он улыбнулся. — Я рад за него. Он вытащил счастливый билет.

Я уже не в первый раз заметила, что улыбка отца стала какой-то кривой, словно он уже не мог от всего сердца радоваться чему-либо.

— Вальдо! — В гостиную вошел Арчи, выглядевший поразительно в куртке из кротового меха с бархатными лацканами и манжетами. — Руперт поведал мне радостное известие! Я очень рад, что ты больше не узник. А волосы! — Он изучил голову отца со всех сторон и нахмурился: — Шикарно! Действительно поседел в одну ночь, как Мария-Антуанетта! Дорогой мой, это так романтично!

— Тебе не кажется, что я выгляжу из-за этого… старым? Я подумывал о том, чтобы их покрасить.

— Ни в коем случае! Это придает тебе этакий брутальный шарм. Женщины будут падать к твоим ногам. А мужчины… — Арчи поднял брови и втянул щеки.

Отец передернул плечами.

Откровенно говоря, я всегда считала, что Арчи и Руперт являются идеальной парой для восстановления чьего-либо спокойствия. Они представляли собой удивительное сочетание скрытой доброты и внешней насмешливой жесткости. Я вспомнила почти с сожалением, что это наш последний день в Пай-Плейс. Завтра мы возвращаемся в Лондон, чтобы налаживать жизнь по-новому. Я спрашивала себя: почему эта перспектива меня не слишком радует? Дорогой папа опять займет свое центральное место в семье. Это было так удивительно, что я не могла думать об этом без слез. Только ничего уже не будет таким же, как раньше. Все мы необратимо изменились.

— Смотри, Арчи! — Я протянула ему газету и показала на фото Руперта. Арчи взял ее и прочел.

— Вот это да! И ни слова не сказал! Этот парень — гений. Пойду поищу его.

Но в этот момент Руперт сам вошел в комнату с письмами в руках.

— Ave, Caesar, te salutamus, — проговорил Арчи, низко кланяясь.

— Поздравляю, Руперт. — Мой отец приложил платок к глазам. — Я так горд за тебя, будто ты мой сын.

— Это значит, ты будешь теперь всеми командовать? — спросила Корделия. — Они должны будут делать все, что ты скажешь?