Облако Магеллана

— Представляю вам гипотезу, которая должна объяснить происшедшие события и определить наши дальнейшие действия.

Вчерашние трагические происшествия показывают, что Белая Планета населена, по-видимому, какими-то кровожадными существами, руководящимися в своих действиях чем-то непонятным для людей. Из разговоров я знаю, что так думают многие из вас. Этот взгляд я считаю неверным. Об этих существах мы знаем очень мало, но одно лишь несомненно: они разумны. Но тогда их поведение становится бессмысленным. К планете приближается звездолет, он высылает ракеты, а их уничтожают. Почему?

Гообар подробно рассмотрел вчерашнюю трагедию. По его словам, телевизорная ракета, которую тоже удалось вернуть на звездолет, уцелела не случайно, а потому, что очень существенно отличалась от остальных; и это различие состояло не в том, что на ней не было людей, а в том, что она была крупнее ранет с людьми.

Далее Гообар доказал нам, что эта трагедия тесно связана с мертвым спутником. Уничтожив его, мы создали яркую вспышку, уловленную на Белой Планете, и тем выдали свое присутствие. Обитатели Белой Планеты знали о существовании спутника, о наличии урановых бомб на нем и даже об их назначении; это доказывается найденными иа бомбах следами астрона. Догадавшись по вспышке о нашем присутствии, Планета стала следить за нами с помощью радаров и увидела, что мы направляемся к ней.

— И вот, — продолжал Гообар, — неизвестный звездолет достигает планеты и высылает из своих недр тридцать ракет. Маленьких ракет. Обитатели Белой Планеты — мы смело можем назвать их людьми — никогда не видели таких ракет, думаете вы? Неверно. Вспомните снимки, принесенные с мертвого спутника. Каким образом могли быть сброшены с него атомные бомбы? С помощью небольших, четырех-пятиметровых ракет. М а л е н ь к и х ракет. И вот в небе Белой Планеты появляется тридцать маленьких ракет под предводительством одной большой. Разве не ясно, что большая ракета несет команду, которая должна спуститься ниже облаков, высмотреть цель и обрушить иа нее урановые бомбы? Как избежать этого несчастья? Уничтожить бомбы. Но как? К счастью, обитатели Планеты когда-то побывали на мертвом спутнике, просвечивали бомбы, знают их устройство. Чтобы обезвредить бомбу вовремя, нужно взорвать ее пороховые заряды, сильно повысив их температуру. Но — думают эти люди дальше — мы поступим так только с бомбами. Большой ракеты с экипажем мы не тронем. Пусть неизвестные пришельцы видят, что мы не хотим воевать с ними, не хотим уничтожать их.

И весь этот план приводится в исполнение.

Если бы на месте неизвестных обитателей Белой Планеты были земные люди, то они, вероятно, поступили бы точно так же. Значит, неизвестные должны быть в точности похожи на людей. И, значит, в первой же межзвездной экспедиции, выбрав среди звезд ближайшую, узнав одну из миллионов планетарных систем в Галактике, мы сразу же обнаруживаем существа, сходные с человеком. Разве это не случайное совпадение и разве такая случайность возможна? Я отвечу так: схема человеческого рассуждения проступает в поступках неизвестных существ не потому, что она лучшая, а потому, что она обязательна. Чтобы овладеть материальными силами вселенной, человек должен был в течение тысячелетий выработать именно такие методы индуктивного и дедуктивного мышления, выросшие из простых рефлексов живой материи. Недалеко можно уйти, поклоняясь звездам, вместо того чтобы исследовать процессы в их недрах. Если же обитатели Белой Планеты создали высокую цивилизацию, — а это несомненно, — то их разум должен действовать по законам логики, подобной нашей. Обязательно ли при этом внешнее сходство? Конечно, нет. Условные рефлексы по своей сути одинаковы у обезьяны, кузнечика и акулы, но никто не назовет эти существа сходными анатомически.

В заключение несколько слов об общественном устройстве Белой Планеты. Мы знаем немного, зато самое существенное. Радарный сигнал, следивший за нашими движениями, был непрерывным, несмотря на вращение планеты; следовательно, его высылали передатчики, образующие всепланетную систему, и по мере того как одни заходили за горизонт, другие перенимали их функцию. Радарная защита имеет всепланетный характер, следовательно, в техническом отношении ее обитатели так же объединены, как и мы. Но для технического объединения необходимо объединение общественное. Мы должны попытаться наладить связь с обитателями Планеты. Удастся ли это сразу, неизвестно. От нас требуется многое — требуется нечто такое, чего никто на Земле от нас не требовал, — и мы должны выполнить это, ибо таковы законы истории. Человечество не может остановиться на своем пути. Мы должны сделать этот великий следующий шаг; а внутреннюю готовность на то, чтобы принять его последствия, мы найдем в сознании необходимости, которое уже для следующего поколения станет новой, высшей свободой.

Едва Гообар кончил, нак снова появился Тер Аконьян с бумагой в руке. Он прочел:

— «Совет астрогаторов — команде корабля.

В ближайшие годы человечество начнет совершать трансгалактические перелеты. Для них потребуются промежуточные космические станции на небесных телах, движущихся поблизости от солнечной системы. Положение системы альфа Центавра делает ее естественной базой таких станций для полетов в направлении к южному полюсу Галактики и к Облакам Магеллана. Обсудив все это, совет астрогаторов решил:

1. Продолжать попытки связаться с населением Белой Планеты.

2. Эти попытки могут закончиться гибелью корабля. В таком случае последующие экспедиции возобновят их, но постройка космической станции будет отсрочена на четверть века. Во избежание этого, прежде чем „Гея“ попытается связаться с Белой Планетой, из планет альфы Центавра будет выбрана одна, наиболее подходящая для постройки космической станции. Оставленные на ней механизмы начнут работу под управлением одного человека. Совет астрогаторов решил поручить эту работу механевристу — пилоту Зорину, так как он обладает всесторонним политехническим образованием и большим опытом в строительстве космодромических станций».

Астрогатор кончил чтение и оглядел зал, и тут я заметил, что сидевшая внизу Анна встала и вышла в боковую дверь. Из средней зоны протиснулся вперед Зорин, поднялся на возвышение. Легкий гул, послышавшийся в зале при последних словах Тер Аконьяна, утих. По законам межпланетной навигации человек не может оставаться на космодромической станции один и должен иметь хоть одного товарища. Зорин сейчас должен был его выбрать. Зал сосредоточенно утих, хотя все мы знали, что пилот сделал свой выбор заранее и сейчас только ищет того, кого выбрал себе в товарищи. Вдруг сердце у меня дрогнуло. Напрасно я говорил себе, что это бессмысленно, невозможно: кто я такой для Зорина? Только один из членов команды, едва знакомый человек… Вот будь на моем месте Амета…

Головы собравшихся чуть заметно приподнимались навстречу взгляду пилота и чуть заметно же опускались, когда он миновал их, и это напряженное ожидание проходило по залу, как волна. Потом его глаза остановились на мне так упорно, что, сам того не замечая, я встал.

— Ты согласен? — донесся до меня, словно издали, голос Первого астрогатора.

— Согласен, — ответил я, и зал глухо зашумел.

Зорин и Гообар беседовали с астрогаторами; потоки людей спускались сверху, окружали возвышение. Я вышел в пустой, тихий коридор. Во мне не было ни возбуждения, ни гордости, ни радости — ничего. Я шел долго и вдруг остановился: ноги сами принесли меня в фойе концертного зала. Сердце у меня сжалось, я подумал об Анне. Куда она могла пойти? Я приостановился, потом ускорил шаги.

Ближайший лифт поднял меня к саду. Я увидел Анну еще издали: она сидела на траве, густо усеянной незабудками. Раскрытыми ладонями она прикасалась к цветам, словно слепая. Я остановился позади нее.

— Это ты… — негромко произнесла оиа, но не тоном вопроса. Я присел в траве рядом с ней. Со стороны это должно было показаться смешным: двое взрослых людей сидят в траве, как дети.

— Ты был на собрании до конца? — спросила Анна.

— Да.

— Зорин?

— Да.

— И ты?

— Да.

Она молчала.

— Ты слушала потом дома? — спросил я.

— Нет.

— А откуда ты знаешь? Она подняла голову.

— Я так думала. А ты?

— Нет, — удивленно ответил я. Она усмехнулась.

— Ты всегда догадываешься последним.

С лицом у нее делалось что-то странное; я видел, как она старается улыбнуться. Потом она отвернулась, а когда снова взглянула на меня, то была уже вполне спокойна. Вдруг она спросила меня:

— Ты вернешься?

Я быстро приподнялся.