Область личного счастья. Книга 2

Но Женю не проведешь. Она помнит даже, как приходила сюда на субботник копать ямы и ставить сваи, на которых стоит вот этот перрон.

За лесом находится поселок леспромхоза, где она работала в годы войны, а в пяти километрах от лесопункта стоит пятая диспетчерская. Мимо нее сейчас по новой ветке проходят поезда на Бумстрой. А кажется, еще совсем недавно Женя сидела в этой избушке, ожидая, когда наступит конец беспросветной северной ночи и Марина приедет ее сменить. Приезжала Марина. Наскоро сдав дежурство, Женя, однако, не спешила уезжать на лесопункт в теплую духоту общежития. Они долго сидели, две подруги, и мечтали: вот кончится война, уедут они с постылого севера, и начнется хорошая, светлая жизнь. И о любви каждая по-своему мечтала.

Война кончилась, а Женя никуда не уехала. Наоборот, она всем сердцем рвется обратно в тайгу.

Кругом важно, по-весеннему шумела черная тайга. Синий, ноздреватый, как губка, снег лежал на вырубке. Он таял на солнце и с тихим звоном обрушивался на черные проталины.

На запасном пути стояла длинная вереница платформ, груженных ящиками и катушками с электрокабелем. И ящики и катушки были так огромны и прочны, что и отправитель и получатель этих чудовищных грузов казались Жене гигантами. Она прочитала на бортах платформ: «Весняна — Бумстрой» и почтительно подумала: «Мои попутчики, я тоже на Бумстрой».

Жене не было холодно в ее модном пальто и белой шали. Она стояла на дощатом перроне около чемодана, неправдоподобно яркая и красивая. Начальник станции в черном лохматом треухе долго смотрел на нее с порога служебного помещения. Потом он ушел и вернулся уже в красной фуражке. Задумчивым шагом он прошелся на некотором расстоянии от Жени и, вкрадчиво шипя, доверительно спросил:

— Извиняюсь-с, на бумкомбинат следуете? Женя поглядела на его широкое, как шаньга, лицо и ответила:

— На Бумстрой.

— Может быть, зайдете погреться? Поезд, извиняюсь, не скоро… Чайку, может быть, попьем…

Пританцовывая на тонких ножках и как-то по особенному играя плечами, он приблизился к ней.

— Родственники у вас там или так? — Он осторожно попытался взять ее под руку.

Женя, не сделав никакого движения, четким голосом сказала:

— Я еду к Виталию Осиповичу Корневу.

— Извиняюсь, — прошипел начальник, отдергивая руку.

Отойдя на почтительное расстояние, предложил:

— Если желательно в служебное помещение, прошу. Во всякое время.

Женя не успела спросить, когда же будет поезд, как начальник, судорожно дергая ножками, словно под ним была раскаленная земля, пробежал по платформе и скрылся в своем служебном помещении.

Сейчас же оттуда упруго, как мяч, выскочил круглый, упитанный человек, выскочил так стремительно, словно щеголеватый начальник вытолкнул его из двери.

Он что-то дожевывал на ходу и, изящно оттопыривая толстый мизинец, большим и указательным пальцем пощипывал щеточку темных усишек. Защитные солдатские брюки, заправленные в новые кирзовые сапоги, туго обтягивали его жирные ляжки. Из расстегнутого ворота гимнастерки выпирала красная шея.

Прищурившись, он внимательно оглядел Женю. После этого он поправил на голове грязноватую брезентовую кепочку. За ремешки он держал пузатую полевую сумку, тоже брезентовую и уже совсем грязную. Приблизившись к Жене скорым шагом, он искательно поклонился и как-то особенно напористо произнес, словно выстрелил из детского пугача:

— Факт!

Женя возмущенно фыркнула и, взяв чемодан, пошла к вокзалу.

Он шел за ней и объяснял, стреляя словами:

— Это фамилия у меня такая — Факт. На Бумстрое служу. По снабжению. Под суровым руководством супруга вашего.

— Отстаньте вы от меня, — сказала Женя. Но, видя, что упругий человек не отстает, она остановилась и спросила:

— Что вам от меня надо?

— Наоборот, — раскланялся Факт, — имею честь переадресовать этот вопрос супруге уважаемого начальника.

— Откуда вы взяли, что я его супруга? — спросила Женя, положив руку на грудь, чтобы успокоить встрепенувшееся сердце.

Факт тоже приложил ладонь с растопыренными пальцами к своей груди и с ласковой почтительностью склонил голову к плечу:

— Н-ну! — произнес он самодовольно. — Я — Факт. Мне известны все тайны. Вам хочется скорее уехать. Пожалуйста. Все устроим. Для того и живет на свете Факт, чтобы все устраивать. Для руководящих товарищей.

Он и в самом деле все устроил. Почтительно поддерживая Женю под локоть, он повел ее в домик, где жила стрелочница. За ним шел неизвестно откуда появившийся начальник станции и, все еще покачивая бедрами, нес ее чемодан. Поставив чемодан на пол, он стремительно удалился.

Женя спросила:

— Отчего он такой?

— Супруга вашего боится.

— А вы?

— Опасаюсь. Очень строгий начальник. Этого, в красной фуражке, Виталий Осипович за саботаж под суд отдали. Отправку грузов он задержал. Предупреждением отделался. А сейчас, как по жердочке ходит, рецидива опасается.

Женя пообедала и после бессонной ночи в вагоне уснула. Факт позвонил на Бумстрой и вызвал Корнева. Его искали по всем строительным объектам и не нашли. Тогда Факт прикрыл трубку ладонью и зашипел:

— Лина? Наш-то, оказывается, женат. Передай ему: едет жена. Сопровождаю бережно, как вазу. Ого, высший класс! А упаковочка так себе. Средняя.

Вечером Факт пришел за Женей и в темноте повел ее к платформам. Паровоз уже был прицеплен, он сердито выплевывал белые фонтаны пара в черное небо, и Жене показалось, что он рвется вперед и злится на людей, которые держат его на привязи.

Факт, поддерживая Женю под локоток, указывал дорогу. В свободной руке он нес пестрое одеяло. Поднявшись на платформу, усадил Женю между ящиками и накинул одеяло на ее плечи.

— Мне не холодно, — сказала Женя.

Факт пообещал:

— Будет холодно. Вы ко мне прислушивайтесь. Я тут не первый год. Знаю.

Поезд тронулся. Женя всматривалась в темноту, с трудом узнавая знакомые места. Но вот тревожно свистнул паровоз, из темноты вынырнула белая полоса лежневой дороги и немного в стороне — огонек в маленьком оконце. Все остальное тонуло в таежном мраке, но Жене показалось, что она увидала и скамеечку под окном, где когда-то рыдала она, рассказывая Марине о своей любви к Виталию Осиповичу. Всматриваясь в темноту, она разглядела знакомые верхушки елочек, похожих на кресты и широкую площадку разъезда, на которой простаивала двадцатка, машина номер двадцать. На ней ездил влюбленный в нее шофер. Мишка. Наверное, это он тогда в отместку выдумал, будто вокруг будки бродит росомаха.