Облава

– Правильно, – похвалил её Лагин, и Сорокин понял, что это и есть главный уполномоченный, приехавший закрывать церковь.

Булыга был в своём неизменном бушлате, в тельняшке, кепку держал в руке. Лицо мрачно, нахмурено, густые брови то и дело сползали вниз, сходились на переносице, и тогда казалось, что он вот сейчас разразится криком, руганью.

– Служба идёт? – спросил Лагин. – Конца ждать не будем. В присутствии верующих и объявим декрет. Это и будет актом пропаганды против религии.

– Подождать конца надо, – сказал Булыга, глядя сверху вниз на Лагина. – Ты не знаешь нашу публику.

– Значит, товарищ председатель, плохо агитируете вашу публику. А её давно уже надо было настроить по-советски. Пошли!

Смуглый хлопец в кожанке молчал и посматривал то на Булыгу, то на Лагина, как бы силясь угадать, кто из них прав. «Видно, татарин, а то, может, от Батыя родословная тянется», – подумал о нем Сорокин.

– Пошли! – повторил Лагин и первым направился в церковь, размахивая портфелем.

За ним поспешили Анюта с комсомольцами, хлопец в кожанке. Булыга и Сорокин вошли последними.

Служба шла. Отец Ипполит, видно, заканчивал проповедь. Густо пахло ладаном и воском от свечей.

Лагин, хлопец в кожанке и несколько комсомольцев стояли в шапках. Булыга, как заметил Сорокин, снял кепку ещё в притворе.

– Итак, дорогие мои парафияне, – говорил отец Ипполит, – бог беспределен и непостижим, и лишь одно в нем постижимо – его беспредельность и непостижимость. А то, что мы говорим о боге утвердительно, показывает нам не естество его, а лишь некую сторону его естества, ибо он есть нечто из числа явлений, существующих в силу того, что он выше всего сущего, выше даже самого бытия…

Ипполит видел, как они вошли в церковь, и голос его задрожал, фразы набегали одна на другую, путались слова. Стали озираться верующие, зашикали на вошедших, чтобы сняли шапки. Тот-другой из комсомольцев обнажили головы. Снял шапку и хлопец в кожанке. Лагин упорствовал.

– Ирод, – подошла к нему древняя старушка, – ты в храме. Шапку сними.

Лагин отмахнулся от неё, быстро прошёл к амвону, крикнул:

– Внимание! Слушайте все. Службу объявляю закрытой. Есть постановление уездного исполкома о закрытии вашей церкви – этого рассадника опиума и передаче её со всем имуществом государству. – Он нагнулся, поставил на острое колено свой блестящий портфель, щёлкнул замками, достал бумагу. – Вот это постановление. И я предлагаю прочесть его с амвона вам, гражданин священник.

После короткой гнетущей тишины среди прихожан возник гул голосов. Поначалу голоса были тихие, осторожные – люди ещё не поверили услышанному. Потом гул стал нарастать. Передние угрожающе надвинулись на Лагина, и тот встревоженно принялся искать в толпе Булыгу и хлопца в кожанке. Булыга стоял мрачнее тучи, смотрел в пол.

Ипполит взял протянутую ему Лагиным бумагу, читал молча, держа её на отдалении, лицо его серело, наливалось бледностью. Прочтя, сказал Лагину:

– Огласить это с амвона я не могу. Здесь все написано в оскорбительных выражениях. Это кощунство.

Лагин выхватил бумагу у Ипполита.

– Это саботаж, гражданин священник. Вы отказываетесь исполнить приказ исполкома.

– С амвона читать не буду, – твёрдо повторил Ипполит. – Читайте сами. Церковь передаю в ваше распоряжение. Ключи можете получить хоть сейчас же.

Сорокин, а за ним и Булыга с хлопцем в кожанке пробрались сквозь толпу прихожан к Ипполиту и Лагину.

– Михаил Игнатьевич, и вы, Максим Осипович, – обратился к ним священник, – того, что от меня требуют, я не могу выполнить. Я хочу, чтобы меня поняли: читать это в присутствии верующих нельзя. Это грозит эксцессом. Максим Осипович, вот прочтите…

– За этот самый… за бунт вы и ответите, – осмелел Лагин.

Сорокин попросил у Лагина постановление. Лагин подозрительно посмотрел на него, но бумагу отдал.

Булыга наклонился к Лагину – тот был ему по грудь, – сказал вполголоса:

– Браток, давай сделаем все это после службы.

– В прятки играть не станем, мы откроем людям глаза, – посмотрел тот снизу вверх на Булыгу.

Из толпы прихожан послышался гневный бас:

– Дак это ж они хотят царкву снистожить!

Толпа загомонила, подалась ближе к алтарю. То ли нарочно, то ли по неосторожности пискнула, мяукнула гармошка. Булыга вскинул руку:

– Тихо, сельчане, тихо! Никаких скандалов и безобразий! – И скомандовал комсомольцам: – А ну, брысь из церкви!

Гармонист, прятавшийся за спинами комсомольцев – все же стыдно было перед деревенским людом, – первым шмыгнул к двери; за ним, опустив головы, выскользнули и остальные комсомольцы.

– Что делается, что делается, – тяжко вздохнул Ипполит, а на выдохе зашёлся частым кашлем.

Сорокин читал постановление. Оно было написано и безграмотно, и, действительно, в таких выражениях, что не только в церкви – на обычном сходе неловко было бы прочесть. Оскорблялось и все духовенство, и все без разбора верующие. Огласи его в церкви – беды не миновать.

– Ну что? – спросил Булыга у Сорокина, когда тот закончил чтение.

Сорокин протянул бумагу Булыге:

– Это… это… Да вы сами почитайте.

Лагин хотел было взять постановление.

– Я прочитаю! – выкрикнул он злобно, срываясь на визгливый фальцет.

Сорокин спрятал бумагу за спину.

– Не позволю, – сказал, сдерживая дрожь в голосе. – И попрошу для продолжения разговора выйти из церкви. – Он первым направился к двери.

– Кто вы такой? – снова сорвался на визг Лагин. – Я уполномоченный из уезда.

– А я уполномоченный из Москвы, – ответил Сорокин, когда они все четверо вышли из церкви.

– Позвольте ваш мандат! – Лагин, обеими руками прижимая к груди портфель, ни дать ни взять боевой щит перед атакой, встал на пути Сорокина дерзко и воинственно.

Сорокин только взглянул на него с высоты своего роста, и была в этом взгляде плохо скрытая насмешка.

Тогда хлопец в кожанке, не произнёсший до этого ни единого слова, по-военному козырнул Сорокину и представился:

– Сотрудник губернской чека Сапежка. Предъявите документы.

Сорокин достал из кармана френча мандат и протянул чекисту. Тот читал недолго, монгольские глазки-треугольнички радостно засветились, излучая удивление и мальчишеский восторг. Потом Сапежка козырнул и передал мандат не Лагину, протянувшему за ним руку, а Булыге. Тот начал читать вслух, почти по слогам:

– «Выдан настоящий уполномоченному наркомата просвещения РСФСР… производить осмотры и брать на учёт… Советским учреждениям надлежит всячески содействовать товарищу Сорокину…» – Булыга так же, как и Сапежка, козырнул Сорокину, спросил удивлённо: