Чтение онлайн

ЖАНРЫ

Обман и чудачества под видом науки
Шрифт:

В марте 1952 года Комиссия по малому бизнесу при сенате вызвала Лосна в Вашингтон выяснить, откуда в его заведениях 62 запчасти «на учебные нужды», 45 из которых ещё и перепроданы за круглую сумму. «Не знаю, — сказал Лосн, — никогда не интересовался мелочами». Запутал Комиссию лосномической механикой, выходил возмущённым: «В жизни такого не выслушивал!», на что сенатор Б. Муди ответил: «Едва ли мы говорим об одном и том же, но готов с Вами согласиться»^2.

Сначала в Лосномический университет брали всех, но лишь отец учащейся забрал её судом^3, принимают одних парней. И на базе десяти классов — сейчас таких человек 20. На университетском дворике они мелькают изредка, за высоким забором. Преподавательский же штат — вообще невидимки. Местные журналисты допускают, что весь он состоит из одного Лосна.

Там строго запрещены алкоголь и табак: вещества ослабляют разоргов и воцаряют дезоргов. «Весь мир обыщи, а другого

такого животного, чтобы расхаживало с трубкой или сигаретой в пасти, сосало и раздувало дым, использовало нос вместо дымовой трубы — не найдёшь». Неприятие дыма Лосн проявил изобретя в 1946 году лоснодымоиспаритель. Права на приспособление (работает на всасывании и давлении) переданы университету.

Лучше всего Лосн оценивает телесные силы, рекомендуя студентам продуманную гигиену. Диету предлагает вегетарианскую, сырую, овощи-фрукты поедаются «от кожуры до сердцевины» включая семена. «Ни одного салата без щепотки свежей мелкорубленой травы». Перед и вслед за сном голову окунать в холодную воду. Пить как можно больше тёплой воды, спать без одежды, ежедневно менять постельное бельё.

Целования Лосн не признаёт. «Что может быть омерзительней мужского и женского лиц, друг друга сосущих, обменивающихся плевками, микробами изо рта в рот?» Лосн никогда не был женат.

Соль всей земли выйдет из Лосновского университета. Идея лосномики пойдёт по миру, от поколения к поколению, порождая новый биологический вид — расу, способную общаться телепатически (благодаря давлению и всасыванию), достигшую долголетия — об этом “A New Species” (1944) Лосна.

Теперь он состарился, поседел, высох, над стальносерыми глазами взлохмачены брови. Оливер Ройх в своих письмах называется казначеем Лосномического университета, сравнивает Лосновы глаза с калейдоскопом, «играющим, когда Лосн задумывается или рассказывает». Лосна окружили вероломные враги, только и ждут его смерти, чтоб завладеть недвижимостью. В последние годы окончательно стал пророком. С 1949 года планируются тысячи Лосновых церквей в городах Среднего Запада. Лосновская церковь Детройта проводит воскресные служения, до сих пор строят аналогичную в Де-Мойне. В последней книге “Lawsonian Religion” (1949) человек разъясняет свои религиозные верования: помесь метемпсихоза, лосномики и бесхриствого христианства.

В основе Лосновых заповедей любовь и доброжелательность. «За всю жизнь Альфред Лосн не возненавидел, не обидел ни одного мужчину, женщину или ребёнка, — пишет Лосн. — В былые времена нападающего на автора этих строк он хватал и швырял наземь для демонстрации силы и ловкости, а потом поднимал, дарил улыбкой, показывая незлобивость своей системы».

Хотя землю ничего хорошего не ждёт (дезорги полностью завладеют умами людей), разорги победят. К 2000 году все народы примут лосномику. Для лоснопромысла потребуются миллионы учеников. «Поэтому Лосномическому университету предстоит как можно скорее и массовей выпускать профессоров лосномики для Лосновских духовных училищ, преподавателей для Лосновских приходских школ, церковных проповедников и миссионеров, секретарские армии, лоббистов».

Лучше Лосна с ним попрощаться некому:

«Вперёд, друзья: былое — труп,

лишь завтра заживём.

В ком воля есть, тот рыбку съест,

став полон божеством».

Тупой, как Эйнштейн

В физике, химии, в любом другом естествознании чёткой грани между паранаучными спекуляциями и грамотными теориями не бывает. Одно в другое переходит плавно, всегда кто-то на ничейной земле. Так, Оливер Хевисайд — гремучая смесь учёного и чудака. Он единственный из великих физиков воевал против восходящей звезды теории относительности. Многие Хевисайдовы измышления столь нелепы, что ни один уважаемый журнал их не печатал. В то же время без Хевисайда не было бы современной электродинамики. Или Никола Тесла — отец двигателя на переменном токе, трансформатора, прочего немаложваного электрооборудования — с возрастом становился всё паранойяльней. В поразительной биографии “Prodigal Genius” Иван О'Нил знакомит с последними летами изобретателя — одичавшего эгоиста, к Эдисону завидливого, с фобией рукопожатий (передают инфекцию) и округлостей (вроде бильярдных шаров и жемчужных ожерелий), человеконенавистника и голубелюба (каждый день кормил), растрачивающего талант на изобретение мёртвых лучей, фотографирование мыслей с глазных сетчаток.

Бывает, теория единогласно не признана авторитетами, но обороняется столь хладнокровно, грамотно, умно, что не хочешь, а засомневаешься. Таков Крэгоров атом. Вкратце доктор Альберт Крэгор отрицает планетарную теорию атома, все электроны помещает в атомное ядро. Гравитация — от вращения положительных ядерных частичек. В Крэгоровых книгах [последняя — “A New Electrodynamics” (1950)]

учёное общество ничего ценного не нашло. Что не мешало Крэгору доцентствовать в Дартмуте, докторствовать в Корнелле, преподавать, изобретать. Здесь всё неоднозначно.

Но застревать в спорных примерах не нужно: очевидно ненаучных крайностей достаточно. Только теософренику может принадлежать, например, “Occult Chemistry” (1908, пересмотренное издание — 1919) Анны Безант и Чарльза Лидбитера — сплошь безделица. Исследование атомного строения, открытие неизвестных науке элементов методами ясновидения. Подобных книг болото — лучше ограничиться самыми интересными и весёлыми.

Так вот, едва учёное большинство признаёт революционную теорию, чудаки клеймят её авторитарность. В XIX – XX веках узурпатором выставляли Ньютона. Сотнями увесистых томов паранаука разделывала его под орех. Два тома оптической антиньютоновщины в цветных иллюстрациях накропал сам И.-В. Гёте. За недостатком экспериментаторского, тем более математического мастерства Гёте попал не в историю физики, а пальцем в небо^1.

Из Америки Ньютона энергично колет перо методистского священника Александра Уилфорда Холла Нью-Йоркского (1819 – 1902). Главным произведением у него 524-страничное 20-е издание книги “The Problem of Human Life”. В основном это антидарвинский памфлет, однако немало сказано в защиту исконно «телесной» физики. Всякая сила, включая гравитационную, «телесна», составлена из частиц, более мелких, чем атомы вещества. Световые, тепловые, электрические, магнитные, даже звуковые явления природы «телесны», как обоняемые частицы. В первом издании книги (1877) Холл пытается аргументировать стихами `a la Лонгфелло:

«Я приму без рассуждений,

что сверчковым стрекотаньем

иль чириканьем стрижовым

воздух весь кругом пронизан,

как любая вещь, что в нём,

его атомом телесным —

так душистые частицы

с тайных комнат вылетают,

что на розовых цветах».

Его Преподобие Холл был пойман на слове, что кузнечика можно услышать на расстоянии полутора километра. Будь волновая теория звука права, тысячи тонн воздуха должны взбалтываться слабой козявкой. В это не поверит никто — как будто в затопление огромного пространства букашечными частицами поверить можно! За такие возражения от Холла ждите в глаз. Десяток лет потрачено на правку ежемесячника “The Microcosm”, где задирался к современникам науки. Они игнорировали — Холл подумал, что спор выиграл.

В Америке у корпускулярной теории звука ещё один неутомимый защитник — Осип Бэтель (1839 – 1915) из Мидлбари, Вермонт. Распоряжался не одной фермой, 8000-ми гектаров вермонтских лесов, морганскими лошадьми, издательством. Последнее напечатало его главную работу — три 600-страничных тома “Ellen or the Whisperings of an Old Pine”.

Немногие американские книги превзошли чудаковатость “Ellen”. Все тома подражают Платоновым диалогам: 16-летняя Эллочка беседует с рассказчиком, оказавшимся древней вермонтской сосной. Откуда у обоих такая научная эрудиция, непонятно. Как Холл, Бэтель на дух не переносит волновые теории, которые в акустике — «чудовищная ложь». Не колебания камертона передаются зубцам и делают звук, но воздушный звук излучается камертоном и колышет его зубцы. Нападки на ортодоксальную алгебру с геометрией, 200 фотографий вермонтских ландшафтов. На всех побывала Эллочка.

Зато после Эйнштейна Ньютоновы теории уже не страшны. В физике со времён Ньютона Эйнштейн произвёл величайшую революцию — предсказуема злоба безумцев, сопоставимая с филиппиками на выдающегося предшественника. Только теперь еретики выступают под знамёнами Ньютона.

Поначалу не всё, что возражали (в основном, на французском и немецком) Эйнштейну, было лженаукой. Часто новую причудливую доктрину коллеги схватывали не сразу. Так, Чарльз Пур, профессор небесной механики в Колумбийском университете, написал книгу “Gravitation versus Relativity” (“Putnam's”, 1922), в которой критикует тогдашнюю экспериментальную базу теории относительности. Возражения серьёзные, заключения недогматичные. «Может, теория относительности права, но в её поддержку не предложено ничего решающего». Куда менее сдержана другая, всё равно полезная книга “The Case Against Einstein” (1932) Артура Линча. Много антиэйнштейновщины 1920–30-х годов — труд скорее неучёных исследователей и журналистов, нежели чудаков. Всего лишь поспешили напечататься до того, как поняли, против чего воюют. Даже в наше время многие уважаемые физики холят идеи, с теорией относительности несовместимые: удивительна хотя бы «кинематическая теория относительности» Э.-А. Милна.

Поделиться с друзьями: