Обман Инкорпорэйтед (сборник)
Шрифт:
– Карл?
– Да?
– Ты когда-нибудь простишь меня? Я не хотела засыпать.
Карл едва заметно улыбнулся. Трактат. Хорошо, что она… что она его не видела. Она думает, что он сердится на нее за то, что она заснула.
– Забудьте.
Он продолжал смотреть в окно. Небо было полно звезд, крохотных и ярких. При виде них он почувствовал себя спокойнее. Они были такие холодные, холодные и далекие. Словно фрагменты льда, увиденные с большого расстояния.
Он успокоился. Краска отлила от щек. Ушел румянец стыда, или что еще это было. Что же это было? Может быть, он никогда не узнает. Ужасно – не понимать. Что с ним произошло? Почему он так
Он резко отвернулся от окна.
– Как бы мне хотелось помочь тебе почувствовать себя лучше, – сказала Барбара. – Ты не скажешь мне, что с тобой такое?
– Забудь об этом.
– Может, тебя от вина тошнит?
– Нет.
– Хочешь еще? – Она взяла его стакан. – Я налью тебе еще.
– Нет. Не надо больше вина. – Ему надо было вернуться к себе. Собраться с мыслями. Подумать. Вот именно. Ему надо подумать. Вернуть свой рассудок. На какое-то время он потерял рассудок.
Карл сел на кровать, взял со стола бумаги. Торопливо начал упаковывать их в коричневую бумагу. Барбара наблюдала, как он дрожащими руками спешно обматывает сверток бечевкой.
– Ты уходишь?
– По-моему, так будет лучше. – Он встал и пошел к двери. – Увидимся утром. За завтраком.
– Но почему?
Карл покачал головой. Он был как в бреду. Думал лишь о том, чтобы убраться отсюда. Как можно скорее. Уйти, спрятаться. Там, где его никто не увидит. Он должен уйти, пока не натворил что-нибудь еще. Что-то ужасное. Его пронзил страх.
– До свидания. – Он схватился за дверную ручку.
– Ты правда уходишь?
– Да.
Ее глаза стали большими и яркими. Мгновение она стояла, глядя ему в лицо. Потом отвернулась.
– Спокойной ночи. Встретимся завтра.
Карл помешкал.
– Я…
– Спокойно ночи.
– Увидимся утром. За завтраком. Тогда и поговорим. Ладно. Завтра утром. Большое спасибо за вино. Спокойной ночи.
Внезапно лицо Барбары дернулось. Она напряглась, застыла.
– Подожди.
Карл задержался, озадаченный.
– Ты слышал?
Карл покачал головой.
– Нет. Что?
– Слушай!
Они прислушались. Но ничего, кроме собственного дыхания, Карл не услышал. Его пальцы снова сжали ручку. Ему хотелось уйти.
– Барбара…
И тут он услышал.
Кто-то поднимался на крыльцо снаружи. Вот еще один звук, далекий, слабый. Как будто кто-то скребется. Неторопливые шаги, далеко внизу кто-то шаг за шагом поднимается по лестнице, медлительно и грозно.
– Там кто-то есть, – сказал Карл.
– Шшшш!
Человек уже вошел в дом. Время шло, тянулось бесконечно. Человек пересек холл и добрался до внутренней лестницы.
– Он поднимается.
Лицо Барбары странно ожесточилось. Глаза сузились.
– Да. Поднимается.
– Кто это? Верн? – Карл говорил почти шепотом. Что такое с Барбарой? Вся застыла, как изваяние. Лицо неподвижное. Как из камня.
– Это Верн? – спросил он снова.
Она не отвечала. Человек добрался до верхней площадки. Теперь он шел по коридору, медленно, короткими переходами, тяжелыми неверными шагами.
– Он что-то несет? – спросил Карл.
– Да.
Шаги приблизились. Человек остановился прямо за дверью. Карл напрягся, прислушиваясь. Он мог различить дыхание. Тяжелое сопение, как будто дышал зверь.
Барбара подошла к двери. Карл дал ей дорогу. Она схватилась за ручку и широко распахнула дверь.
Посреди коридора стоял Верн Тилдон. Стоял он странно, глубоко засунув руки в карманы и покачиваясь вперед
и назад. Очки висели у него на носу, чуть не падая. Он смотрел на них поверх стекол. Из штанов торчал край рубашки. Галстук болтался. Верхние пуговицы рубашки расстегнуты.Что случилось? Карл отшатнулся. Что он делает здесь, в коридоре? Продолжая качаться с пятки на носок, Верн поглядел сначала на Карла, затем на Барбару. Его взгляд был пуст и туманен. Он весь осел, как кресло со слежавшейся набивкой. Улыбнулся им странной, сложной, таинственной улыбкой.
– Ну, – сказал Верн. – Как тут у вас дела? – и медленно вошел в комнату. – В чем дело? У вас что, кошка языки утащила?
Молчание.
– Или мне надо было сказать, кошки утащили ваш язык? – Верн прокашлялся. – Или, может…
– Ладно, – перебила его Барбара. И закрыла за ним дверь. – Сядь.
– Спасибо. – Верн отвесил глубокий поклон. – Спасибо. – Он обвел комнату неуверенным взглядом.
– Туда. – Барбара показала на стул.
– Спасибо. – Верн, покачиваясь, направился к стулу. И плюхнулся на него так, что воздух выдавился из-под него со свистом, как от падения тяжелого предмета. – Надеюсь, вы не возражаете против столь поздних визитеров.
Барбара молчала.
– Который сейчас час? – Карл огляделся в поисках часов. – Уже поздно?
Он двинулся к двери, сжимая коричневый пакет.
– Не уходи, – сказала Барбара тихо.
– Нет. Не уходи. Останься. – Верн вдруг рыгнул, его глаза затуманились. – Пожалуйста, останься.
Карл положил рукопись на комод. Подошел и нерешительно встал рядом с Барбарой.
Верн Тилдон молчал смотрел на них со своего жесткого стула, положив руки на подлокотники. Все молчали. Наконец Верн вздохнул. Он снял свои очки, достал из кармана платок и начал протирать стекла, неторопливо и тщательно удаляя с них каждую пылинку. Убрал платок в карман и надел очки. Положил ногу на ногу, откинулся на спинку стула и посмотрел на них, улыбаясь далекой, приятной улыбкой.
– Ну, что тут у вас происходит? – спросил он.
Они не ответили. Карл с несчастным видом смотрел на него сверху вниз, не зная, что сказать. Барбара подошла к комоду и взяла из пачки сигарету. Закурила и вернулась к кровати.
– Ну, Верн? – Она села. – Каким ветром тебя сюда занесло?
Верн нахмурил лоб, сосредоточился.
– Весенним.
– А?
– Лишенный покоя ароматами весны, набухающих почек и молодых ростков… – Он сделал паузу. – Я пустился в путь. – Он улыбнулся, сложив кончики пальцев в щепоть. «Точно старый, добродушный учитель, – подумал Карл. – Старый. Слишком старый. Клюет носом и бормочет всякую чепуху». И ему стало немного грустно, глядя на человека на стуле.
– Продолжай, – сухим голосом произнесла Барбара.
– Я взял и собрался. И вот я здесь.
Молчание.
– В конце концов, в то время, когда каждая травинка и каждая зверушка радуются компании друг друга, причем компании добровольной, негоже, кажется, мне лежать в нетопленой комнате между холодных простыней. Одному. Одному-одинешеньку.
Они молчали.
– В чем дело? – Верн посмотрел на них, подняв бровь. – Прошу прощения, если я что испортил. У тебя тут так мило, Барбара. По-моему, ты выбрала не ту профессию. Надо было тебе стать декоратором. Ты бы прославилась. Жаль, что ты пошла не по той дорожке. Конечно, я понимаю, это все не для каждого дня. Это все для особого случая, для представительских, так сказать, функций. – Он долго молчал, задумавшись. – Знаете, когда солнце заходит, становится очень темно.