ОБМАН ИНКОРПОРЕЙТЕД

— Спасибо, — с трудом пробормотал он наконец.

— Что вы пережили? — спросила девушка.

Он отвечал, запинаясь и сосредоточиваясь на каждом слове:

— В меня попал дротик с ЛСД. Не знаю, сколько времени он во мне пробыл. «Тысячи лет, — мысленно добавил он. — Со времён Рима до сего дня. Столетняя эволюция, каждый час словно год». Но сообщать об этом не было смысла, он не скажет девушке ничего нового. Несомненно, она жила на Терре и была подвержена, наряду со всеми, опасности получить как минимум остаточную дозу химикалий, распространяющихся через системы водоснабжения крупных населённых центров, — всё ещё смертельно опасное наследие войны 92-го года, превратившееся в неотъемлемую часть окружающей среды, с чем приходилось неохотно и молчаливо мириться.

— Я спросила вас о том, — повторила девушка со спокойной, почти профессиональной настойчивостью, концентрируя его внимание на себе и своём вопросе, — что вы пережили и что видели? Лучше рассказать кому-то сразу, пока воспоминание не потускнело. Позже припомнить будет очень трудно.

— Военная диктатура, — хрипло сказал он. — Бараки. Я там был. Но недолго; они добрались до меня довольно быстро. Но я это видел.

— Что-нибудь ещё? — Девушка не казалась взволнованной. Но она слушала внимательно, стараясь ничего не упустить. — Как насчёт солдата, выстрелившего в вас дротиком? В нём было что-то примечательное? Странное или необъяснимое?

Он помедлил.

— Всего лишь галлюцинация. Ведь вам известна лизергиновая кислота и её действие. О боже, да меня переполняли всяческие ощущения. Хотите снова услышать о Судном дне в дополнение к вашему собственному опыту? Или…

— О солдате, — терпеливо произнесла девушка с серебристыми волосами.

— Ладно, — прерывисто дыша от боли согласился Рахмаэль. — Мне привиделся циклоп из головоногих. — Он ненадолго смолк; усилие, понадобившееся ему для передачи воспоминания словами истощило ненадёжный запас его сил. — Этого достаточно? — сердито добавил он.

— Обитающий в воде? — Она не сводила с него сияющих умных глаз, не позволяя ускользнуть. — Нуждающийся или явно желающий…

— В соляной оболочке… — Он заставил себя дышать размеренно, оборвав фразу на середине. — Признаки обезвоживания, трещины кожных складок. Судя по миазмам, я предположил быстрое испарение эпителиальной влаги. Возможно, указывающее на гомеостатическое нарушение. — Он отвёл глаза, не выдержав её упорного требовательного взора, — напряжение оказалось не по силам его убывающей энергии, способности сосредоточить своё внимание. Пятилетний срок абреакции [18] от наркотического периода, — сказал он себе. Возвращение к пространственно-временной оси раннего детства наряду с ограниченной областью сознания и незначительными способностями мальчишки-дошкольника — вот проблема, которую следует решить, но она слишком сложна. И она останется таковой, даже если он сможет вырваться и восстановить функцию взрослого со зрелой способностью рассуждения. Рахмаэль потёр лоб, чувствуя боль и напряжение, словно мучимый хроническим синуситом в опасной стадии. «Изменение болевого порога, — тупо подумал он. — Из-за наркотика. Привычный дискомфорт, обычные соматические импульсы — всё усилено до невыносимого предела и при этом абсолютно ничего не значит».

18

Абреакция (психол.) — освобождение от напряжения, вызванного подавленными эмоциями, с помощью проигрывания конфликтных ситуаций.

Заметив его угрюмое внутреннее сосредоточение, девушка сказала:

— Вы не испытывали прежде под действием ЛСД физиономических изменений такого типа? Вспомните о начальном побуждающем эпизоде во время учёбы в начальной школе. Можете вернуться так далеко в воспоминаниях?

— Тогда это контролировалось, — сказал Рахмаэль. — Одним из психологов Квалификационного совета компании «Вес-Дем», этих никчёмных дам в синих халатах — как там они называли себя? — кажется, психолетиками. Или психоделитриссами — я забыл, как именно. Наверное, мною занимались в разное время обе эти группы. Разумеется, я снова прошёл этот курс и позже, в двадцать три года, согласно закону Маклина о психическом здоровье. «Однако всё дело именно в контроле, — мысленно добавил он. — Когда рядом находится некто обученный, способный делать и говорить то, что нужно, способный поддерживать контакт со стабильным, объективным koinos kosmos, с тем чтобы я не забыл: видимые мною базисные типа исходят из моей собственной психики и являются, по определению Юнга, архетипами, возникающими из подсознания, чтобы заполнить сознание личности. Порождения коллективного, надличностного внутреннего пространства, великого моря неиндивидуальной жизни… Море, — думал он. — Отсюда моё восприятие физиономических трансформаций солдата ТХЛ. Следовательно, я видел базисный тип, как неоднократно ранее, — не тот же самый, конечно, поскольку каждый эпизод под воздействием наркотика уникален».

— А если бы я сказала вам, что ваши видения не были мистикомимикрией? — спросила девушка.

— То, что я видел, не могло быть психоделичным, — отозвался Рахмаэль. — Это не было расширением сознания либо повышением чувствительности моей системы восприятия.

— Почему бы и нет? — Девушка с интересом уставилась на него. Из гостиной появились ещё двое, оставив телевизор с громогласным изображением несгибаемого президента Омара Джонса, — тощий угрюмый мужчина в очках с золотой оправой и пожилая женщина со свисающей складками плотью, безжизненными окрашенными в чёрный цвет волосами и множеством чрезмерно изукрашенных браслетов на пухлых запястьях. Обоим, похоже было непонятно направление разговора, они вслушивались молча, почти завороженно, и вскоре к ним присоединилась третья персона — разодетая в яркие тона женщина с тяжёлыми веками, возрастом слегка за тридцать. На ней была перевязанная на талии синяя мексиканская рубашка из хлопка, открывающая эффектно затенённую гладкую кажу, крашенные джинсы в обтяжку, а под рубашкой — блузка, расстёгнутая с целью демонстрации поразительно гибкого тела. Рахмаэль не мог отвести от неё глаз, совершенно забыв о разговоре.

— Это мисс де Рангс, — проговорил мужчина с угрюмым лицом в золотых очках, кивая на потрясающе яркую красотку в мексиканской рубашке. — А это Шейла Куам. — Он указал на девушку с серебристыми волосами, приготовившую для Рахмаэля син-кофе.

В дверях кухни появился здоровяк, не выпускающий изо рта зубочистки. Он улыбнулся кривой, но дружелюбной улыбкой, открывающей сколотые неровные зубы.

— Я Хэнк Шанто, — представился он и протянул руку, которую Рахмаэль пожал. — Все мы долгоносики, — пояснил он Рахмаэлю. — Вы тоже долгоносик — вы этого не знали? В какую из псевдореальностей вы попали? Видимо, она не из худших? — Он изучающее уставился на Рахмаэля, его челюсти работали, на грубом лице читалось лукавое, но никоим образом не злобное любопытство.

— Все мы учимся, — произнёс вызывающе и с необъяснимым волнением курчавый юноша, обращаясь прямо к Рахмаэлю, словно бросая ему вызов, подразумевающий скрытые разногласия, о которых тот не имел понятия. — И все мы больны, нам нужно выздороветь. — Он вытолкнул вперёд стройную коротко стриженую, нарядно одетую девушку с резко очерченным изящным лицом. Она уставилась на Рахмаэля возбуждённо, почти с мольбой — но почему, если юноша (непомерно развитые плечи и мускулатуру которого он впервые заметил) уже отпустил её. — Верно, Грет? — требовательно осведомился парень.

— Я Гретхен Борбман, — представилась Рахмаэлю девушка тихим, но абсолютно спокойным голосом. Она протянула руку, и он машинально пожал её, почувствовав гладкую и слегка прохладную кожу. — Добро пожаловать в нашу маленькую революционную организацию, мистер… — Она сделала вежливую паузу.

Он назвал своё имя.

— Арабо-израильтянин? — поинтересовалась Гретхен Борбман. — Из Федерации семитских народностей? Или из фирмы, занимавшейся перевозками, она раньше была крупной, а теперь исчезла… Не называлась ли она «Аппельбаум Энтерпрайз»? Вы имеете какое-то отношение к тому, что случилось с ней и её прекрасным новым кораблём, «Омфалом»… кажется, это был ваш флагман?

Поразительно, что она об этом не знала; СМИ создали из полёта «Омфала» в систему Фомальгаут столь грандиозное событие, что знать о нём обязан был каждый, по крайней мере, на Терре. Но здесь была не Терра, а привычная для гуманоидов среда обитания вокруг Рахмаэля давно поблекла, обратившись в гротескный призрак из клейкой морской тины, налипшей на испаряющую влагу циклопическую физиономию, которая источала едкую вонь, словно её полоскали в нечистотах, — признак вырождения до состояния гидрокинетически управляемой органической ткани того, что некогда было или казалось — человеческим существом (хотя бы убийцей-наёмником из «Тропы Хоффмана лимитед»).

— Да, — осторожно согласился он, и в глубину его ментального аппарата отправился по цепочкам связи тревожный сигнал, который насторожил особый чувствительный механизм. Отныне он останется наготове, пока не прозвучит команда отмены, и Рахмаэль практически не сможет на него повлиять.

— «Омфал» был — и до сих пор является — единственным активом нашей фирмы. Без него мы ничего собой не представляем. — Он осторожно рассматривал группу людей, называющих себя долгоносиками, желая выведать, не подозревает ли кто-либо из них о мучительной и бесплодной попытке полёта на Фомальгаут. Никто из них не подал виду, никто не заговорил и не состроил знающей гримасы. Общее отсутствие ответной реакции столь долгое время ввергло его в тревожную растерянность. И на него снова накатила пугающая и внезапная, как и прежде, волна наркотического состояния; время в его восприятии вдруг совершило скачок, изменив все предметы и людей, находящихся в комнате. ЛСД вернулась, по крайней мере ненадолго, и это не удивило его, но время было выбрано неудачно. Он вполне мог бы обойтись без сюрприза в эту решающую минуту.