Обман зрения

Над этим огромным панно с множеством фигур и сюжетов я трудилась дольше всего. Как и все другие, я набросала его угольным карандашом. Центром композиции была фигура молодой женщины в пышном белом платье. В руках она держала букет с кружевами и длинными струящимися лентами. Из-за ее плеча выглядывал симпатичный молодой человек во фраке, сопровождающий ее на балу. На месте лица у нее был пустой овал, который придавал фигуре несколько сюрреалистический вид.

— А эта девушка, кто она? — наконец заговорила миссис Гриффин, не отрываясь от безликой фигуры.

— Ваша дочь, — тихо ответила я.

— Моя дочь…

— Да, если вы не возражаете. Я подумала, что раз этот зал был задуман для нее, она должна стать его центром. Вы ведь построили его специально для ее первого бала?

Миссис Гриффин не ответила. Ее молчание меня насторожило. Я никак не могла понять, понравилась ли ей моя идея.

— Видите ли, — продолжала я, — мне показалось интересным запечатлеть это замечательное событие, как бы отдавая дань восхищения вам и вашей дочери.

Старая дама по-прежнему молчала.

— Конечно, это только набросок, — занервничала я. — Я могу кое-что поменять или вообще все переделать, если вы захотите. Уголь легко стирается. Считайте, что это только эскиз, представленный вам на утверждение. Я могу его уничтожить и начать все заново.

Почувствовав у себя в голосе извиняющиеся нотки, я замолчала. Миссис Гриффин не проронила ни слова. Мне казалось, что прошла целая вечность. Что происходит у нее в голове? Наконец по ее лицу поползла слезинка.

— Как вы узнали о лентах и кружевах? — глухо спросила она.

— Вы о букете? Я не знала. Это просто моя фантазия.

— А платье? Откуда вы знаете, как оно выглядело? Ее никогда не фотографировали в полный рост.

— И платье я тоже придумала.

Она повернула ко мне застывшее лицо.

— Это ее платье и ее букет. Поза, застенчивость, все как у нее. Кроме лица. Вы не нарисовали лицо.

— Я не хотела вас огорчить, миссис Гриффин.

— Огорчить меня…

Я затаила дыхание. О чем она думает сейчас? Миссис Гриффин подняла руки и, сложив пальцы рамкой, стала рассматривать через нее отдельные детали. Она бегло оглядела другие стены, все время возвращаясь к центральному панно и портрету своей дочери. Потом вдруг энергично вскочила со стула со словами:

— Абсолютно правильный выбор! Это будет чудесно.

Я с изумлением наблюдала, как она подходит к каждому панно, отмечая понравившиеся сценки. Сейчас это была совершенно другая женщина — помолодевшая и полная жизни.

— Вот это особенно удачно, — сказала она, указывая на часть стены, которой я особенно гордилась. — И вот это тоже — у вас такая богатая фантазия… столько выдумки… Когда вы закончите, эта панно будет просто украшением зала.

И дальше в том же духе.

Ее замечания не просто льстили моему самолюбию, они были удивительно точны. Она безошибочно распознавала скрытый смысл моих рисунков и все те настроения, что я пыталась в них передать. Продолжая восхищаться моей работой, она выделяла ее лучшие фрагменты, обращая внимание то на складку шторы, то на какой-нибудь цветок или выражение лица, словно это были бесспорные шедевры. Тревога ожидания, усугубленная ее молчанием, сменилась чувством упоительного торжества. Ее поразительная способность видеть конечный результат в очень приблизительных набросках привела меня в восторг. Она дала мне почувствовать, что я ничуть не уступаю своему кумиру — Веронезе.

Потом мы обсудили цветовое решение, придя к обоюдному согласию, что оно должно быть по возможности приглушенным, чтобы белоснежное платье Кассандры ярко выделялось на общем фоне.

— Только не торопитесь, — сказала моя заказчица. — Можете работать как угодно долго. Это должно быть совершенное творение.

— Я так рада, что вы одобрили мою идею, миссис Гриффин. Сначала мне показалось, что вам не нравится.

— Я просто была потрясена. Это как раз то, чего мне хотелось. Так редко удается получить сразу то, что хочешь. Конечно, у меня не было четкого представления о формах, но, увидев вашу работу, я поняла, что это то, что надо. Сама я ничего не могу создать, но у меня нюх на талантливых людей. Умение правильно выбирать — залог жизненного успеха.

Фрэнсис говорила медленно и с видимым усилием. Было видно, что она уже выдохлась.

— Извините меня, — произнесла она наконец. — Я очень устала.

Я предложила проводить ее домой, но она отказалась, заявив, что хочет побыть одна. Я смотрела, как она медленно карабкается по лестнице, цепляясь за перила, словно вот-вот упадет. Поднявшись наверх, она еще раз взглянула на центральное панно.

— Очень впечатляет, — заметила она. — Даже на расстоянии.

И с этими словами исчезла в саду.

После ее ухода я долго стояла в зале, размышляя над произошедшим. Мне по-прежнему нравилась моя работа, но то, что она была столь высоко оценена великой Фрэнсис Гриффин, меня просто окрылило. Ее энтузиазм вдохнул в меня энергию. Мне не терпелось приступить к работе, но я решила до конца насладиться своим триумфом.

Глядя на безликую фигуру Кассандры, я громко произнесла:

— Я нарисую твое лицо последним. Когда все будет готово к празднику, который я готовлю для тебя.

После этого я сразу же начала действовать: разложила краски и кисти и составила общий план работы. Однако мое торжество скоро омрачилось сомнениями. Слишком уж с большой готовностью восхищалась миссис Гриффин моими рисунками. Сейчас ее восторги уже казались мне преувеличенными и не вполне искренними.

Легендарная Фрэнсис Гриффин, сформировавшая вкусы целого поколения своими высокими требованиями к стилю и мастерству, была известна своей взыскательностью. Несмотря на все достоинства моей работы, она, надо признать, была далека от совершенства. Уже сейчас мне были видны недочеты, требовавшие исправления. Тогда почему миссис Гриффин так неумеренно расточала свои похвалы? Если верить тому, что о ней говорили, даже сам Веронезе не избежал бы критических замечаний, представь он ей свои картины. У меня же она не нашла к чему придраться, а я ведь далеко не Веронезе. Гораздо естественнее было бы услышать какие-то замечания или предложения.

Я снова задалась вопросом: что это — изощренная игра или плод моего слишком живого воображения, которое во всем видит тайные происки? Я решила отбросить все сомнения, отписав их на счет неуравновешенности артистической натуры. Возможно, я действительно себя недооцениваю или блестящая дама с возрастом стала менее требовательной. В любом случае нельзя допускать, чтобы радость успеха была омрачена какими-то беспочвенными сомнениями.

В конце дня, когда я уже собиралась уезжать, Дин вручил мне нарядную коробку, перевязанную лентой.