Обман

Меркюрен оторвался от перегонного куба и вышел на середину комнаты.

— Мишель, вы же читали то, что подписано именем Денис Захария. Я вижу, что вы неохотно говорите на эти темы, но не понимаю почему. Ведь вы тоже адепт Великого Деяния и превосходный астролог. Почему вы стараетесь это скрывать?

Мишель заерзал на стуле, не глядя другу в глаза.

— Я добрый католик и стараюсь держаться подальше от всего, что не одобряет церковь. Алхимия осуждена многократно и отчасти также астрология, несмотря на вмешательство Пьера Эйи и других защитников. Поэтому, владея этими науками, я избегаю ими заниматься.

— Можно, я скажу напрямую? — Не дожидаясь ответа, Меркюрен продолжал: — Должен быть еще какой-то мотив, препятствующий вам заниматься оккультной философией. Вы владеете исключительными познаниями, но не решаетесь их применить. Поверьте мне, как бы вы себя ни насиловали, вам на роду написано не быть посредственностью.

Мишеля эти слова буквально потрясли. В сознании снова ярко вспыхнули забытые образы: жестокое лицо Ульриха, боль от странного и отвратительного обряда инициации, доступ к сферам, где правит безумие… Его «я» вдруг стало пугающе расширяться, и ему пришлось выдержать отчаянную схватку с кошмаром, который снова чуть не завладел сознанием. Из схватки он вышел победителем, но тело бил озноб, как в лихорадке.

Стараясь отделаться нейтральной фразой, он прошептал, еле шевеля губами:

— Моя единственная задача — служить Господу. Это написано и на моем фамильном гербе: «Soli Deo». Богу Единому.

— Вы уверены, что девиз имеет именно такое значение? — язвительно спросил Меркюрен и сразу продолжил, боясь еще больше смутить друга: — Ведь алхимия вовсе не противоречит религии. Только глупость инквизиторов понуждает их думать подобным образом. Мы служим Господу, сообразуясь с его моделью мироздания и становясь, в свою очередь, творцами. Превращая неблагородные металлы в золото, мы лишь подражаем божественному превращению хаоса в совершенство.

— Однако до сих пор никто в этом не преуспел, — заметил Мишель, приходя в себя.

— Никто, пока я…

Меркюрен прервал себя на середине фразы. Из перегонного куба распространилось нежное благоухание, отдававшее розами, алоэ и другими бархатистыми ароматами.

— Получилось! — радостно воскликнул он, — У нас есть еще одна порция противочумного состава! Возьмите-ка флакон из этого шкафчика наверху. Сейчас начнут конденсироваться капли жидкости!

Мишель бросился к шкафчику и, потянувшись за стеклянным флаконом, уронил какую-то медаль, которая со звоном покатилась по полу. Он нагнулся ее поднять, и у него перехватило дыхание: на одной стороне была изображена обнаженная женщина на фоне созвездий Быка и Овна, на другой король верхом на орле. Король любовался на свое отражение в зеркале, которое держала перед ним фигура довольно причудливого вида: существо с куриной головой, со стрелой в руке и с ногами, похожими на длинные когти или, пожалуй, на пару змей.

Это изображение особенно потрясло Мишеля.

— Абразакс… — прошептал он.

Склонившийся над кубом Меркюрен резко выпрямился.

— Значит, вы тоже знаете… И ничего мне не говорили! — Он снова принялся изучать кончик змеевика. — Флакон, скорее!

Мишель положил медаль на место и поспешил с флаконом к змеевику, из которого как раз показалась первая капля густой жидкости. Флакон наполнился достаточно быстро, так что понадобился другой. Потом капли иссякли. Нежный аромат, наполнивший комнату, усилился.

— Маловато, но на пару дней хватит, — заметил Меркюрен. Он пристально взглянул на Мишеля. — Слово «Абразакс» известно не многим, и еще меньше людей знают его значение и силу, которую оно способно дать. Что вы об этом знаете?

— Я отвечу числами, — отозвался Мишель, стараясь за полуулыбкой скрыть свое состояние. — Один, два, двести, один, двести, один, шестьдесят.

— Так вы адепт! Я так и думал!

Весь сияя от радости, Меркюрен все же предусмотрительно оглянулся по сторонам.

— Я обязательно должен показать вам одну книгу.

Он подошел к еле заметному за большой печкой запыленному шкафчику и открыл дверцу. Там лежала внушительных размеров книга. Аптекарь вынул ее и протянул другу.

— Это очень редкое издание, не многие им владеют. Она напечатана в Антверпене под редакцией некоего Шифле. Листайте осторожно.

Мишель бережно открыл тяжелый матерчатый переплет. Появилось название, прочитав которое он сразу вздрогнул: «Disquisito antiquaria de gemmis Basilidianis, seu Abraxoi apistophistus» [9] . Затем под буквами IA следовала принадлежность книги: ее владельцем был Иоанн Счастливчик, каноник из Эйр-сюр-ле-Ли в Артуа. Достаточно было просто пролистать похрустывающие страницы рукописи, чтобы по одним гравюрам догадаться, что речь в ней идет об изготовлении амулетов, и на многих из них красовалось изображение человека с птичьей головой и змееподобными ногами.

9

«Исследование старинных василидианских гемм с изображением Абраксоса». Гностическая секта василидов здесь упомянута не случайно: у василидов считалось священным число триста шестьдесят пять, и числовая символика Абразакса тоже связана с этим числом. Особенно ярко она выявлена в гл. «Агония чудовищ». ( Прим. перев.)

Нотрдам вгляделся в лицо Меркюрена, силясь понять, что тот имел в виду, назвав себя «адептом».

— Из этого текста вы и узнал и об Абразаксе?

— Да, но не только из этого. Эту книгу дал мне Жан Фернель. Вы с ним знакомы?

— Нет.

— Он не принадлежит к истинным алхимикам, он скорее маг, большой знаток еврейской каббалы. Это он посвятил меня в секрет изготовления медальонов, один из которых вы видели. А знаете, кто эта обнаженная женщина? Для кого изготовлен талисман?

— Откуда же мне знать? — нервно спросил Мишель.

— А я вам скажу по секрету.

Меркюрен прошептал ему на ухо несколько слов. Пораженный Мишель выпрямился.

— Дофина?

— Можете называть ее королевой. За год, проведенный среди чумных больных, вы отстали от жизни. Наш король, к прискорбию, находится при смерти. Он протянет от силы несколько месяцев, может, несколько дней, и ему наследует принц Генрих, а Екатерина — его жена.

— Я ничего об этом не знал, — пробормотал Мишель.

Да, привычка изолироваться от мира и отстраняться от поли гики его подвела. В королевстве менялись порядки, а он и не знал. Что же станется теперь с гугенотами, которые так ненавистны будущим суверенам? Их тоже постигнет участь вальденсов? Дрожь пробежала по телу. Да нет, гугеноты гораздо сильнее горстки горных жителей, резней их не одолеть. Но отчего же в дальнем уголке его сознания всплыл образ крови?

Меркюрен подошел к нему вплотную.

— Теперь ваша очередь, друг мой, — сказан он шутливым тоном, но достаточно решительно, — Как вы сами узнали об Абразаксе?

Мишель сразу насторожился. После печального опыта с Молинасом в Монпелье это слово перестало быть для него гарантией единомыслия. Он притворился, что зевает.

— Мне говорил о нем дед с материнской стороны. Теперь же прошу меня извинить. Я очень устал, а завтра с утра нам предстоит обойти весь город, чтобы доставить больным ваш препарат.

— Воля ваша, — сказал явно разочарованный Меркюрен. Он взял из рук Мишеля книгу и снова спрятал ее в шкафчик.

На следующее утро солнце, сиявшее над Эксом, хотя до весны было еще далеко, словно оповещало о скором конце эпидемии. Больные, которых Мишель и Меркюрен обходили каждый день, выглядели гораздо лучше, и санитары сообщали, что количество умерших ощутимо сокращалось. Город все еще выглядел как призрак, и над ним висела угрожающая тишина, но трупов, но крайней мере на улицах, уже не было. Врачи и санитары, хотя и носили по-прежнему кожаные жилеты, а иногда и колокольчики, привязанные к щиколоткам, уже не боялись прикоснуться к больным руками. Никто больше не жевал чесночные дольки и не дышал никакими эссенциями, кроме тех, что готовил Меркюрен. Теперь свой состав он раздавал еще и в пилюлях.