Обман

— Из-за Кураши он потерял голову, — скорее для себя, чем для Барбары, уточнила Эмили. Она пристально смотрела на вентилятор, который вчера притащила с чердака. Ей так до сих пор и не удалось запустить его.

— Могу представить себе, как все было, Барб, но ты забываешь одну деталь, а именно — свой же собственный вчерашний аргумент. Зачем любовнику было нужно перетаскивать тело в дот? Ведь все могло сойти за несчастный случай. А еще и «ниссан» потрошить?

— Да… этот проклятый «ниссан», — в раздумье сказала Барбара, понимая, что Эмили только что не оставила камня на камне от ее теоретических построений. Но, обдумывая вновь события той ночи: тайное свидание, роковое падение, перетаскивание тела, разгром машины, — она вдруг увидела еще одну возможность развития действия. — Эм, а что, если во всем этом принимал участие кто-то третий?

— Menage-а-trois? [36] И что же из этого следует?

— А если любовник Кураши не был убийцей? Где у тебя фотографии места преступления?

Эмили снова начала рыться в бумажной куче на своем столе. Она извлекла из нее папку и, вынув фотографии, рассортировала их, отложив в сторону снимки тела, а снимки места преступления разложила веером на столе. Встав позади стула Эмили, Барбара из-за ее плеча принялась внимательно рассматривать фотографии.

— Что ж, — согласилась Эмили. — Допустим, что так. Как будет выглядеть сценарий, если убийцей был не любовник Кураши? В пятницу человек, с которым Кураши намеревался встретиться, либо уже был на Незе, ожидая появления Кураши, либо ждал его где-то по пути на свидание. Согласна?

36

Супружество втроем (фр.)

— Согласна, — ответила Барбара и принялась развивать предложенный Эмили сценарий: — Итак, если этот человек видел или слышал, как Кураши упал, а может быть, он нашел его уже мертвым внизу на ступенях…

— …то вполне логично заключил, что это несчастный случай. Перед ним встала дилемма: либо оставить тело на месте падения, чтобы его обнаружил кто-то другой, либо самому сообщить о несчастном случае.

— Так, так. Если он хочет сохранить их связь в тайне, он не трогает тело. Если ему все равно, узнает ли кто-то…

— …он сообщает о том, что произошло, — докончила Эмили.

— Однако все будет выглядеть иначе, если любовник Кураши действительно видел в ту ночь что-нибудь подозрительное.

Эмили начала медленно поворачивать голову от лежавших на столе снимков, пока ее взгляд не встретился со взглядом Барбары.

— Если любовник видел… — медленно произнесла она. — Господи, Барб. Ведь тот, с кем Кураши собирался встретиться там, должно быть, понял, когда он упал, что это убийство.

— А поэтому любовник Кураши и не показывается, ожидая, что будет. Он видит убийцу, видит, как тот натягивает проволоку-ловушку, видит тень, движущуюся по лестнице. Он не знает, за кем он наблюдает, но когда Кураши падает, он сразу понимает, кто это. Он даже наблюдает за тем, как убийца снимает проволоку.

— Но он не может выйти из своего укрытия, поскольку не хочет показать, что имел с Кураши гомосексуальную связь, — продолжала Эмили.

— Потому, что сам он женат, — дополнила Барбара.

— Или состоит в связи с кем-либо другим.

— В любом случае он не может раскрыть свое присутствие, но хочет любым способом уведомить полицию о том, что это убийство, а не несчастный случай.

— Поэтому он и перетаскивает тело, — закончила Эмили. — И курочит машину. Барб, ты хоть понимаешь, что это значит?

— То, что у нас в деле появился какой-то таинственный свидетель, госпожа начальница, — с улыбкой ответила Барбара.

— И если убийца об этом узнает, — мрачным голосом добавила Эмили, — то у нас появится еще один фигурант, которому может угрожать опасность.

Юмн, стоя у окна, меняла подгузник ребенку, когда до ее уха долетел звук закрывшейся входной двери, а затем легкое шуршание сандалий по плитам дорожки, ведущей на улицу. Выглянув в окно, она увидела Салах. Поправляя янтарного цвета дупату, наброшенную на густые черные волосы, девушка спешила к своей припаркованной к краю тротуара «микре». Она снова опаздывала на работу, но, вне всякого сомнения, драгоценному чаду Акрама это мелкое упущение сойдет с рук.

До этого Салах провела полчаса в ванной, где, открыв на полную мощность краны, старалась за шумом воды, льющейся в ванну, скрыть утреннюю рвоту. И ведь, как ни странно, никто этого не замечал. Они все думали, что она моется, хотя это было необычно — Салах предпочитала принимать ванну перед сном, — но объясняли это изнуряющей жарой. И только одна Юмн знала правду, Юмн не зря стояла под дверью, тщательно прислушиваясь и собирая информацию по крупицам, словно зерна в поле на случай, если выдастся голодный год, информацию, печальную для Салах, но радостную для ее невестки, по отношению к которой Салах обязана была проявлять уважение, послушание и услужливость.

Вот маленькая шлюшка, думала Юмн, наблюдая за тем, как Салах садится в машину и опускает оба передних стекла. Выскальзывает из дома, чтобы встретить его, приводит его в свою комнату, когда весь дом спит, раскидывает для него ноги, прижимается к нему всем телом, вертит бедрами, а на следующее утро умудряется выглядеть такой чистой, такой невинной, нежной, милой, прелестной… Маленькая шлюшка! Она словно тухлое яйцо, которое безукоризненно смотрится снаружи, а вот когда его разбивают, то в нос шибает отвратительный запах.

Малыш захныкал. Юмн, посмотрев на него, поняла, что вместо того, чтобы выбросить испачканный подгузник, она по рассеянности туго обмотала им ножки ребенка.

— Ой ты мой любимый, — заворковала она, освобождая малыша. — Бишр, прости свою невнимательную амми-ги.

Малыш, болтая ручками и ножками, загукал в ответ. Она с любовью разглядывала его. Голенький, он был просто загляденье. Она протерла его влажной фланелькой, распрямила ему ножки.

— Бишр, любимый мой сынок, — пела она, — самый нежный мой цветок.

Обмыв его, она не завернула его сразу в чистую пеленку. Она любовалась им. Судя по его сложению, размерам и силе, он будет в точности таким, как его отец.

Проглядывающие в нем черты мужчины убеждали ее в том, что она достойная женщина. Ее обязанностью является одаривать своего мужа сыновьями, и она будет исполнять эту обязанность до тех пор, пока тело будет служить ей. А за это в старости о ней будут не просто заботиться, с ней будут обращаться как с сокровищем. И это принесет ей столько почета, сколько этой гнусной маленькой Салах не заслужить и за тысячу жизней. Вряд ли она такая же плодовитая, как Юмн, к тому же она нарушила заповеди мусульманской религии, так что нечего и думать о возможности искупить эти грехи. Она порченый товар, который не отмыть от грязи. Она ни на что не годится, разве только быть рабыней.

Эта мысль согревала ей душу.

— Да, — замурлыкала Юмн, наклонившись к ребенку. — Да-да, как мне это нравится.

Она ласкала малюсенький отросточек, висящий между его ножками. Совершенно невероятным казалось ей влияние этого крохотного кусочка плоти на все, что предстоит совершить в жизни этому ребенку. Но именно так повелел Пророк.

— Мужчины повелевают нами, — тихим речитативом внушала Юмн малышу, — потому что Аллах поставил их над нами. Бишр, мой маленький, слушай же свою амми-ги. Делай свое дело: давай приют, защищай, веди за собой. И ищи женщину, которая знает, что требуется от нее.