Обман
Шрифт:
Сейчас я близок к этому как никогда, потому что ее особенный женский запах наполняет мои ноздри, лишая остатков разума и предосторожности.
Ее торчащие влажные темные соски смотрят на меня с таким призывом, что я невольно облизываюсь, вспоминая их вкус. Правда как шоколад: немного терпкие, немного сладкие.
Бля, Марик…
В жопу передышки, она уже готова: распахивает глаза, пробегает ладонями по телу, задерживаясь у груди.
Я рехнусь, я рехнусь…
Вера приподнимает ее, словно угощение, дает себя, предлагает, без всякого стыда размазывая остатки влаги большими пальцами.
Еще никогда я не был так близок к оргазму просто от того, что у меня во рту маленький теплый комок чувствительной плоти.
Вера опускает руки, поддевает край моих брюк и тянет их вниз по бедрам вместе с трусами.
Я даже не успеваю попросить об этом, а ее пальцы уже вокруг моего напряженного члена: ладонь скользит вверх-вниз, пробует и ищет нужный темп, пока я не начинаю вбиваться бедрами ей в кулак. Терпеть почти невозможно.
Что это, если не полная одержимость?
Я серьезно думал, что смогу жить без нее, если не смог вернуть? Баран.
Я прижимаюсь лбом к ее лбу, стараясь удерживать вес на руках, пока Вера дрочит меня с легкостью и жесткостью, размазывает по налитой кровью голове капли влаги, и облизывает сочные губы, словно мысленно делает это языком. Если дам ей в рот — это будет очень быстро и очень бурно. Больная фантазия рисует образы, в которых она держит мой член губами, а ее горло дергается глоток за глотком. Я бы покорился ей, даже если бы ценой такому удовольствию стала моя откушенная голова.
Но сейчас я слишком сильно хочу свою наглую непрошибаемую Мольку.
И поэтому переворачиваю нас, меняя местами. Теперь я лежу на спине, а Молька за секунду усаживается сверху, продолжая энергично трахать меня рукой, распиная своими невозможно развратными глазами. Она не стесняется быть голой и пошлой, а я дурею. В котоырй уже раз рядом с ней.
Еще несколько резких движений рукой — и я подхватываю Веру под руки, приподнимаю над собой.
Перекрестная борьба взглядами.
Наши тяжелые дыхания в унисон.
Порыв ветра, который прошибает меня насквозь тонким, едва уловимым ароматом ее духов — горячей корицы со сливками.
Хочу отодрать эту милую развратную женщину, а завтра все-таки взять ее в жены. Пусть пока и не официально.
Я в одно движение насаживаю Веру на свой изнывающий член.
Мы стонем в унисон.
Спаиваемся там, внизу. Именно в этот момент становимся одним целы на веки вечные.
Вера укладывает ладони мне на грудь, елозит задницей над моими тугими яйцами.
Блин же!
Я снова приподнимаю ее и снова насаживаю до основания.
Сгибаю ноги в коленях, и она послушно откидывается назад, позволяя мне крепко держать ее за плечи. Она приподнимается — я жестко толкаю ее обратно. Уверенно и сильно, зная, что она принимает меня в свою тугую влагу с такой же безумной потребностью, что и у меня.
Мы расходимся и сходимся.
Встречаемся грязными шлепками, стонем, раскалываемся и снова становимся одной постоянной величиной.
Я беру ее глубже, сильнее, почти теряя контроль над всем.
Пусть мир хоть сгорит прямо сейчас — я не смогу с ней
расстаться даже на секунду.Я чувствую оргазм на маленьком клочке чудом уцелевшего разума. Чувствую, как член напрягается внутри, становится больше и Вера вбирает в себя все, громко рассказывая, что кончает от того, какой я офигенно большой и твердый, и как меня много внутри нее.
Это лучше, чем финальный свисток, и поэтому у меня больше нет ни единой причины сдерживаться.
Она так сильно сжимает мой член, словно хочет выдоить всего, забрать каждую каплю.
Я в раю.
В нашем с ней раю.
Что делают люди, после того, как у них случился фантастический секс на пляже? В книгах лежат в обнимку, о чем-то мило болтают. В фильмах камера обычно просто уходит в закат. Я никогда особо не задавался мыслью, почему. Тысячу раз ездить на всякие курорты, но вот так получилось, что мой первый секс в песке случился именно с Молькой.
И в самый романтический момент, когда парочка насытилась друг другом и пришло время о чем-то мило шептаться…
В общем, пока я усиленно думаю над тем, из каких мест, кроме задницы, буду сегодня выковыривать песок — и не факт, что только сегодня — Молька испуганно шепчет мне на ухо:
— Червинский, знаешь… кажется, по мне что-то ползет.
— По спине? — уточняю я, сдерживая улыбку, потому что как раз глажу ее кончиками пальцев.
— Ага, ниже правой лопатки. — Верочка сосредоточенно сопит, а потом, сглатывая, задает еще один вопрос: — А здесь водятся всякие… ну, ядовитые змеи и жуки.
— Лягушки, — подсказываю я, чуть ускоряя движение, и Молька еще крепче прикипает ко мне. Я бы сказал, что она даже во время оргазма так ко мне не липла известным местом, как сейчас с перепугу. Слышишь, Семен, надо постараться еще разок впечатлить девушку.
— Правда? — совершенно серьезно переспрашивает Молька.
— Я точно не уверен, но если ты полежишь спокойно пять минут, могу проверить.
Мои глаза давно привыкли к темноте, поэтому ее лицо сейчас — такой особенное.
Перепуганное и еще румяное после секса. Просто загляденье. И еще эти крупинки песка на коже.
Да, Сеня, я в курсе, что баран и не надо было городить огород, а взять ее разок, пока у нас все так хорошо складывается. Так сказать, отшлифовать наши мирные переговоры. Но я вот задом чувствую — тем самым, где привезу домой столько песка, что хватит на пристройку к дому — что вся наша с Верой жизнь такой и будет: даже в старости, когда у нас выпадут зубы, будет стараться укусить друг друга. Вставленными челюстями.
Вера осторожно перекатывается на живот, пока я громко соплю и делаю вид, что разыскиваю несуществующую лягушку.
— Бля! — непроизвольно вырывается у меня, когда из темноты на меня смотрит пара глаз.
Вера, словно солдат после команды «В атаку!» вскакивает на ноги меньше, чем за секунду, при этом покрывая меня песком из-под своих… копытцев.
— Убери ее от меня! — орет так, что после этого у меня не остается никаких сомнений — сегодня мы точно станем изюминкой развлекательной программы, если только нас не спалили парой минут раньше. — Я боюсь лягушек! И вообще! Меня тошнит по утрам! Я беременная! Меня нельзя кусать!