Обмани меня еще раз

Я закрыла глаза, пытаясь унять свое сердце. Вдох… Тук-тук… Выдох… Тук… Нужно ли ворошить прошлое? Это было и прошло. Во всех бедах виноваты обе, только кто-то больше, кто-то меньше. Открыла глаза и повернулась к нему. Антон и сам взглянул на меня. Я не стала ничего ему отвечать, лишь приблизилась к нему, и сама его поцеловала. Зачем противиться, когда нас тянет друг к другу. Он притягательный огонь, я мотылек. И я лечу на свет и тепло, прекрасно зная, что там находится моя погибель. Разве могу поступить иначе? Хоть и напоследок, мне хочется согреться и почувствовать, что я не одна. Но…

Настойчивый стук в дверь прерывает наш поцелуй…

Я отстранилась от Антона, но с разочарованным вздохом. Да и его взгляд говорил сам за себя. Он не хотел меня выпускать из своих объятий, но повторный и настойчивый звук требовал, чтобы ему открыли двери. Я выпрямилась и начала поправлять одежду. Антон шумно выдохнул, прижал меня к себе и поцеловал снова, но быстро прервал его. Стук повторился в третий раз.

Ужинали мы почти в тишине, лишь изредка Чернов задавал мне вопросы, заодно делился своей жизнью. Но он старался обходить тему своей семьи, точнее, всего того, что касалось его бывшей. Его отца я сама не трогала. Общения с ним за один раз мне хватило, желания повторить не было, ни за какие блага мира.

Черный кофе отрезвил, немного рассеял туман в моей голове, который окутал меня после поцелуя. Все тело было в состоянии каши, что встань я на ноги, то тотчас же свалилась бы. Я ковырялась в салате, изредка отправляя в рот кусочки овощей. Антон же уминал мясо, не сводя с меня своих изучающих глаз. И я отвечала, точнее, не отводила взгляда. И, тем не менее, мы общались. Мысленно, без вопросов и ответов, но общались. И оно было более продуктивным, чем на словах. Наши глаза говорили о том, о чем не смогли сказать наяву. Они и просили прощения, безмолвно и искренне. И ругали, долго и упорно, срывая голоса. И любили. Безмятежно. Больно. Страстно. Отчаянно. Мучительно. Безумно…

И этот список можно было продолжить до бесконечности. У нашей любви (если это можно назвать любовью) не было точного определения. Да, старые чувства проснулись. Да, сердце трепещет при виде него. Да, мне хочется окунуться в тепло его объятий. Но…

Одно слово «но» могло перечеркнуть всё.

– Спасибо за ужин. Я, наверное, пойду, - и с этими словами отложила приборы.

И в глазах Антона мелькнуло разочарование, но он скрыл его, не желая показывать мне своих искренних чувств. Я хотела? Ответа на этот вопрос я не только не знала, но и думать не хотела.

– Останься, - мужчина подошел ко мне сзади и обнял, зарываясь носом в мои волосы.
– Просто побудь со мной рядом. Больше ничего не прошу. Мне и этого хватит.

Я не дернулась, наоборот, откинулась назад и полностью попала в плен его рук.

– Это неправильно. Ничего хорошего из этого не выйдет. Ты снова уедешь, но на это раз по своей воле. Я же останусь здесь. Зачем травить наши души? Зачем давать пустые надежды нашим сердцам?
– по моей щеке скатилась одинокая слеза.
– Я не готова заново собирать себя по кусочкам. На этот раз их будет не хватать, и полной картины не получится.

– Я решу и все улажу. Просто доверься мне. Мой выбор — это ты. Чтобы не говорил отец, я для себя уже все решил. Если согласишься дать мне немного времени, то мы будем вместе. Я сделаю для этого все, что меня будет зависеть.

Дальше мы стояли в полной тишине, только часы на стене отсчитывали время, короткий промежуток, отмеренной нам. И каждый думал о своем.

– Мой выбор уже одобрили, а мнения остальных для меня не важны, - после его слов в моей душе затеплилось место для рыжей проказницы.
– Осталось спросить разрешения у твоих сорванцов…

Ева

Я дернулась от его слов, словно получила от него пощечину.

– Так это ты вставлял мне палки в колеса все это время? Я так надеялась, что ты не делал этого. Думала, что не посмеешь. Ладно, слежка, я еще могу как-то понять и оправдать. Но дети… - я сама не ожидала, что упоминание о близнецах так заденет меня.
– Зачем вмешивать во все это детей?! Каким надо быть человеком, чтобы пойти на такое?

Я вырвалась из его объятий и уже была на полпути к выходу, когда меня остановил Антон.

– О чем ты вообще? Какие палки? Куда во все это?
– Он держал меня крепко, не позволяя даже сдвинуться.

– Да, я был там, разговаривал с директором, выделил финансирование, посмотрел на детей. И только. В чем моя вина?

Я посмотрела ему в глаза и понимала, что он не врет. И перестала вырываться из его рук.

– Не ты второй усыновитель?
– задала я прямой вопрос.

– Нет, зачем мне чужие дети, когда у меня есть свой ребенок, - и его слова болью вклинились в мое сердце, и он это заметил.
– Ева, не спеши с выводами. Ты не так поняла.

Я опустила руки, давая понять, что не собираюсь уходить. Он прав, хватит нам бегать друг от друга. Надо поговорить, без тайн и оговорок. Я отвела его руки, прошла обратно к дивану и присела. Антон последовал за мной, но не стал занимать место рядом со мной. Вместо этого он опустился передо мной на корточки и взял мои руки в свои.

– Я ничего не делал, чтобы тебе помешать, никого не подкупал, чтобы каким-то образом задержать решение опекунского совета. Да, признаю, с моей стороны было нечестно шантажировать детьми, но тогда я не мог думать ни о чем другом, все мои мысли крутились только вокруг Лесми. И я был в растерянности от того, что ты можешь прооперировать мою дочь, но отказываешься. Мне нет оправдания, но тогда я хотел показать, какого это знать, что ты теряешь ребенка, чтобы ты тоже узнала эти ощущения, - и на этих словах он опустил голову и сглотнул, продолжил говорить лишь спустя пару минут.
– Прости, тогда еще я не знал, через что тебе пришлось пройти. По своим каналам удалось узнать, что заявку подали и иностранные граждане. И за рассмотрением этого дела уже следили совсем другие люди. Когда был в столице, то встретился с нужными людьми. Они обещали помочь. Со своей стороны, я лишь поспособствовал тому, чтобы мнение комиссии было благосклонным в твою сторону. И все. В остальном я не принимал участия. Я еще тогда в кафе хотел предложить свою помощь, но ты не хотела меня выслушать, тогда и пришлось применить другие методы. И я корю себя за это. Но я не вставлял никаких палок в колеса. Ты мне веришь?
– он задал свой вопрос и поцеловал мне руки, прислонившись к ним лбом.

Я промолчала. Что я могла ответить? Что, наконец-то, решилась на серьезный шаг? Что изголодалась по семейному теплу и смеху детей? Что и мне хочется испытать материнское счастье, пусть это будут и не родные мне дети? И он чуть не разрушил всего этого? Точнее, я так думала. В ответ я ничего не сказала.

– Зачем тебе усыновлять детей, да еще и двоих? Почему ты решилась на такой шаг? Ведь у тебя еще есть время для своего, родного…

Он замолчал, а из меня словно выбили весь воздух. Я застыла, словно каменная статуя, не могла ни вдохнуть, ни выдохнуть. Мое сердце заныло, словно его вырвали из моей груди и кинули под жернова мельницы. Воспоминания обрушились на меня, как лавина снега, вызывая во мне слезы. Я ведь столько лет прятала их глубоко внутри, запрещая себе даже на секунду задумываться об этом. И всего один вопрос от него, от человека, что был причастен ко всему, разломал все замки и двери, что удерживали их.

– Я не могу иметь детей, - прошептала я одними губами, словно говорила на последнем дыхании.
– Последствия того раза. Своего родного ребенка я никогда не смогу взять на руки.

Антон замер, словно услышал свой приговор.

– Но есть же хорошие врачи, специалисты в этой области, можно и за границу. Медицина не стоит на месте, - его слова звучали жалко.

– Как ты не понимаешь?! Я никогда, НИКОГДА не смогу иметь своих детей! Никогда не узнаю, какого это ходить с животом, гладить его и разговаривать с ним. Никогда не смогу вдохнуть его сладкий запах! Никогда не смогу прижать родную кровь к своей груди, поцеловать в макушку и прошептать, что мама рядом, - слезы лились ручьем, но я не замечала этого.
– Я была в десятках клиниках, столько раз ездила за границу, но мне везде лишь качали головой. Если бы только тогда я не решилась на тот шаг, который сломал всю мою жизнь. Если бы только ты…