Обманщик
Шрифт:
Они вышли на улицу.
Кафетерий был через дорогу. Моррис взял два чека, машина дважды звякнула, когда он вытягивал их из автомата. Подошел к стойке, получил два стакана чая с лимоном. Броня тем временем села за столик и, глядя в карманное зеркальце, привела в порядок прическу. Заметив на носу пятнышко краски, сковырнула его кончиком ногтя.
Двое мужчин за соседним столиком, изучавшие в газете результаты скачек и карандашом делавшие пометки на листке бумаги, посмотрели на Броню. Один даже кивнул ей.
«Кажется, я пока не уродина», – подумала Броня, но удовлетворения не почувствовала. С тех пор как началась война и дети остались в Варшаве под немцами, все остальное не имело для нее значения. Мысли о детях как бы заблокировали все прочее. Даже тот факт, что Моррис
«Что ему понадобилось? – думала Броня. – Наверняка ведь что-то произошло».
Моррис осторожно поставил стаканы на стол. Ведь в правой руке он держал между пальцами сигару. Чуточку пепла упало на ломтик лимона. Его мужская неловкость тронула Броню. Он напомнил ей отца.
– Может быть, хотите чего-нибудь еще? – спросил он. – Кусочек торта или булочку? Я не ем в кафетериях, но вам-то незачем беспокоиться о кашруте[24].
– Нет, спасибо. Давно ли я завтракала, а?
– У меня для вас плохая новость, но, возможно, она обернется во благо, – сказал Моррис Калишер, опуская в стакан чайный пакетик. – Не пугайтесь, ничего страшного, слава богу. Я просто хочу сказать вам, что ваш муж спит с моей женой. Он ее любовник, вот и все. Ваш муж – бабник, и это не новость. Но что он затеет роман с моей женой, вот этого я – его старый друг, лучший друг, как он говорит, – никак не ожидал. Я думал, даже у авантюристов и обманщиков есть некий кодекс чести. Вор не станет красть у родного брата, в конце-то концов. Но Герц такие вещи в расчет не принимает. Не буду говорить, сколько я для него сделал и как не раз буквально спасал его. Все это пустяки. На свой лад Герц Минскер – великий человек, а великим людям не до нас, людей маленьких. Мы для них словно муравьи. И пусть даже сам он ничего не стоит – отцом его был великий человек. Ну а Герц, конечно, достиг большой учености. И как он мог пойти на такое – загадка. Что им двигало? Разве мало у него женщин? Напоминает историю из Писаний, историю о богаче, который отобрал у бедняка единственную овцу. Я подумал, вам тоже надо знать об этом. В конце концов, вы принесли ради него огромную жертву. Да и вообще, должны знать, как он себя ведет. Можно сказать, мы с вами в одной лодке.
И Моррис умолк. Взял сахарницу, насыпал в свой стакан сахару. Снова раскурил сигару. Глубоко вдохнул дым, потом положил сигару на край пепельницы.
Броня почему-то едва не рассмеялась. Глаза увлажнились. Нахлынуло глубокое безразличие, озадачившее даже ее саму.
«Я что же, больше не люблю его?» – подумала она.
На самом деле она давно подозревала, что у Герца роман с Минной – с поэтессой, как та себя называла. Сейчас Броня глядела на Морриса, глядела спокойно, серьезно, будто слова, которые он только что произнес, не имели к ее жизни ни малейшего касательства.
– Как вы узнали? – спросила она.
– Он забыл платок в ее постели. Простите, что я так говорю, но платок со мной. Я покажу вам.
И Моррис достал платок, который успел еще больше запачкаться.
Броне оказалось достаточно беглого взгляда:
– Да, платок его.
– Я нашел его в постели Минны!
И Моррис опять схватил сигару.
– Да-да…
– Что вы на это скажете?
– А что я могу сказать? Видно, всех кар, какие Бог обрушивает на меня, еще недостаточно.
– Неправильный подход. Человек грешит, но хочет, чтобы Бог простил его. Вот почему Он – Бог многомилостивый. В конце концов, вы же действительно любили Герца. Развелись с мужем, все бросили, только бы быть с ним. Вы ведь не могли предположить, что Гитлер – да сотрется имя его – возьмет Варшаву.
– Но мои дети там… если еще живы.
– Они живы, с ними все хорошо, и они переживут Гитлера. Я чувствовал, что вам надо знать правду. Что получается из жизни в обмане?
Глава шестая
1
Герц
Минскер снова и снова пытался дозвониться до Минны, но никто не отвечал. Видимо, она куда-то ушла. «Как знать? Может, сбежала с этим Крымским?» – размышлял Герц.– Эти люди вконец ума решились, – буркнул он, сам не зная, кого имеет в виду под «этими людьми».
Нынче вечером опять был назначен сеанс. Но, по правде сказать, Герца не тянуло в компанию, ни в реальную, ни в «духовную». Ему хотелось побыть одному и просто лечь спать, избавившись от всех мыслей. Однако он помнил, что обещал Броне купить фарш и овощи. Никого у него теперь не осталось, кроме Брони. Он разом потерял и пылкую любовницу, какой до сих пор казалась Минна, и старого друга, который помогал ему в самых тяжелых обстоятельствах и был в Нью-Йорке единственной поддержкой.
«Как такое возможно? Почему на меня свалилось два таких удара? И что мне теперь делать? Моя судьба – просто умереть с голоду».
Герц зашел в мясную лавку, купил фарш. Потом отправился к зеленщику, купил цветную капусту, помидоры и зеленый горошек.
Он замешкался и был уверен, что Броня уже дома, ждет и сердится на него за опоздание. Но ее не было ни на кухне, ни в комнате.
– В чем дело? – вслух спросил он. – Она уже бросила меня?
Он положил фарш в холодильник и вернулся в комнату ждать Броню. «Почему все они вдруг бегут от меня?» – смеясь подумал он. Вспомнил одну из историй брацлавского ребе Нахмана[25]. Начиналась она с упоминания страны, откуда случился массовый исход. «Все бежали, царь, вельможи, купцы…»
Герц часто удивлялся, как ребе Нахман мог написать такие истории, не снабдив их пояснениями. Например, что такое массовый исход? Где и когда могло случиться, чтобы все страна разом обратилась в бегство? Так или иначе, эти слова производили странное впечатление и обладали властью грезы. Да, вероятно, некогда в долгой истории человечества такое и вправду случалось. Бывали массовые миграции, так же как бывали войны, революции и гражданские войны. Да и исход есть не что иное, как массовое бегство? Поголовно всему народу опротивело собственное окружение. Сотни тысяч или даже миллионы людей вдруг снялись с места и, недолго думая, отправились в путь, словно лемминги.
Вечерело, окна в комнате Герца налились синевой. Он проголодался. На часах было уже без двадцати десять.
Странно, что не слышно ни шагов Бесси, ни ее возни в передней или на кухне. Обычно она около девяти выходила в коридор и прочищала горло, подавая ему сигнал, что готова к сеансу. Иногда даже открывала дверь и окликала его. Однако на сей раз во всем доме царила мертвая тишина. «Что здесь происходит? Что за козни плетутся против меня?»
Герц буквально чуял, что против него ополчились некие силы. Не те, какие Бесси будто бы призывала в своем трансе, другие, реальные. «Кто знает? Может, мне уже настал конец?» – думал он. Казалось, в воздухе пахло тленом. Внеземные термиты украдкой подгрызли фундамент, пол проваливался у него под ногами, разверзшаяся бездна ждала его – бездонная пропасть, где кончают все, кто искушает судьбу и ищет больших наслаждений, нежели им дано. Ладно, но что же все-таки случилось? Ведь и в превратностях судьбы должна быть хоть крупица логики, пусть даже поверхностная и обманчивая.
«Загляну-ка я в комнаты Бесси», – решил Герц.
Он открыл дверь гостиной, где обычно проходили сеансы, однако там было темно. Заглянул даже в спальню Бесси, но нет, ее тоже не было дома.
«Загадка, загадка! – снова и снова твердил себе Герц. – Люди стараются постичь Бога и Его дела, но не могут даже объяснить происходящее в их собственном мирке. Едва лишь рутина нарушается, они совершенно беспомощны». Он и сам, бывало, куда-то откладывал письмо или рукопись и, сколько ни искал, никак не мог найти. Как-то раз целое утро потратил, разыскивая шлепанцы, которые Броня поставила на радиатор. Что ж, хоть какое-то утешение, рано или поздно ответ находился и зачастую был не менее прост, чем прежде казался сложным. Может, именно так и разрешатся вечные вопросы, когда человеку будет дозволено заглянуть туда, куда он раньше заглядывать не смел.