Обманщики и оборотни
Шрифт:
После проповеди заморского метросексуала на сцене расположился барабанный септет.9 Четыре парня в белых рубашках и брюках, и синих жилетках, и точно так же одетая девушка. У них был большой барабан бук и три барабана в виде песочных часов – чангу и чонго.
А по бокам села девушка в таком же белом костюме, только скрытом под чёрной накидкой, и парень, одетый в такую же униформу. У девчонки был ручной барабан, похожий на сковородник, а у него – маленький. Наверное, сого.
Первый
Ближе к завершению барабанщики потанцевали на месте, помахали трёхцветными тряпочками, поклонились от живота почтенной пастве, и ушли. Издревле в их стране большие барабаны использовались, как сигнальные, а маленькие – в буддийских храмах «для услаждения души».
За ними вышли танцовщицы в национальных костюмах: пастельно-розовых юбках и белых жакетках, маленьких шапочках, с опахалами с розовой каймой. Они походили на дивных птиц, но это был «танец собирающей пионы», имевший корни в древних шаманских ритуалах.
Вика по примеру других поднялась со своего места и фиксировала представление на телефон. Но молодой кореец коснулся сзади её плеча и сказал строго:
– Сестра, сядьте, пожалуйста, потому что нам не видно.
После национального танца – пантомима из белых квадратиков. Артисты облеклись в чёрное. А состязания Вика так и не посмотрела, потому что ей нужно было срочно поговорить по телефону. Только где бы найти укромное местечко? Напротив молитвенного зала – галерея, все двери с табличками: «Хор», «Кабинет старшего пастора»… Интересно.
В фойе же на специальном столике лежали конверты, где на двух языках было написано: «Десятина». Значит, опять будут деньги вымогать!
Когда Вика вернулась в зал, эстрадные номера кончились, и выступал широколицый пастор. Переводила Елена.
– …Вот моему отцу сейчас девяносто лет. И ещё два года назад он запросто взбирался на гору. Но, к сожалению, сейчас он начал болеть, он плохо говорит, и уже не думает о том, чтобы взобраться на гору.
Мои предки были буддисты. Когда они приходили в храм, то приносили туда рис и цветы. И они сделали статую эту буддистскую и отдали её в храм. Всё это было семьдесят лет назад.
Сестра моей мамы в семнадцать лет заболела. И врачи сказали, что она не сможет жить дальше. И когда она находилась в такой болезни, все эти буддийские священники стали приходить к ней каждый день. Они что-то приговаривали, стучали. Вы слышали стук в буддистском храме?
Изображает. Все смеются.
– А потом они стали молиться.
Широколицый пастор гортанно поёт. Все снова неприятно смеются.
– И всё это очень не нравилось моей бабушке. И однажды в П., где мы жили, постучался миссионер. Он увидел мою тётю и сказал: «Веруйте в Иисуса Христа!» Но сестра мамы противилась, потому что все они ходили в буддийский храм.
Но этот миссионер пригласил их на христианский семинар. В прославлении – один барабан-бук, это всё, что у них было! (Тогда у церкви не было ни этого прекрасного здания, ни микрофонов, ни синтезатора). Выступал пастор, бил в барабан. Семинар продолжался пять дней, аминь?
– Аминь! – заорали все.
– И после этого христианского
семинара моя тётя не только выжила, она ещё и замуж вышла! И у неё родилось два сына и две дочери. Один из сыновей стал пастором, а дочь – проповедником. Другая дочь работает преподавателем в воскресной школе. И ещё у этой дочери есть племянник, который стал пастором, аминь?– Аминь!!!
– Я основал церковь в своей стране. Сорок тысяч человек посещают воскресные собрания. Я десять лет жил в Америке и основал там церковь, аминь?
– Аминь!
– Однажды в мой офис пришёл мальчик. Он сказал: «Меня зовут Ван, мне семь лет, и у меня скоро операция, мне будут удалять гланды. И я боюсь!» И тогда я стал молиться: «Господь! Я хочу, чтобы ты проявил милость и исцелил его! А лучше сделай так, чтоб операции можно было избежать, потому что этот мальчик очень боится!» И он выздоровел, и операцию отменили, аминь!
– Аминь!
– А его отец был певцом, – вспомнил Ответственный Пастор.– Он был неизвестным певцом, а в Божьей стране неизвестные певцы очень нуждаются в еде. А когда я был на Филиппинах, один мальчик был болен эпилепсией. И я сказал: «Поймайте его и приведите ко мне! Я исцелю его!» И сейчас ему уже двадцать пять лет, и он ничем не болеет.
– Аминь!!! – заорали все.
Лекция широколицего пастора предваряла исцеление. Перед сценой с крестом разложили подушечки, куда усаживались болящие. Ну, просто Вифезда!10 И широколицый пастор подходил, возлагал руки и молился. И всё это под хвалу:
Хвала Тебе, о, Дух Святой!
Хвала Тебе, о, Бог Живой!
Между рядов мелькнуло глупое лицо Нади. Короткое платье из шотландки, серая накидка, чёрные леггинсы и пёстрые тяжёлые ботинки. Как клоун.
Настало драгоценное время обеда. В столовой подали невкусное овощное рагу, слипшийся рис, сваренный в привезённой автоматической кастрюле, и острый салат кимчи.11
Жена пастора кинулась к какой-то бабке, похожей на неё, как сестра-близнец. Была там и Лариса, сватья проповедницы Лизы, свекровь её младшей дочери Али, ужасно противная. Она помогала по кухне.
В ноябре Лара жаждала окреститься, но пастор отказал категорически. А сейчас она на всё забила. Сказала презрительно:
– Мне всё это не нужно, я завтра улетаю в Израиль!
Из-за еды чуть не возникла потасовка. Вика цепко ухватила свои порции в одноразовых тарелочках и села за разрешённый стол (был и специальный, отведённый для гостей).
Зуля болтала с Сухроб.12 Её мать была белоруской, поэтому она, искусственная блондинка, не походила на узбечку.
И вдруг Вике показалось, что на неё кто-то смотрит сверху. Она подняла глаза и увидела икону Спасителя под самым потолком. Конечно же, это была картина, аккуратно вставленная в рамку под стекло. Но… икона! В протестантской церкви!
А под ней – захламленный стол, где задвинутая в угол ваза-гжель с давно засохшим букетом, и валяются офисные папки, дипломы в рамках и Библии.
К ним подошёл молодой иностранец с подносом, где дымились пластиковые стаканчики, наполовину наполненные песочно-жёлтым напитком.