Обманутая снами (Евдокия Ростопчина)

Учитывая, что речь идет о беспримерной подлости, совершенной юным Мишелем по отношению к Екатерине Сушковой, в замужестве Хвостовой [4] (дальней родственнице Додо, между прочим!), не стоило бы воспринимать это столь игриво… Однако Евдокия Ростопчина была прежде всего женщиной со всеми своими достоинствами и недостатками, то есть по сути своей склонялась к сплетням и злословию по отношению к другим особам одного с нею пола (такова уж наша дамская природа!), а в пору знакомства с Лермонтовым она находилась в состоянии обостренного разочарования и жизнью (особенно своей личной), и состоянием русского общества (прежде всего светского, конечно, в котором она вращалась и в котором, как ей казалось, ее недооценивали). В Лермонтове тоже уживалось презрение к светскому обществу и мстительное желание блистать в нем, поэтому его постоянная, а ее перманентная мизантропия оказались кремнем и кресалом. Больше всего Евдокии Петровне нравилось в Лермонтове именно то, что он уже многих женщин бросил: «Едва начиная ухаживать, он уже планировал разрыв и иногда делился этим с приятелями»… Не она одна, графиня Евдокия Ростопчина, оказалась брошенной возлюбленным, и это очень утешало. Их прежде всего сблизила обида на людей и разочарование в любви…

4

Об этой истории можно прочесть в книге Елены Арсеньевой «Женщины для вдохновения».

Так или иначе, дружба их, пусть и кратковременная, была очень крепка. Настолько, что они считали себя родственными душами. А потому, когда Лермонтов снова уезжал на Кавказ, графиня Евдокия напутствовала его стихотворением «На дорогу!», предпослав ему в качестве эпиграфа пророческую строку из «Божественной комедии» Данте: «Tu lascerai ogni cosa dilletta Piu caramente». Что в переводе с итальянского означает: «Ты бросишь все, столь нежно любимое».

Вот эти стихи:

Есть длинный, скучный, трудный путь…К горам ведет он, в край далекий;Там сердцу в скорби одинокой.Нет где пристать, где отдохнуть!Там к жизни дикой, к жизни странной.Поэт наш должен привыкать.И песнь и думу забывать.Под шум войны, в тревоге бранной!Там блеск штыков и звук мечей.Ему заменят вдохновенье.Любви и света обольщенья.И мирный круг его друзей.Ему – поклоннику живому.И богомольцу красоты —Там нет кумира для мечты.В отраду сердцу молодому!..Ни женский взор, ни женский ум.Его лелеять там не станут;Без счастья дни его увянут…Он будет мрачен и угрюм!Но есть заступница родная [5] С заслугою преклонных лет, —Она ему конец всех бед.У неба вымолит, рыдая!Но заняты радушно им.Сердец приязненных желанья, —И минет срок его изгнанья.И он вернется невредим!

5

Имеется в виду бабушка М.Ю Лермонтова, Е.А. Арсеньева.

Перед самым отъездом Лермонтов подарил Ростопчиной альбом для стихов (совершенно так же, как подарил ей некогда тетрадь Пушкина Жуковский). На первой странице было написано стихотворение, посвященное графине Евдокии Петровне:

Я верю: под одной звездою.Мы с вами были рождены;Мы шли дорогою одною.Нас обманули те же сны.Но что ж! – от цели благородной.Оторван бурею страстей.Я позабыл в борьбе бесплодной.Преданья юности моей.Предвидя вечную разлуку.Боюсь я сердцу волю дать;Боюсь предательскому звуку.Мечту напрасную вверять…Так две волны несутся дружно.Случайной, вольною четой.В пустыне моря голубой:Их гонит вместе ветер южный;Но их разрознит где-нибудь.Утеса каменная грудь…И, полны холодом привычным.Они несут брегам различным.Без сожаленья и любви.Свой ропот сладостный и томный.Свой бурный шум, свой блеск заемный.И ласки вечные свои.

Вскоре после прибытия в Пятигорск Лермонтов в письме выговаривал бабушке за то, что она не выслала ему тотчас книгу Ростопчиной, которую после его отъезда Додо передала Е.А. Арсеньевой с надписью: «Михаилу Юрьевичу Лермонтову в знак удивления к его таланту и дружбы искренней к нему самому».

Книгу-то в Пятигорск выслали, да вот беда – она безнадежно опоздала…

Узнав, что ее недолгий, но ставший таким дорогим и близким друг и впрямь бросил все столь нежно любимое, отправившись в иные пределы, графиня Евдокия Петровна написала стихотворение «Нашим будущим поэтам», предпослав ему великолепный эпиграф. Она вообще очень внимательно относилась в подбору эпиграфов – ведь они настраивают читателя на восприятие всего стихотворения, на понимание авторского замысла. В данном случае эпиграф был взят из стихов мадам Анаис Сегала, французской поэтессы, прозаика, драматурга. В переводе эти строки звучат так:

Чему служат ваши стихи, полные пламени и света?Чтобы в один прекрасный день заставить светиться ваши могилы?..

Этот эпиграф, это стихотворение – вообще предостережение будущим поэтам. Ростопчина искренне верила, что творчество роковым образом влияет на жизнь творца: за все на свете необходимо платить, иногда и самой жизнью.

Не трогайте ее, – зловещей сей цевницы, [6] Она губительна… Она вам смерть дает!..Как семимужняя библейская вдовица, [7] На избранных своих она грозу зовет!..Не просто, не в тиши, не мирною кончиной.Но преждевременно, противника рукой —Поэты русские свершают жребий свой.Не кончив песни лебединой!..Есть где-то дерево, [8] на дальних островах.За океанами, где вечным зноем пышет.Экватор пламенный, где в вековых лесах.В растеньях, в воздухе и в бессловесных дышит.Всесильный, острый яд, – и горе пришлецу.Когда под деревом он ищет, утомленный.И отдых и покой! Сном смерти усыпленный.Он близок к своему концу…Он не отторгнется от места рокового.Не встанет… не уйдет… ему спасенья нет!..Убийца-дерево не выпустит живого.Из-под ветвей своих!.. Так точно, о поэт.И слава хищная неверным упоеньем.Тебя предательски издалека манит!Но ты не соблазнись, – беги!.. она дарит.Одним кровавым разрушеньем!Смотри: существенный, торгующий наш век.Столь положительный, насмешливый, холодный.Поэзии, певцам и песням их изрек.Зевая, приговор вражды неблагородной.Он без внимания к рассказам и мечтам.Он не сочувствует высоким вдохновеньям, —Но зависть знает он… и мстит своим гоненьем.Венчанным лавром головам!..

6

Цевница – старинный духовой инструмент, русская многоствольная флейта, свирель.

7

В Евангелии от Луки рассказывается о женщине, бывшей поочередно женой друг за другом умиравших семи братьев.

8

Имеется в виду дерево манцивило (анчар), убивающее того, кто заснет под его сенью.

Она горевала о Лермонтове, но горевала и о себе. Смерть ужасна, жестока, да… но хороша и милосердна хотя бы тем, что лечит все страдания. А между тем не было в жизни знаменитой поэтессы и счастливой матери семейства, светской дамы, предмета поклонения множества мужчин, графини Евдокии Ростопчиной дня, когда бы она не страдала!

Слезы былые, слезы чужие.В душу вы льетесь жгучею лавой.В сердце впились вы тайной отравой.Больно от вас мне, слезы былые!..След ваш изглажен; даже забыта.Ваша причина – рана живая.Горькая дума: рана закрыта, —Думу сменила радость младая!Я же ревную!.. Страсти порукой.Слезы не льются, мне дорогие…Вас я купила б пыткой и мукой.Вас мне завидно, слезы былые!..

Она никак не могла отделаться от воспоминаний об Андрее Карамзине! В конце концов ее уныние стало переходить в черную меланхолию, и граф Ростопчин повез жену за границу – развеяться. Что характерно, сделал он это по горячему настоянию матери, всерьез обеспокоенной состоянием духа и нервов madame Eudoxie. Графиня Екатерина Петровна очень беспокоилась за семейное счастье сына, потому что неожиданно полюбила его детей. И она тоже не делала никакой разницы между девочками, прижитыми невесткой от Карамзина, и родным внуком. Более того, она обожала Лидию и дружила с ней по-взрослому, с полным доверием. Спустя много лет Лидия, которую тоже не минует семейное литературное поветрие (писали среди Ростопчиных не только Евдокия Петровна, но и сама графиня-старшая, и ее дочь, упоминавшаяся французская писательница Софи Сегюр), и она, повзрослев, напишет не только несколько повестей («Падучая звезда», «Красотка» и другие), пьес, книг для детей, где многое почерпнуто из воспоминаний детства, но и мемуары «Правда о моей бабушке», а также «Семейные воспоминания».

Словом, как сложно ни относилась старшая графиня Ростопчина к Евдокии, она всеми силами радела о сохранении семьи сына. Екатерина Петровна решила, что совместное путешествие на юг оживит давным-давно угасшие чувства супругов, привяжет их друг к другу, вновь объединит совместными заботами.

Ну что же, она, в принципе, не ошиблась: вернулись Ростопчины в Россию и впрямь объединенные общими заботами. Однако к воскрешению угасших чувств это не имело никакого отношения.

Впрочем, обо всем по порядку.

Итак, тронулись они в Европу, северо-западных берегов которой решено было достичь с помощью… чуда света – парохода.

К дальнему берегу древней, мудрой Германии, – морем.Славным войной и торговлей в истории мира и страшным.Повестью бурь знаменитых в преданьях старинных и новых.Завтра, прядая по волнам спокойным, без помощи ветра.Собственной тайною силой кипя и стремяся, пойдешь ты.Стройная дива-громада, вымысл и честь пред веками.Нашего века!..

Встретившись в Риме с Гоголем, с которым графиня Евдокия была хорошо знакома, она показала ему свое новое стихотворение, вернее, аллегорическую балладу «Насильный брак» (другое название – «Старый муж»), написанную в форме диалога между мужем и женой.

Написанная в пути, между Краковом и Веной, баллада сия показалась Гоголю исполненной острых политических намеков на угнетенное положение Польши в составе Российской империи. Прошло уже больше десяти лет со времени подавления Варшавского мятежа 1830 года, однако так называемые «передовые люди России» по-прежнему считали своим долгом возмущаться усмирением сего безобразного бунта. Ну, в самом же деле, ежели эти люди не станут чем-нибудь возмущаться, кто же впредь посчитает их передовыми?!

Графиню Евдокию Петровну положение «братьев-славян» волновало в последнюю очередь. Прежде всего ее тревожила жизнь собственного сердца и печальное (на самом-то деле – не столь уж печальное, бывает куда хуже!) положение жены, не любящей своего супруга. Объяснением причин, побудивших ее написать балладу, могут служить вот эти строки о женщине, о женской доле – некоторым образом ее жизненное и творческое кредо: «Кто сводит ее (женщину) с пьедестала, чтобы не поклоняться перед ней, как перед богиней, недоступной и гордой, но поставить ее в уровень с собой, своими требованиями и привычками, а потом согнуть ее, сломать ея гордость и бросить на колени, как рабу бессловесную и беззащитную… Messieurs, vous savez ce que vous faites, [9] и если женщина точно виновна и точно совратилась с прямого пути, я всегда не к ней обращаю порицанье, а ищу за нею настоящего виновного, т. е. мужчину. Вследствие такого убежденья я держу перо в руке как орудие, единственно нам данное против вас; я стараюсь воспроизводить женщин наиболее интересными, а мужчин как можно пошлее…

9

Господа, вы знаете, что вы делаете (франц.).