Обманутые сумасшествием

* * *

Минуло еще полмесяца полетного времени, в течение которого Эпсилон Волопаса, точно воодушевленная некой магической силой, все более разгоралась на черном полотне космоса и затмила своей яркостью все остальные звезды. Полет (даже с трудом в это верилось!) приближался к завершению. Упадническое настроение экипажа явно шло на поправку, даже проклятые в прошлом дежурства становились более отрадными. Астронавты с нескрываемым наслаждением, а порой – с бурными эмоциями восторга наблюдали, как система Эпсилон, создавая разительный контраст другим светилам, с каждыми последующими сутками увеличивала мощность своего излучения. Так, наверное, способны были радоваться только мореплаватели, переплывшие целый океан и увидевшие, наконец, берега другого континента. Больше этой радости не испытывал никто. И никогда.

Айрант по такому торжественному случаю заставил робота танцевать. Но неуклюжий Фабиан, как оказалось, был полным бездарем в грациозных движениях и па, он лишь вяло потаптывался на одном месте. Бортмех даже хотел его отпинать по титановой заднице, чтобы не портил всеобщий праздник. «Веселей же танцуй, Фабиан!.. Электронная скотина, ты можешь голени повыше задирать?!»

Расстояние между «Гермесом» и одной из дочерей Волопаса резко сокращалось. Звездолет уже окончательно вышел из подпространства, развернул свои фотонные двигатели (предназначенные исключительно для разгона/торможения) в обратную сторону и, ударив струями жесткого электромагнитного излучения по космической пустоте, принялся гасить свою бешеную скорость. Некоторое время внутри лайнера ощущалось некое подобие слабого землетрясения: компьютерный Центр корректировал вектор тяжести искусственной гравитации, но вскоре все затихло. Незначительная девиация траектории сглаживалась бдительным самоконтролем Центра, и сила тяжести окончательно пришла в норму.

* * *

– Оди, напоминаю тебе еще раз: как только войдем в планетарную систему, сразу включай позывные. Направляй сигнал по всем секторам. Они могут быть где угодно.

В ответ на приказ капитана из динамика внутрибортовой связи донеслось совершенно неразборчивое бормотание Оди, означающее то ли «все понял», то ли «без тебя разберется», то ли вообще – «пошел к чертям». Подобного рода фривольные отношения между так называемым начальством и так называемыми подчиненными здесь как-то сами собой вошли в норму и стали традицией на «Гермесе». Попустительством к тому служил, наверное, относительно мягкий и незлобный характер Кьюнга.

Фастер находился рядом. Отсек визуального контроля превратился в некую сторожевую башню, с высоты которой обозревалось все сущее в ближайшем космосе. При взгляде на дисплеи, черные в белую крапинку, на совершенно незнакомую конфигурацию звезд, у каждого из них возникал один и тот же вопрос: куда же их, к дьяволу, занесло? Более сотни световых лет пустоты… Даже при попытке вообразить это расстояние кружилась голова, а внутри грудной клетки что-то тоскливо сжималось. Это расстояние было сложно втиснуть не то что в ограниченный ум, но и в беспредельность фантазии. Более сотни световых лет… Земля и впрямь канула в бездну. В самую настоящую бездну.

А здесь все чуждо, холодно, неприветливо и попросту зловеще.

На отдельном аналитическом дисплее компьютер точками вырисовывал все восемь планет системы: их координаты, относительные размеры, вектора перемещений. Красной мигающей точкой был «Гермес», медленно ползущий к плоскости их орбит. Увы, здесь его никто не ждал. Как не ждут незваного гостя в доме, где, к тому же, и ждать-то некому. На всех планетах обитали лишь два мертвых божества – Пустота и Безжизненность, и лишь одно полуживое – Стихия. Все, что удалось обнаружить в атмосферных шапках и на поверхности, так это примитивные кислородные соединения легких металлов, простой грунт, углекислота и инертные газы. Флинтронна, впрочем, являлась экзотичным исключением, ее атмосфера на 96 % состояла из метана. Если бы там присутствовал еще и кислород, то вся атмосфера могла бы вспыхнуть от единственной спички. Здесь в принципе не могла зародиться жизнь даже на самом низком клеточном уровне. И теперь эти восемь молчаливых спутников чуждого светила, отдавая холодом и призрачным полуреальным мерцанием, неприветливо и крайне недоброжелательно встречали пришельцев, своим молчанием как бы сообщая им, что в этой планетарной системе нет никаких тайн и загадок, здесь лишь пески да мертвые камни – памятники остановившегося времени, и вообще – делать тут абсолютно нечего. А космическая мгла, сплав черноты и безмолвия, пропитавшая собою все вокруг, не навевала никаких чувств, кроме необъяснимого страха. Пожалуй… страха перед беспредельностью целой Вселенной.