Обнажая нежность.com

– Ты женат?

Он стоял ко мне спиной, заваривая чай. Сделал вид, что не услышал моего вопроса, не сказав ни слова.

– А вот и твой чай! – он поставил передо мной кружку с кипятком, в котором одиноко плавал пакетик чаем.

– Макс, - я взглянула вглубь его глаз, - ты женат?

Я натянула доброжелательную улыбку, но, из-за мокрой одежды и холода это был скорее оскал.

Он опустил взгляд в кружку, активно дергая за веревку чая.

– Почему ты решила, что я женат?

– Э-э-э, - я взглянула на него руку, - у тебя полоска от кольца на пальце не загорела.

Макс посмотрел на свою руку, и засмеялся:

– А ты наблюдательная! Я даже не подумал об этом.

– Как и все те девушки, с которыми засыпаешь?

– Думаю, стоит обсудить сегодняшнюю съемку.

– Мне кажется, для куска льда в виде меня совсем неважно, где и как снимать. В любом случае, выйдет идеально.

Я отхлебнула кипятка, и продолжила:

– Меня можно бросить в горячую ванную, и засечь, за сколько минут оттаю.

– Не спорю насчет последнего, но, все же. У тебя есть пожелания?

– В этом плане я полностью доверяю твоему профессиональному опыту.

Немного отогревшись, мы приступили к работе. Макс вооружился камерой, и я позировала перед ним, как только могла, попутно вспоминая страницы глянца, и самые удачные позы из них. Он командовал моим телом, а я послушно выполняла любую его прихоть. Я сменяла наряды один за другим, и совсем скоро почувствовала себя «в своей тарелке». Мне нравилось, что он смотрит на меня через объектив камеры. Хотелось ему понравиться. По факту же, я чувствовала себя толстушкой, которая кривляется перед камерой, а фотограф напротив едва сдерживает смех, чтобы не захохотать в голос.

Он долго рассматривал снимки, молча, и через мгновенье скомандовал:

– Закончили!

Я, как маленький ребенок захлопала в ладоши, и зачем-то кинулась к нему на шею.

Осознав происходящее, я выпустила его из объятий, еле слышно прошептав:

– Прости.

Макс улыбнулся, ничего не сказав в ответ, с гордостью наблюдая за моим румянцем на щеках.

Блондинки – дуры. Факт.

– Покажешь снимки? – хотелось скорее перевести тему разговора.

– Увидишь. Позже.

Мне удалось немного отвлечься от кома мыслей, но, как только все закончилось – тень надежд снова преследовала меня, покорно ходя за мной по пятам, не отставая ни на шаг. Грозовое облако из моих переживаний и стресса висело надо мной, иногда пуская молнии в самое сердце.

– Как там Мишель? – я стояла спиной к нему, натягивая все еще влажное платье на тело.

С минуту Макс молчал, а после, последовал ответ:

– Нормально.

Только это сказал не он.

Позади я услышала знакомый акцент.

Либо у меня бред на фоне жара, либо передо мной реально стоял Мишель в дверном проеме.

Мы смотрели друг на друга, как два идиота. Он натягивал улыбку на лице в знак приветствия, а я же сменяла свое удивление на нарастающую вспышку гнева.

– Рад тебя видеть, - он неторопливо шел ко мне навстречу.

Я собирала всю волю в кулак, пытаясь контролировать себя, но, это слабо давалось. Моя беззаботная радость вихрем смылась с лица, будто ее никогда там и не было.

Схватив сумку, я поспешила к нему.

Расстояние между нами сокращалось с каждым моим вздохом, и уже через мгновенье я могла слышать его дыхание, с ароматом утреннего кофе.

– Рад? – сдержать эмоции не удалось. – Да что ты знаешь об этом? Кто ты такой, чтобы появляться в моей жизни тогда, когда тебе этого захочется?

Он вопросительно смотрел на меня, не зная, как реагировать, и я, не дождавшись ответа, продолжила монолог:

– Знаешь, что? Да иди ты к черту!

Оставив затрещину на его лице, я окинула виноватым взглядом Макса, и поспешно выбежала из студии. Ледяные капли с новой силой били по коже, но, из-за избытка адреналина в теле, чувство холода было недосягаемо для меня. Я не чувствовала вообще ничего, кроме сердца, которое стояло в глотке, и казалось, вот-вот выпрыгнет изо рта, а мимо проезжающая машина ловко раздавит его по асфальту на большой скорости.

– Мари, стой! – он в считанные секунды догнал меня, и схватил за руку.

– Отпусти!

Наверное, именно такой хваткой хищники держат своих жертв, чтобы та не убежала. А после того, как жертва смирится с неизбежной смертью, он вцепится острыми клыками прямо в артерию, где останутся считанные минуты на то, чтобы попрощаться с жизнью, и в последний раз увидеть солнечный свет.

– Отпусти, мне больно! – я брыкалась, как маленький ребенок, которому не купили игрушку в магазине.

– Успокойся, - он был невозмутим, и так же красив, каким я его запомнила.

За все время работы у Мишеля я не могла запомнить его внешность, в частности, мелкие детали: скулы, пухлые губы, и разрез глаз. Странная штука – память. Спустя время стирались все грани и очертания, и оставалось лишь размытое пятно, которое мозг также активно пытался вывести из долговременных папок моей памяти. Каждый раз, когда я его видела, хотелось запечатлеть его контуры лица, подобно фотоаппарату с мгновенной печатью. Но, отсутствие фотографической памяти не давало приблизиться к этому даже на шаг. Фантазия ловко прорисовывала все детали самостоятельно, исходя из моих идеалов и предпочтений, абсолютно не опираясь на реальные особенности Мишеля.

– Я спокойна, - он все еще не отпускал мою руку, - но, я в эти игры больше не играю. Все! Баста!

– Может, поговорим?

Меня убивал холод в его голосе. По всей видимости, страдаю из-за нас только я.

Мне все же удалось выдернуть руку из его мертвой хватки, и я, скрестив руки на груди, продолжила:

– Хорошо, говори.

– Поехали.

Он взял меня под руку, и повел в сторону машины, которая была припаркована буквально в двух метрах от нас.

Тело дрожало, и казалось, что я умираю от жара. Меньше всего хотелось быть раненым зверем, когда она сидит напротив.

– Останови у аптеки, - скомандовала я.

– Зачем?

– За противозачаточными таблетками.
– Я закатила глаза от его глупого вопроса. – У меня жар.

Мишель взглянул на меня с полным сожалением в глазах, и нажал на педаль газа.

Через час мы подъезжали к его дому, и он, оставив меня в машине, ушел за лекарствами. Стоило бы сходить самой, возможно, в аптеках продают счастье на развес среди успокаивающих и адсорбирующих препаратов? Я бы взяла несколько килограммов, и светилась бы, как рождественская елка от передозировки.