Обнаженная дважды

«Прозвищем Калигула («Сапожок») он обязан лагерной шутке, потому что рос среди воинов, в одежде рядового солдата».

Гай Цезарь, сын Германика, племянник императора Тиберия, «скорее монстр, чем человек»; бывший наиболее презираемым из правителей Рима.

Маленький Бутс.

Это было слово, которое Бутон Стокс оборвал, врезав кулаком по кнопке автоответчика. Калигула. Подходящее имя для человека, которого близкие знакомые называли Бутсом. В особенности, размышляла Жаклин, те из них, которые испытывают к нему неприязнь. Это имя не комплимент в любом смысле — скорее, это синоним имен Адольф или Джек Потрошитель. Неудивительно, что Бутон реагировал на него с такой яростью. Ему, должно быть, известна репутация подлинного Калигулы. Это не было недоступной информацией. Любой, изучающий историю Рима, каждый поклонник романов, подобных «Тоге», несомненно, обязан быть с ней знаком. Все популярные истории о древнем мире нежно отразились на мерзких привычках Маленького Бутса. Современные откровенные фантазии по части секса и насилия и в подметки не годятся лучшим (или худшим) причудам римлян. Вы перечисляете их, а некоторые римляне предавались им.

Звук был негромким, но она надеялась услышать его и почти ожидала этого. Жаклин повернула голову как раз вовремя, чтобы увидеть, как поспешно отдернулась маленькая крадущаяся ножка, наступившая на одну из половиц в соседней комнате.

Когда она подошла к двери, девочка стояла снаружи. Она, вероятно, пришла в коттедж, сойдя со школьного автобуса; на ней все еще была школьная одежда: новые джинсы и довольно чистые тапочки, в руках она несла коробку для ленча. С ее ярко разукрашенной поверхности Жаклин весело улыбался Майкл Джексон, которому она не стала улыбаться в ответ.

— Надеюсь, что не помешала вам, — произнесла Мэриби с ухмылкой, которая подняла в глубине души Жаклин волну наихудших инстинктов. Она ненавидела гладко прилизанных детей по довольно весомой причине. Жаклин вырастила сама двух таких.

Однако она хотела выкачать из Мэриби некоторые сведения, поэтому придержала свое мнение при себе.

— Совсем нет. Входи.

— Я не могу. — Ребенок энергично замотал головой. — Я не должна заходить туда ни за что.

— Печенье? — Жаклин указала на свою пухлую сумочку.

— Принесите сюда, на ступеньки.

В этом был резон. Обогретые лучами солнца кирпичи выглядели лучше любой мебели в доме.

Жаклин вынесла сумочку, и они обе уселись рядышком.

Печенье было снисходительно принято, и хотя Мэриби заметила, что она предпочитает «Доктора Пеппера», она снизошла до того, чтобы принять баночку пепси, которую Жаклин извлекла из глубины сумки. В течение некоторого времени они в молчании жевали печенье и потягивали пепси.

— Почему ты не хочешь зайти в дом? — поинтересовалась Жаклин после того, как девочка съела половину печенья.

Черты лица Мэриби исказились в гримасу, которая, по ее мнению, вероятно, обозначала выражение ужаса.

— В нем бывают призраки.

— Неужели?

— Вы не должны смеяться!

— Я не смеюсь.

— Да уж, никто больше не верит мне. — Мэриби засунула в рот печенье целиком. Следующие несколько слов были невнятны, но все же разборчивы. — Я видела его.

— Что ты видела?

— Свет. Слушай. Мне нравится наблюдать за животными — лосями, кроликами и лисами. Они выходят вечером, ты знаешь? Надо приходить сюда, когда становится темно, и сидеть вот там… — Мэриби показала на поленницу, сложенную между главным домом и коттеджем. — Сидеть тихо-тихо и наблюдать за ними. Мама мне разрешает, потому, что я устраиваюсь недалеко от дома и могу добежать до него, если появится что-нибудь плохое, типа взломщика или медведя.

Жаклин позабавило такого рода сопоставление.

— Ты видела когда-нибудь медведя?

— Пока нет. — Мэриби потянулась к последнему печенью, помедлила в нерешительности и, после того как Жаклин кивнула, схватила его. — Но некоторые видели их в окрестностях. Уверена, у меня это тоже получится. Они не помешают вам, если вы не помешаете им.

— Угу, — промычала Жаклин. — А что насчет взломщиков?

— Я полагаю, это, должно быть, был взломщик. Но почему кто-то захотел ограбить этот домик? Там ничего не осталось, кроме старых гнилых книг и отбросов.

— Но ты видела огни?

Мэриби обладала даром рассказчика. Она могла бы постараться изобразить состояние тревоги, но вид пережитого ужаса, исказившего ее лицо, ребенку было трудно подделать.

— Забавные огоньки. Немного туманные и чуть желтоватые. Они двигались по кругу, как если бы кто-то прогуливался, и они разгорались, когда передвигались.

— Скверно.

— Да. Но я не побежала, пока огни не вышли и передняя дверь не открылась.

Она смерила свою собеседницу косым взглядом. Жаклин в предвкушении уставилась на нее с открытым ртом, и после некоторой паузы Мэриби продолжила:

— Я только увидела что-то большое и темное. Затем я побежала.

— Не виню тебя в этом. Когда это случилось?

— На прошлой неделе. Перед тем, как ты приехала.

— И ты не возвращалась сюда с тех пор, чтобы наблюдать за животными?

— До захода солнца, конечно. Я полагаю, что она не придет днем. Они не могут, ты ведь знаешь.

— Она, — повторила Жаклин.

— Должна быть она. Это ее место. И… — Мэриби выдала кульминационный пункт с уверенностью прирожденного рассказчика. — Я видела ее кота.

— Боже милостивый.

— Да, — сказала Мэриби, удовлетворенная благодарной реакцией Жаклин. Она облизнула палец, провела им по крошкам в пустой пачке и отправила в рот. — Это было как раз перед тем, как ты приехала. В полдень. Это был большой черный кот. У нас есть его фотографии в мамином альбоме.

— Мне бы хотелось как-нибудь посмотреть эти фотографии.

— Думаю, что ты можешь. Мама сказала, что мы должны пригласить тебя к нам на ужин или что-нибудь в этом роде. — Затем ее маленькое личико нахмурилось. — Надо же, дядя Джек. Я лучше пойду.

Жаклин удивилась, что кого-то из действующих лиц она еще не встречала. Проследив за враждебным взглядом ребенка, она заметила Сен-Джона, приближающегося к ним.

— Это его настоящее имя. Папа говорит, что он просто красуется этим прозвищем «Син-Джон».

Жаклин улыбнулась. Сен-Джон был облачен в спортивные фланелевые брюки, спортивную куртку и шелковый шарф, он шел важной поступью. Сен-Джон должен питать отвращение к этой чистосердечной молодой особе, такое же сильное, как и ее презрение к нему.

— Не стоит уходить из-за него, — сказала Жаклин.

— Я лучше пойду. Мама побьет меня. После школы мне надо идти прямо домой. Когда я увидела твою машину и вычислила, что ты здесь, то я пришла сюда.

— Рада, что ты сделала это. Мне было приятно поболтать с тобой.

Девочка не ответила. Она убежала, размахивая своей коробкой для ленча. Она разминулась с Сен-Джоном, когда тот находился на некотором расстоянии от коттеджа, и прошла мимо него молча, не останавливаясь.

Жаклин склонила голову, чтобы спрятать свои кривящиеся губы. Она посмотрела вверх только тогда, когда Сен-Джон подошел и встал прямо напротив нее.