Обнаженная со скрипкой

Колин(озабоченно). Maмa, мне кажется…

Изобэл. Тише, Колин. Я хочу услышать все до конца.

Джейкоб. Может быть, вам, Изобэл, лучше с Памелой и Джейн вернуться в отель? Я и один здесь справлюсь.

Изобэл. Нет, Джейкоб. Оскорбления моего мужа даже с того света не могут меня обидеть.

Колин. Правильно, мама!

Джейкоб. Как хотите, дорогая. (Себастьяну). Продолжайте.

Себастьян(читает). «Я хорошо знаю, что благодаря деловой хватке не брезгающего никакими средствами мистера Фридлэнда мои картины приобрели коммерческую ценность, совершенно не соответствующую их достоинствам. Но если быть справедливым, следует признать, что я снял богатый урожай благодаря его исключительной способности надувать публику. Благодаря ему моя семья за все эти годы получила изрядный куш в виде процентов от моих доходов, хотя эта подачка, обусловленная законом о браке, была, по-моему, совершенно необязательна, так как жена моя всегда имела более чем достаточный собственный доход». (Себастьян поднимает глаза). Дальше идет довольно длинное рассуждение о том, как несправедливы законы о браке и разводе. Оно не имеет прямого отношения к данной ситуации, но очень забавно, хотя и весьма непристойно. Лексикон мистера Сородэна был богат и довольно разнообразен, как вы, наверно, помните. Угодно вам, чтобы я прочитал это, или перейти к более важной части письма, к самой, как говорится, «изюминке»?

Джейкоб(сухо). Пропустите это рассуждение и читайте дальше.

Себастьян. Отлично. (Читает едва слышным голосом). Э-э-э… «каноническое право»… э-э-э… «эгоцентричные, лицемерные ханжи»… э-э-э… «чертовская наглость»… э-э-э… А, вот здесь! «Учитывая тот факт, что, когда это письмо, в конце концов, огласят, меня уже не будет в живых, я считаю справедливым обратиться к миру искусства, которому я столь многим обязан, с недвусмысленным заявлением: не считая собачки, которую я нарисовал акварельными красками в детстве, когда мне было одиннадцать лет, за всю свою жизнь я не написал ни одной картины».

Изобэл вскрикивает и, задыхаясь, хватается рукой за горло.

Действие второе

Картина первая

Прошло несколько часов. На сцене царит атмосфера общей подавленности. Изобэл с закрытыми глазами лежит на диване. Колин сидит в глубине сцены перед тарелкой с едой. Памела на переднем плане уныло переворачивает страницы иллюстрированного журнала. Джейн расположилась в кресле. Джейкоб рядам с ней.

Джейн. Хотите паштета, Джейкоб? Замечательно вкусный.

Джейкоб. Мне ничего не лезет в горло.

Джейн. Вы непременно должны себя заставить что-нибудь съесть. Хотите, я пойду в кухню и попрошу… как ее там зовут… сделать вам яичницу.

Колин. Чего ты пристаешь? Человек не хочет есть!

Джейн. Надо же поддержать свои силы. Такие нервные потрясения ужасно истощают, а Джейкоб еще и говорил до изнеможения.

Памела. А что толку? Куда лучше было бы пойти домой, как я давно предлагала. Когда хорошо выспишься, скорее соображаешь, что делать.

Джейкоб(поднимая голову). Хорошо выспишься! Вы с ума сошли?

Памела. Нисколько. Я начинаю думать, что среди нас всех только Колин да я нормальные люди. Мы всегда считали, что Сородэн ловко дурачил публику своими картинами. И никогда не скрывали этого. Верно, Колин?

Колин(с полным ртом). Факт.

Джейкоб(со сдерживаемой яростью). Я не хочу быть грубым, Колин, но, откровенно говоря, в вопросах искусства ни ваше мнение, ни мнение вашей жены не являются хоть сколько-нибудь ценными… Или хотя бы просто интересными…

Колин. Успокойтесь!

Джейкоб. Не думайте, пожалуйста, что, говоря это, я хочу вас в чем-либо упрекнуть. Все мы стремимся быть специалистами в своей области. Я ничуть не сомневаюсь, что вы большой знаток военной стратегии, а жена ваша отличная наездница. Но вместе с тем убежден, что ни вы, ни она не смогли бы отличить картину Пикассо от ямы в земле.

Колин. Ну уж во всяком случае мы поняли бы, что яма — это не более чем яма.

Джейн смеется.

Джейкоб(свирепо). Ну и провалитесь вы оба в эту яму!

Колин. Ха! Ха! Чертовски остроумно!

Изобэл(открывая глаза). Колин, я не выношу, когда ты начинаешь так выражаться.

Джейн. Перестаньте изводить Джейкоба. Он очень расстроен.

Памела. Как бы он ни был расстроен, не понимаю, зачем ему нужно оскорблять нас с Колином.

Изобэл. Хватит пререкаться. Голова у меня разламывается на части.

Джейкоб. Нет, быть не может! Все это, несомненно, какой-то подлый вымогательский трюк! Я отказываюсь верить этому!

Джейн. Ничего нельзя утверждать до тех пор, пока вы собственными глазами не прочтете письмо, а это можно будет сделать только завтра утром, когда откроется банк.

Джейкоб. Вы верите всему этому?

Джейн. Увы! Боюсь, что да.

Джейкоб. Вы представляете себе, что произойдет, если это письмо попадет в прессу? Вы можете вообразить все последствия столь немыслимой ситуации?

Джейн. Письмо может оказаться подложным. Ничего нельзя утверждать, пока мы не проверим почерк.

Джейкоб. Если только обо всем пронюхают газеты — моя репутация погибла навеки, хоть письмо и окажется подложным.

Джейн. Мы должны позаботиться, чтобы этого не случилось.

Джейкоб. Какой-то кошмар!

Джейн. Если отец действительно не писал эти картины, значит, их писал кто-то другой. Мы прежде всего обязаны выяснить — кто именно.

Колин. Попробуй позвонить в ближайший сумасшедший дом.

Джейн. Уймись ты, Колин!

Колин (подходит к Джейкобу). А это очень разумное предложение. Кто бы ни писал «Портрет Марджори», он во всяком случае был не в своем уме! (Хлопает Джейкоба по плечу).