Обнаженные мужчины

– Чтобы заниматься современным искусством, нужно хорошо знать традиционное, – возражаю я. – Ты не должна обращаться к современным фокусам только оттого, что они легче. Современные произведения создают по собственному выбору, а не потому, что не могут создать ничего другого. Пикассо мог писать в высшей степени реалистичные портреты. Он просто предпочел не сосредоточиваться на этом стиле.

– Я просто не делаюреалистические фокусы.

Это не мое.

– Я знаю, но умеешьли ты их делать?

– Конечно.

– Нельзя ли мне увидеть что-нибудь из твоих фокусов? – Я чувствую себя полисменом. «Могу ли я взглянуть на ваши водительские права?»

Лора смотрит на меня пристально несколько долгих секунд, потом уходит в спальню за реквизитом.

Вернувшись, она становится передо мной с цилиндром и палочкой в руках. И начинает делать известный традиционный фокус, который все мы сто раз видели и в метро, и по телевизору: вытаскивает из цилиндра игрушечного зайчика, предварительно показав, что цилиндр пустой. Она делает фокус напряженно и неуклюже. У нее действительно нет таланта. И движения не очень скоординированные.

– Очень хорошо, очень хорошо, – хвалю ее я. – Я не сравнил бы тебя с Пикассо, но это достаточно хорошо. А не можешь ли ты показать что-нибудь получше?

Она корчит мне рожу и делает еще один известный фокус: соединяет и разъединяет серебряные колечки, когда кажется, что их невозможно соединить или разъединить. Лора высунула кончик языка от напряжения. Совсем не впечатляет. Это чуть ли не хуже тех детских фокусов, которые она показывает на сцене. Нужны хотя бы минимальная грация и уверенность.

– Разве нет какого-нибудьфокуса, который ты бы хорошо делала? – спрашиваю я шутливым тоном. Мне не хочется быть слишком резким, но и быть слишком мягким не годится, иначе ей это не поможет.

– Вы гладите меня против шерсти, мистер Ацидофилус. – Она в самом деле обиделась. Как мило, что она еще может шутить. Наверно, я задел ее за живое. Может быть, у нее ужасный комплекс из-за того, что она такая неумелая фокусница.

Но она спокойно делает фокус с картой, исчезающей под носовым платком. Лора двигается, как робот. Она делает это так плохо, что я чуть ли не догадываюсь, куда она спрятала карту: в рукав или куда там еще их прячут.

– Неужели ты не исполняешь хорошо хоть что-нибудь? – спрашиваю я.

Лора сердито бросает себе на ладонь монетку, и она исчезает прямо у меня на глазах, а рука остается пустой.

– Ну вот, это мне ближе, – бормочет она.

Я смотрю ей в лицо. Она быстро отводит взгляд и повторяет традиционный фокус с серебряными колечками. Я останавливаю ее.

– Лора, то, что ты сейчас сделала, – что это было?

Она заливается краской, с несчастным видом надувает губы:

– Ты только что зашел слишком далеко. Ты меня унизил. Я не думала, что так выйдет. Давай вычеркнем это из памяти. Мне бы хотелось потерять сознание.

– Конечно, хотелось бы. – говорю я, совершенно ошеломленный. – Конечно, – непроизвольно повторяю я. – Мне это показалось похожим на настоящую магию.

– Разумеется нет. Это единственный фокус, который мне удается. Я делаю его хорошо, потому что тут не требуется ловкость рук.

– Не требуется ловкость рук?Тогда, по-моему, это еще больше похоже на настоящую магию.

– Нет, это не так.

– Тогда покажи мне, как ты это сделала.

– Это слишком сложно объяснить.

– Попытайся.

– Нет. Фокусники никогда не должны раскрывать свои секреты, ни в коем случае. Но ты можешь пойти в любой магазин для фокусников и купить реквизит вместе с инструкциями.

Рано утром на следующий день я действительно иду в такой магазин и спрашиваю о фокусе, при котором монетка исчезает с ладони. Разумеется, такого у них нет, потому что этот фокус могут показать лишь феи, колдуньи или телевизионщики. Когда я прихожу домой, то сообщаю Лоре, что ее фокуса нет в продаже.

– Ах, вот как? Я не думала, что ты пойдешь проверять, – говорит она. – Я просто хотела, чтобы ты от меня отвязался. Вообще-то меня научил этому фокусу мой дедушка.

– Я тебе не верю.

– Единственная причина, по которой ты на этом зациклился, – это монетка, напоминающая тебе о том случае в детстве. Если бы у меня на ладони была пуговица, или наперсток, или кольцо, или камешек, ты бы сразу же забыл об этом фокусе.

– Неправда.

– Правда.

– Нет, нет, нет.

– Да, да, да.

– Нет, я тебе говорю.

– Да, совершенно точно.

– Ничего подобного.

– Именно так.

– Ладно, забудь, – говорю я и машу рукой. Но потом поворачиваюсь к ней и в нетерпении восклицаю: – Сделай это еще раз!

– Никогда. Перестань зацикливаться.

– Никогда.

Мы пристально смотрим друг на друга, тяжело дыша. И вдруг я в изнеможении плюхаюсь на кровать.

– Я понимаю твою дилемму, – говорю я, растягивая слова. – Тебе явно не удаются традиционные фокусы, и было бы слишком рискованно демонстрировать твою настоящуюмагию, потому что даже если бы ты попыталась сделать ее похожей на поддельную магию, всегда есть шанс, что это может раскрыться. Поэтому единственное, что ты показываешь – это постмодернистские детские фокусы. Я понимаю твою проблему, а теперь еще и уважаю твое решение. – Я закрываю глаза. – Я все сказал. И ты не сможешь сказать мне ничего такого, что меня бы переубедило.

– О, пожалуйста! Дай мне передышку, – просит она. – Моя настоящаямагия? Да, правильно, Джереми.

Зря стараешься.

Мы просто есть.

Мы стоим на улице, Лора и я, на углу, не двигаясь, не дотрагиваясь друг до друга. Мы просто есть – вместе. Удовольствие от того, что мы вместе, настолько остро, что его даже трудно вынести. Мы должны замедлиться. Мы должны замедлить свое существование и биение наших сердец.

Когда мы вместе, то сильно возбуждаемся, трогая людей так, чтобы они не заметили. Это чуть ли не состязание между нами: кто перетрогает больше людей. Самое лучшее – это когда мы одновременно дотрагиваемся до кого-нибудь. Удобнее всего это сделать, стоя в очереди.

Мы никогда не говорим друг с другом об этом. Это не какая-то игра, в которую мы сознательно начали играть. Нет, все началось так постепенно и незаметно, что я бы не смог сказать, в какой день или даже в какую неделю я дотронулся до своего первого. Потрогать одежду – это тоже считается, но человека – это гораздо лучше, хотя, конечно, больше шансов, что тебя поймают. Дотрагиваться до людей так, чтобы они не заметили, – это волнующе, смело, опасно, но в то же время в этом есть тепло, любовь, близость. Просто столкнуться с кем-нибудь на улице или задеть кого-то – это чудесно. И неважно, если заметят: они просто подумают, что это произошло случайно, и им в голову не придет, что это спланировано, что мы сделали это нарочно.