Обнажённый Бог: Феномен

— Хорошие друзья.

— Лучшие.

— Зачем ты решила лететь?

— Мы с «Эноном» хотим сделать все, что в наших силах. Если это звучит высокопарно, прошу прощения, но я так чувствую.

— Это единственная причина, почему я здесь. Ты знаешь, мы с тобой существа редкие. Много ли найдется людей, встретившихся лицом к лицу с одержимыми и оставшихся в живых? Невольно задумаешься.

— Я знаю, что ты имеешь в виду.

— Никогда еще не был так напуган. Смерть всегда страшна. Большинство людей о ней попросту не думают. Ну а когда понимаешь, что дни твои сочтены, утешаешь себя тем, что жизнь прожита не зря. Должно же быть что-то после смерти, и это бы хорошо, потому что в глубине души убежден, что самого главного в своей жизни ты так и не сделал. С чем-то ты придешь к Судному дню?

— Латон обо всем этом уже думал, вот что меня поражает. Я прочитала последнее его послание. Он и в самом деле верил, что эденистов не запрут в потусторонье. Ни одного человека из миллиарда, сказал он. Почему, Джошуа? Разве мы так уж отличаемся от вас?

— А что об этом думает Согласие?

— У него на этот счет мнение пока не сложилось. Мы стараемся понять природу одержимых и сравнить ее с нашей психологией. Латон говорил, что такой анализ облегчит нам понимание. Кампания по освобождению Мортонриджа должна дать нам новые данные.

— Я не уверен, что это так уж полезно. У каждой эры свой взгляд на эти вещи. Возьмем, к примеру, поведение горшечника из семнадцатого столетия… ясно, что оно будет совершенно отличаться от твоего. Я всегда думал, что у Эшли ужасно старомодные взгляды на многие вещи: вот, хотя бы, он в ужасе оттого, что современные дети пользуются программными стимуляторами.

— У меня на это такие же взгляды.

— Разве запретишь доступ к стимуляторам? В наш век это попросту невозможно. Вы должны обучать общество, втолковывать, объяснять, что приемлемо, а что — нет. Маленький юношеский эксперимент не повредит. В случае излишества необходимо помочь людям с этим справиться. Альтернативой этому является цензура, с которой мировая паутина справится в один миг.

— Это пораженчество. Я не спорю: люди должны знать о последствиях стимуляторов, но если бы вы сделали усилие, адамистская культура избавилась бы от них.

— Знание не может быть уничтожено, оно должно быть поглощено и приспособлено, — он печально смотрел на Юпитер. — Я пытался спорить с Первым адмиралом. Он был не очень-то взволнован.

— Ничего удивительного. То, что мы собираемся в полете использовать антивещество, — секретная информация.

— Дело не в том, — начал Джошуа, затем проворчал: — Похоже, мне не удастся избежать потусторонья. Не думаю, как эденист.

— Нет, это не то. Это просто разница во взглядах. Мы соглашаемся в том, что стимуляторы — зло, но по-разному смотрим на то, как с этим злом справляться, а думаем мы одно и то же. Не понимаю этого.

— Будем надеяться, Спящий Бог покажет нам разницу, — искоса глянул на нее. — Могу я задать личный вопрос?

Она обтерла кромку бокала кончиком указательного пальца и облизала его.

— Спасибо, Джошуа Калверт, у меня есть преданный возлюбленный.

— Э… я хотел спросить, есть ли у тебя дети?

Она покраснела.

— Нет. Пока нет. Зато у моей сестры Помоны целых трое. Вот и не понимаю, чем я все это время занималась.

— Когда у тебя появятся дети, как ты собираешься их поднимать? Я твое капитанство имею в виду. Ты, что же, возьмешь их с собой на борт?

— Нет. Жизнь на корабле — только для взрослых, даже и на борту космоястреба.

— Так как они будут расти?

— Что ты хочешь сказать?

Странный вопрос, особенно от него. Но она видела: его и в самом деле это интересовало.

— Мать должна быть всегда рядом.

— А… поняла. Это неважно, для них, во всяком случае. У капитанов космоястребов очень большие семьи. Как-нибудь я познакомлю тебя со своей матерью, тогда сам увидишь. Все дети, которые у меня родятся, пока я летаю на «Эноне», будут под присмотром целой армии родственников и под защитой обиталища. Я не занимаюсь пропагандой, но эденизм — это одна огромная семья. Понятия сиротства у нас нет. Конечно, нам, капитанам, трудно расставаться с детишками на несколько месяцев. Но ведь и у жен морпехов такая судьба вот уже целое тысячелетие. Приходится с этим мириться. Когда яйца «Энона» проклюнутся, мне стукнет девяносто лет и я закончу свою карьеру. Буду сидеть дома с выводком орущих младенцев. Представил?

— А те дети, от которых вы уезжаете? Они счастливы?

— Да. Они счастливы. Я знаю, ты нас считаешь бездушными. — Она стиснула его руку. — А как твои дела?

— У меня все в порядке, — он уставился на свой бокал. — Сиринкс, ты можешь рассчитывать на меня в полете.

— Я знаю это, Джошуа. Я несколько раз посмотрела память Мурора и с Самуэлем разговаривала.

Он показал на звездное небо.

— Ответ где-то там.

— Согласие давно знал об этом. А киинты сказать мне отказались…

— А я не настолько умен, чтобы помочь ученым…

Они улыбнулись.

— Ну, за полет, — сказала Сиринкс.

— Воспарим же туда, куда и ангелы боятся залетать.

Они осушили Норфолкские слезы. Спринкс громко высморкалась и утерла глаза. Потом нахмурилась: возле бара стояла какая-то фигура.

— Иисусе Христе, Джошуа, я и не знала, что ты раздваиваешься.

Усмехнувшись тому, что эденист божится, он тут же ощутил досаду: увидел, о ком она говорит. Поднял руку и поманил Лайола.

— Счастлив встретить вас, — сказал Лайол, когда Джошуа его представил. Блеснул фирменной калвертской улыбкой и поцеловал руку.

Сиринкс засмеялась и встала.

— Прошу прощения, Лайол. Боюсь, прививку я делала уже давно.

Джошуа хихикнул.

— А теперь я вас оставлю, — сказала она и легонько поцеловала Джошуа. — Не опаздывай.

— Взял ее электронный адрес? — спросил Лайол сквозь зубы, глядя ей вслед.

— Лайол, на ней костюм капитана космоястреба. У нее нет электронного адреса. Как твои дела?

— Очень хорошо, — Лайол оседлал стул, повернув его задом наперед, и положил руки на спинку. — Этот город, обожающий вечеринки, мне по сердцу.

— Ну и ладно. С момента прибытия я тебя что-то не видел.

— Ничего удивительного. Эта Доминика — черт, а не девка, — он перешел на хриплый шепот. — Представляешь, пять-шесть раз за ночь. А уж столько позиций… похоже, что-то переняла и у ксеноков.

— Вау!

— А прошлую ночь, знаешь что? Втроем. Неомоун к нам присоединилась.

— В самом деле? Ты хоть записал?