Обнулись!
Шрифт:
Глава 3. Дружба мужская и женская
Дом Гошиных родителей почти не изменился. Только покосившийся деревянный забор поменяли на ровный металлический, а саму двухэтажную бревенчатую постройку с летней верандой обшили бордовой вагонкой. Приусадебный участок, правда, выглядел необычно запущенным: цветы на клумбах вперемешку с сорняками, побелка снизу на деревьях почти сошла, и вот-вот наглые жуки-короеды наконец пожрут досыта.
Роман слез с мотоцикла, с непривычки тело отозвалось ломотой и тяжестью: все-таки почти двести километров по дорогам ленинградской области
Роман нажал затертую кнопку на калитке: один длинный звонок и один короткий.
Несколько минут пришлось простоять в ожидании, собрался звонить снова, но тут дверь на веранде отворилась, и по ступенькам медленно, держась за перила, начала спускаться старушка.
Роман невольно содрогнулся – так сильно сдала за последние годы тетя Зина – мама Гоши, он даже не сразу ее узнал.
– Чего вам? – крикнула она, сойдя с лестницы и прищурившись.
– Зинаида Ивановна, здравствуйте! – крикнул Роман.
– Что? – переспросила старушка, а потом пробормотала под нос: – Не слышу ничего…
Она осторожно засеменила к забору.
– Тетя Зина, это я, Роман Пластинин, помните? Друг Гоши… работаем… работали вместе.
– Ааа, – расплылась она в улыбке, то ли расслышав, то ли, наконец, рассмотрев гостя. – Пластинкин, ты что ли?
– Я, – улыбнулся в ответ Роман. Тетя Зина всегда называла его не по настоящей фамилии, а этим ласковым прозвищем.
– Так ты заходи, там открыто. Я собаку подержу. Барон, тихо! Сидеть! Свои!
Собака замолчала, посмотрела на хозяйку и, облизнувшись, уселась на траву.
Роман толкнул калитку и вошел во двор.
– Тетя Зина, как поживаете? Как дядя Леша?
Бабушка тяжело вздохнула:
– Да как-как… болеем, я после инсульта только-только отходить начала. Дед лежит целыми днями, телевизор включит и пялится туда, – она шаркнула ногой в калоше, по мощенной бетонными плитами дорожке, ведущей от крыльца до калитки. – Огород, вон, совсем зарос. Нет сил уж работать, как прежде.
Роман еще раз окинул взглядом некогда образцовый участок, где Гошины родители умудрялись выращивать даже арбузы, а посторонним растениям было запрещено приближаться ближе, чем на метр к забору с внешней стороны. А сейчас земля утопала в зелени сорняков, свидетельствуя об окончании какой-то важной и светлой эпохи. Смена поколений… миграция из деревни в город. Почему-то взгрустнулось.
– Пойдем в дом, стоять мне тяжело, спина очень болит последнее время. Да что спина? Проще сказать, где не болит..
Неспеша они двинулись обратно к веранде. В доме все осталось практически так же, как помнил Роман. Небогатое убранство деревенского жилища: простая советская мебель, половички, ковры на стенах, иконы в углу, только в большой комнате старую ламповую Радугу заменил широкий плоский телевизор. “Видимо Гоша настоял,” – усмехнулся Пластинин.
Тетя Зина суетилась на кухне, наотрез отказавшись от какой-либо помощи. Вместо этого отправила Романа в спальню поздороваться с дедом – как она его сейчас называла – хотя на самом деле это был отец Гоши.
Аккуратно открыв
дверь, которая все равно скрипнула, словно сторожевая собака, лаем предупреждающая хозяев о приходе чужака, Пластинин заглянул в комнату. Старая Радуга стояла на тумбочке и показывала какой-то сериал, мерцающим экраном словно подмигивая Роману: “Что, мол, думал меня уже выбросили на свалку истории? Ан нет, советские люди так не поступают. Я все еще работаю и меня смотрят, а того, нового и плоского, даже включить боятся”.Несмотря на шум телевизора, дядя Леша спал на кровати, вытянув одну ногу в шерстяном носке из-под одеяла. Роман не стал его будить, а вернулся на кухню, где уже был налит чай в изящные праздничные кружки с тонкими стенками, очевидно, взятые из серванта в честь визита гостя.
– Как поживаешь, Рома? – спросила тетя Зина. – Давно освободился? Устроился где-нибудь?
Они вообще знали, что он уже вышел? Пластинину стало интересно, а сам Гоша в курсе? Ведь они не общались последние несколько лет, да и сейчас, на воле, он ни с кем из старых знакомых не контактировал. Только матери сообщил, что все в порядке.
Вкратце он пересказал последние события своей жизни, не вдаваясь в подробности и не называя даже города, где поселился – мало ли что. Закончив, он наконец решил задать мучающий его вопрос:
– Тетя Зина, а Гоша давно у вас был? Как вообще у него дела?
Старушка сперва испытующе посмотрела на него и отвела взгляд в окно. Помолчала, затем вытерла глаза рукой и сказала:
– Так у нас Гошенька. Куда ему теперь…
У Романа внутри екнуло.
– В смысле?
Тетя Зина снова помолчала, подбирая слова.
– Убили сыночка нашего, на кладбище он теперь, здесь, в Олонце.
Роман выругался вслух, замолчал, осознавая услышанное. Ближе Гоши друга у него не было, по крайней мере последние пятнадцать лет. И пусть их взаимоотношения были сложными, а последнее время и вовсе сошли на нет, но каждый из них знал, что где-то в мире есть друг, на которого можно положиться. А теперь такого человека в жизни Пластинина не стало.
– А кто? Как? Когда? – он понимал, что заставляет мать заново вспоминать ужасное горе, но не мог сдержаться.
Старушка опять глубоко вздохнула, положила морщинистые руки на стол, сцепив пальцы в замок.
– А кто вас убить может, Ромочка? Бандиты какие-то. Думаешь нам рассказали подробности? Кому-то не понравился, мешался. Нашли Гошеньку в Ленинграде… на стройке заброшенной, – ее голос дрогнул, – узнать смогли только по удостоверению, что при нем осталось. Так его бедненького изуродовали, – она перекрестилась.
Роман сжал кулаки, задумался: кто из бывших сослуживцев может быть в курсе произошедшего? У кого узнать детали? А зачем они ему? Будет мстить? Вряд ли. Но ответы были нужны, хотя бы для себя. Так уж он привык жить.
– В закрытом гробу ведь хоронили… ты прости, не могу я вспоминать, сердце кровью обливается, – тетя Зина закрыла ладонями лицо и заплакала.
По ее реакции Роман решил, что это случилось недавно. Хотя разве можно рассчитывать, что мать сумеет смириться с убийством единственного сына, даже спустя годы? Разве ее душа перестанет разрываться на куски при воспоминаниях о его мучительной смерти?