Обольщение красотой

— Вы приехали, чтобы поздравить меня, мадам? Я так рада, что вышла замуж за Лексингтона.

Ее легкомысленный тон подействовал на гостью отрезвляюще.

— Вот как, герцогиня? — отозвалась та, слегка приподняв брови.

Герцогиня. Она, Венеция, теперь герцогиня Лексингтон.

— Я обожаю археологические находки, особенно те, что относятся к меловому периоду. Говорят, у герцога имеется целая коллекция редких окаменелостей. Мне не терпится посетить его частный музей.

Это был не тот ответ, которого ожидала вдовствующая герцогиня.

— Вы вышли за него замуж из-за его окаменелостей?

— Вы случайно не видели моего динозавра в Британском музее естествознания, мэм? Великолепный экземпляр. Я более десяти лет ждала возможности снова заняться раскопками. Став женой Лексингтона, я смогу отправиться с ним в экспедицию. Я мечтала об этом всю свою сознательную жизнь.

Пальцы вдовствующей герцогини вцепились в складки юбки.

— А ваш муж? Вы любите его?

Венеция очаровательно улыбнулась.

— Как можно не любить мужчину, который возьмет меня на раскопки?

Вдовствующая герцогиня встала и подошла к японской ширме в углу гостиной. Под цветущей вишней, закрыв лицо рукой, сидела женщина в цветастом кимоно. Ее меланхолия была почти такой же весомой, как усыпанные цветами ветви, клонившиеся к голой земле.

Принесли чай. Венеция разлила его по чашкам.

— Думаю, нам следует отправиться в Южную Африку. Насколько я слышала, это настоящая сокровищница останков ископаемых ящеров. Вам положить сахар и молоко, мэм?

Вдовствующая герцогиня повернулась к ней лицом.

— Вам известно, что недавно он высказал о вас весьма нелицеприятное мнение?

— Тем отраднее, что он так быстро увидел вещи в истинном свете.

— Даже если он любит другую женщину?

Венеция поставила чайник и потянулась к молочнику.

— Если вы говорите о даме с «Родезии», то, полагаю, она его ужасно разочаровала.

— И вы согласны быть его утешительным призом?

Если бы она стала для него призом, любым!

— Это мне решать, мэм, и я уже решила.

Вдовствующая герцогиня снова села. Сбитая с толку родственница, однако, исчезла. Напротив Венеции сидела львица.

— Кристиан представляет собой больше, чем коллекция окаменелостей, герцогиня. Он — один из лучших людей, кого я встречала, и его счастье значит для меня очень много. Если он вам нужен только из-за возможности побывать на раскопках, должна предупредить, что большую часть времени он проводит отнюдь не в экзотических местах. Как и любой другой помещик, он надзирает за своими угодьями и людьми. И это то, чего он потребует и от вас. Вы готовы быть ему хорошей женой?

Венеция почувствовала, что напряжение, в котором она пребывала, спадает. Перед ней сидела женщина, которая любила Кристиана так же яростно, как она сама. Женщина, перед которой ей не нужно изображать Редкую Красавицу.

— Надеюсь, вы извините мне этот легкомысленный тон, — тихо сказала Венеция. — Честно говоря, мне совсем не весело.

Она могла видеть свое отражение в зеркале, висевшем над камином. Она выглядела, как дама в кимоно на японской ширме, удрученная и одинокая.

Вдовствующая герцогиня сложила руки на коленях.

— Вот как?

— Он не изменил своего мнения обо мне. Ни на йоту. Но я влюбилась в него.

— Понятно, — с вежливым недоверием отозвалась вдовствующая герцогиня.

— Это ужасно. Не говоря уже о том, что он предпочитает даму с океанского лайнера. — Венеция посмотрела на свою собеседницу в упор. — Я не могу обещать, что сделаю его счастливым. Но я обещаю, что его благополучие всегда будет для меня на первом месте.

Взгляд вдовствующей герцогини стал задумчивым.

— То, что он говорил в Гарварде…

— О моих покойных мужьях? Его ввели в заблуждение. Но, боюсь, его мнение не изменишь.

Вдовствующая герцогиня не ответила. Они в молчании пили чай. Было слышно, как по лестнице снуют слуги, относившие чемоданы Венеции в карету, которая уже ждала у кромки тротуара. Через открытое окно доносился голос горничной, дававшей указания слугам относительно багажа своей хозяйки.

— Не буду больше задерживать вас, — сказала вдовствующая герцогиня, поставив свою чашку.

— Передать ему, что вы заходили, или вы предпочитаете, чтобы эта встреча осталась между нами?

— Можете передать. Кристиан знал, что я не стану сидеть, сложа руки, после того, как он огорошил меня подобными новостями.

— Конечно. И никто не стал бы, когда дело касается тех, кого мы любим.

Они поднялись и обменялись рукопожатием.

— Если позволите, я дам вам один совет, — сказала вдовствующая герцогиня. — Если вы считаете, что герцог не прав в отношении вас, дайте ему знать. Он может казаться ужасно грозным, но он никогда не был упрямцем, не признающим никаких доводов.

Баронесса не стала бы колебаться. Венеция сомневалась, что у нее хватит храбрости, однако кивнула.

— Я запомню, ваша светлость.

Есть определенный смысл в том, чтобы юношеские грезы оставались в юности. Они экстравагантны, а порой даже опасны.

Миссис Истербрук — скорее одержимость ею — была его юношеской грезой. И не важно, что она тогда была замужем. В его фантазиях муж вообще не являлся препятствием. Кристиан начал проклинать свои сны только после того рокового разговора с Энтони Таунсендом. И даже тогда не полностью и не сразу.

События, которые он изложил в своей лекции в Гарвардском университете, соответствовали этапам его собственного разочарования. Недоверие, с которым он слушал Таунсенда, гнев, вызванный его безвременной кончиной, крушение последних иллюзий из-за ее второго брака, заключенного ради выгоды.

Но Венеции показалось недостаточным, что только один мужчина из десяти тысяч посмел отнестись к ней критически. Нет, ему пришлось заплатить за этот проступок своим сердцем.

А теперь она стала его женой перед Богом и законом.

Его самая дорогая собственность сидела напротив в его личном вагоне, прицепленном к поезду, невозмутимая и невероятно прекрасная. Кристиан не мог представить, что он обнимал ее, касался ее, сливался с ней душой и телом. Ее красота потрясала, словно она была не существом из плоти и крови, а творением художника, рожденным приступом лихорадочного вдохновения.

Казалось, она притягивает свет. Хотя солнечные лучи проникали в вагон сбоку, ее фигура была освещена полностью, ровным, мягким сиянием, какое художник создает в своей мастерской, изображая ангелов или святых, снабженных собственным источником света в виде нимба.