Обольстить грешника

Он задумчиво смотрел на табакерку, когда позади него открылась дверь. Он даже не пытался скрыть свою находку. Странно, но он был рад, что она застала его здесь с этой табакеркой в руках.

Он повернулся и посмотрел Мелисанде в лицо.

— Возлюбленная жена моя.

Она тихо закрыла за собой дверь и перевела взгляд с его лица на табакерку.

— Что ты здесь делаешь?

— Пытаюсь кое-что узнать, — ответил он.

— Что же?

— Почему ты вышла за меня замуж.

Вейл стоял перед Мелисандой, держа в руке самые важные ее тайны, и задал ей наиглупейший вопрос, какой она когда-либо слышала.

Она растерялась, трудно было поверить, что он мог быть таким идиотом, и поэтому переспросила:

— Что?

Он шагнул к ней, по-прежнему сжимая табакерку длинными тонкими пальцами. Его волнистые, цвета красного дерева волосы были зачесаны назад и собраны в уже распушившуюся косицу, черты лица обострились, мешки под глазами свидетельствовали о бессонных ночах. Широкие плечи обтягивал красно-коричневый камзол с пятном на локте, на ногах были потертые башмаки. Еще никогда она так не злилась на человека, одновременно восхищаясь его красотой.

Как же он был совершенен в своем несовершенстве!

— Я хочу узнать, почему ты вышла за меня, моя единственная любовь, — сказал он, не замечая ничего вокруг.

— Ты что, так глуп?

При этих ее словах он наклонил набок голову и как будто с любопытством посмотрел на нее:

— Нет.

— Или безумие в крови вашей семьи? — высказала она предположение.

Он покачал головой, все, более приближаясь к ней:

— Нет, насколько мне известно.

— Значит, глупость — твое личное качество.

— Не думаю, что я глупее других мужчин. — Теперь Джаспер стоял прямо перед ней, приблизив лицо к ее лицу, слишком близко, слишком интимно.

— О да! — сказала она и с силой оттолкнула его. — Ты глупее.

Он и не пошевельнулся, черт бы его побрал! Он просто положил в карман табакерку и грубо ухватил Мелисанду за волосы. Откинул назад ее голову и приник горячими и влажными губами к ее шее.

— Скажи мне, почему ты вышла за меня замуж, — прорычал он, и она почувствовала колебания его голоса на своей коже.

— Ты самый глупый, самый тупой мужчина на свете. — Она снова толкнула его и, когда он не сдвинулся с места, забарабанила кулаками по его груди и плечам. — Самый слабоумный человек в истории человечества.

— Не сомневаюсь, — выдохнул он.

Казалось, ее муж даже не чувствовал ударов. Он оторвал кусок кружева от ворота ее платья и припал губами к ее груди.

— Так скажи мне почему, милая моя жена.

— Я следила за тобой, — тяжело дыша, ответила она, — годами. Я видела, как ты смотрел на женщин — пустоголовых хорошеньких женщин. Я видела, как ты выбирал тех, которых хотел. Я видела, как ты преследовал их, ухаживал за ними и соблазнял их. И я видела: когда они тебе надоедали, твои глаза начинали искать новых жертв.

Он оторвал кружево от лифа ее платья и, оттянув лиф и корсет, обнажил ее грудь, дотронулся до ее соска и затем припал к нему губами.

Она вскрикнула.

— Скажи мне…

Она взглянула на него, и в ней закипел гнев, ее губы кривились от боли.

— Я видела тебя, видела, как ты отводишь их в сторонку, видела, как ты шепчешь что-то им на ухо. Видела, как ты уходишь вместе с очередной женщиной, и знала, что ты положишь ее в свою постель.

Слезы струились по ее щекам, а он все еще смотрел на нее. Его взгляд был напряжен, а руки нежно ласкали ее грудь.

Не нужны ей его нежности. Рухнула стена, и все эмоции, которые она подавляла годами, вырвались на свободу. Она ухватилась за его плечи, опираясь на них, чтобы дотянуться и укусить его за ухо. Он отдернул голову и быстрым движением поднял ее. Она вскрикнула и кричала долго и громко, пока он нес ее к постели. Он сбросил Мелисанду на кровать, и она замолчала. Она не успела, и шевельнуться, как он уже лежал на ней и сильной рукой сжимал ее запястья.

В дверь постучали.

— Убирайтесь! — закричал он, не отрывая глаз от ее лица.

— Милорд! Миледи!

— Не смейте сюда входить! Слышите?

— Милорд…

— Черт бы вас побрал! Оставьте нас в покое!

Они оба прислушались, шаги лакея затихли. Тогда Джаспер наклонился и поцеловал ее в шею.

— Скажи мне…

Она выгнулась, но его ноги мешали ей подняться — она не могла найти опору.

— Все эти годы…

Он снял шейный платок и связал над головой ее руки.

— Все эти годы — что? Скажи мне, Мелисанда.

— Я видела тебя… — Она подняла глаза на свои связанные руки и подергала за платок. Он не поддавался. — Я следила за тобой…

— Перестань сопротивляться! — приказал он. — Ты себе что-нибудь повредишь, милая.

— «Повредишь»! — почти в истерике засмеялась она. Он достал из кармана нож и начал резать на ней одежду.

— Скажи мне…

— Ты спал с ними, с одной, потом с другой… — Она хорошо помнила глубокую острую боль ревности. Он снял с нее лиф платья. — Их было так много, что я не могла не сбиться со счета. А тыих считал?

— Нет, — тихо признался он.

Он стянул с нее юбки и бросил их на пол. Сняв с нее туфли, он также отшвырнул их.

— Я даже не помню их имен.

— Будь ты проклят! — Она была почти голой, на ней оставались лишь чулки и подвязки. Руки были связаны над головой, но ноги были свободны, и она ударила его по бедру.

Он тяжело навалился на нее, целуя ее грудь.

— Скажи мне…

— Я годами следила за тобой, — шептала она. Слезы на ее щеках уже высохли, и жар охватывал все тело. — Я следила за тобой, а ты никогда не видел меня.

— А теперь вижу, — сказал он, обводя языком то один, то другой сосок. Осторожно. Нежно.

Черт бы его побрал!

— Ты даже не знал моего имени.

— А теперь знаю. — Он чуть прикусил ее кожу. Наслаждение и боль пронзили все ее тело.

— Ты… — Она пыталась собраться с мыслями. — Ты даже не знал, что я существую.

— А теперь знаю.

И он скользнул вниз по ее телу, раздвинул ее колени и положил ее ноги на свои плечи.

Она попыталась освободиться от него, но, как и раньше, не могла сдвинуть его с места. Он опустил голову и дотронулся языком до самого ее чувствительного места. В ее животе что-то содрогнулось, связанные руки сжались в кулаки, и она закрыла глаза, отдаваясь своим ощущениям — прикосновениям влажного языка, пальцев, лежавших на ее бедре… Его ласки были медленными и интимными. Она сжала пальцы, чувствуя нараставшую волну желания. Он ласкал ее, и его ласка как будто раскрывала ее и делала совсем беззащитной.