Оборотень, или Последняя гастроль Артиста

– М-да, ваш рассказ интересен, – произнёс он, пристально глядя мне в глаза, – но, по-моему, в нём есть некоторые неточности.

– Неточности? – удивился я.

– Да, неточности. Вы уверены, что описываемые вами события произошли именно в три часа ночи, а не раньше и не позже?

– Абсолютно. За точность своих часов я ручаюсь. Вот, взгляните, идут секунда в секунду, по ним можно кремлёвские ставить – и не ошибётесь.

Он сверил мои часы со своими и удовлетворённо кивнул. Но следующий его вопрос поверг меня в совершеннейшее недоумение.

– Что вы делали в холле в столь позднее время?

– В холле? – снова удивился я. – Но я не был в холле!

– Разве? – Он подозрительно посмотрел на мои ботинки.

– Клянусь! Я дошёл лишь до середины коридора.

– Вот-вот, это-то и непонятно. Вы слышали стон, но дошли только до середины коридора и почему-то повернули обратно, даже не поинтересовавшись его источником. Неужели вы, гражданин Чудаков, настолько лишены любопытства?

Я попытался вкратце описать ему те чувства, которые испытывал тогда, в тёмном коридоре, но он, по-моему, так ничего и не понял и продолжал недоверчиво коситься на мои ботинки.

– Всё это прекрасно, гражданин Чудаков, только, знаете, чувства – это не в моей компетенции. Давайте разберёмся в фактах. Вы утверждаете, что слышали звук ключа, поворачивающегося в замке одной из дверей. Так?

– Так.

– И, конечно же, номера на двери вы не запомнили?

Я развёл руками.

– К сожалению, не запомнил.

– Вот видите, как у вас всё получается, – покачал головой следователь, – кто стонал – не знаете, номера не запомнили, зачем вообще выходили из номера, тоже непонятно…

– Так я же вам… – попытался было возразить я, но он жестом остановил меня.

– Ладно, допустим, всё так и было…

– Да почему же допустим!..

– Хорошо, хорошо, пусть всё так и было. Тогда ответьте мне хотя бы на такой вопрос: саму дверь вы найти смогли бы?

– Думаю, что да. Где-то в середине коридора, по левой стороне.

– По левой стороне?

– Ну да, по левой. Это если идти в сторону холла.

– Вот как? И вы утверждаете, гражданин Чудаков, что шли именно в эту сторону, когда щёлкнул замок?

– Разумеется, – ответил я с раздражением. – Простите, гражданин следователь, но мне не совсем понятен столь пристальный интерес к моим словам. Я что-то не так говорю?

Он кинул на меня быстрый, пронизывающий взгляд, в котором сквозило явное недоверие, полистал какие-то бумаги, нашёл что-то, заинтересовавшее его, и ответил:

– Вот показания гражданина Хомякова, это у его номера вы остановились нынешней ночью. – Следователь поднял на меня вооружённые очками глаза. – Гражданин Хомяков утверждает, что видел вас идущим по коридору в начале четвёртого ночи, но…

– Но? – Я подался вперёд.

– Но, – следователь умышленно затянул паузу, чтобы придать значительность своим следующим словам, – и, надо сказать, преуспел в этом, – но видел он вас идущим со стороны холла! Так-то, гражданин Чудаков. – Он торжествующе усмехнулся, и стёкла его очков радостно заблестели.

– Это ложь! – вскочил я, потрясённый услышанным и возмущённый до глубины души. – Это или ложь, или ошибка – одно из двух.

Следователь кивнул.

– Возможно. Возможно, правы вы, а не Хомяков… Итак, вы настаиваете на своих показаниях, гражданин Чудаков?

– Ещё бы! Конечно, настаиваю, – ответил я решительно. – Более того, я настаиваю также на очной ставке с Хомяковым. Немедленно!

Моя горячность лишь позабавила этого розовощёкого молокососа.

– Нет, гражданин Чудаков, – покачал он головой, – никаких очных ставок я проводить не буду – не вижу смысла. Что же касается вас, то вы лично можете устраивать очные ставки с кем вам заблагорассудится – никто вас этого права не лишает. Вам ясно?

– Ясно, – буркнул я, решив сегодня же, нет, сейчас же повидать Хомякова и как следует его потрясти.

– Ну, если вам всё ясно, то у меня к вам последний вопрос. В то самое время, когда вы отлучались из номера, то есть около трёх часов ночи, что делал ваш сосед – кажется, Мячиков его фамилия?

– Спал, – уверенно ответил я. – Это так же верно, как то, что Земля круглая.

– Вы не ошибаетесь?

– В чём? В том, что Земля имеет форму шара? – Я усмехнулся. – Нет, не ошибаюсь.

Он быстро посмотрел на меня поверх очков и залился ярким румянцем. Сейчас закипит, решил я. Но он сдержался.

– Его храп, – добавил я, – наверняка был слышен не только мне.

Следователь утвердительно кивнул.

– Верно, его слышали и в других номерах… Что ж, гражданин Чудаков, – произнёс он сухо, – следствие учтёт ваши показания. Надеюсь, что они правдивы. Благодарю вас, вы можете идти.

Но я не торопился покидать кабинет, мне хотелось выложить ему всё до конца.

– Послушайте, – сказал я решительно, в упор глядя на его вспотевшую переносицу, – я хочу вам дать один совет: нажмите как следует на Хомякова. Возможно, он тоже был в коридоре в тот час ночи, но по каким-то причинам решил это скрыть; возможно также, что ему выгодно, чтобы подозрения пали на меня, – это отвлекло бы следствие от него самого.

Следователь высокомерно вскинул бритый подбородок.

– Смею вас заверить, гражданин Чудаков, – сухо произнёс он, – следствие в силах само решить, на кого ему поднажать, а кого обойти вниманием. Вас это должно касаться меньше всего.

Меня очень смешило, когда этот желторотый юнец отождествлял свою персону с неким абстрактным понятием «следствие».

– Ошибаетесь, – упрямо возразил я, – меня-то как раз это касается в первую очередь – ведь я не дурак и вижу, что я для вас – кандидат в преступники номер один. Не так, скажете?

Следователь недовольно поморщился.

– Довольно! Вы себе слишком много позволяете. Если бы ваши слова хоть как-то соответствовали действительности, я бы давно отдал приказ о вашем задержании. Идите и не мешайте нам работать.

Я махнул рукой и вышел. Ну о чём ещё с ним говорить!

4.

Последним вызвали Мячикова. С ним они разделались в два счёта, и уже через пять минут он вернулся – всё такой же беспечный, жизнерадостный и уверенный в себе. Должен признаться: в ту минуту я сильно завидовал ему. Не успел он переступить порога нашей комнаты, как уже выложил мне весь разговор со следователем, который, правда, сводился к одному очень короткому вопросу и одному ещё более короткому ответу: «Что вы делали минувшей ночью?» – «Спал». Отвечая на его откровенность, я поведал свой вариант беседы с ретивым следователем, который он выслушал с нескрываемым интересом.