Оборотень моих кошмаров

Он повесил трубку, а я не успела перевести дух, как была схвачена за запястье возмущенным донельзя Игнатом:

— То есть ты не планируешь уходить?

— Как и обещала, только после твоего обращения, котик.

Я запустила в него книжонку, чуть не получила затрещину и успокоилась.

— Тебе принести поесть?

— Нет, ты знаешь, как-то не хочется. Тобой перекушу, и хватит, — выплюнул с огорчением и вжался затылком в стену.

— Договорились. А я, пожалуй, перекушу чем-нибудь сытнее.

Встала, размяла затекшие ноги и отправилась на кухню, где нарезала куцых бутербродов с сыром и колбасой, щедро полила их кетчупом и разложила на блюдце. Жуя, я потащила их в комнату, когда встретилась с хозяйкой дома. Ирина. Та как раз снимала пальто и теперь таращилась на меня во все глаза, оставшись в одном рукаве. Я поздоровалась с ней кивком.

— Что ты тут забыла?! — Фирсанова подскочила ко мне, впилась ногтями в плечи.

— Ем, — пропищала я, давясь бутербродом.

По-моему, этот ответ её не устроил. Она выхватила тарелки из моих рук, позволяя мне вынуть бутерброд изо рта, и продолжила рассматривать меня цепко точно надзиратель.

— Да я здесь с Игнатом. Ну, в той комнате... сидим... книжку читаем... перекусить вот захотели.

Я ожидала любой реакции, но Иринина превзошла все мои ожидания.

— Не буду вам мешать, — заговорщицки подмигнула она и вернула мне тарелки. — Если что, я наверху.

Э-э-э, любопытно. Прозвучало как: «Я разрешаю моему полоумному братцу делать с тобой всё, что ему вздумается».

Всё ясно. Кругом рехнулись все, кроме меня. Где справедливость? Вот бы стать героиней любовного романа. Прочесть последнюю страницу своей истории, выдохнуть и раствориться навсегда. Без каких-либо проблем и тревог. Да только даже в романах нет определенности. Под фразой «И жили они долго и счастливо» подразумевается, что жили-то они долго и счастливо, но в разных странах, в разные эпохи, и вообще не встречаясь друг с другом.

Я вернулась к Игнату, торжественно вручила ему бутерброд со словами:

— Пересеклась тут с твоей сестрой.

— Да ты что? — Фирсанов с аппетитом впился зубами в хлеб.

— Ага, она пожелала нам счастья и свалила наверх. Это нормально?

— Вполне. Сколько до полуночи?

На экране телефона высветилось «23:01».

— Время ещё есть, — вздохнул Игнат.

— А потом ты как тыква превратишься в карету?

— Скорее как в другой сказке, — мрачно ответил он. — Съем Красную шапочку.

***

Тишина. Игнат дремлет, но даже во сне он напряжен. Тело сведено единой судорогой, гуляют желваки. Вероятно, ему снятся недобрые сновидения.

Я поглаживаю его спину. Плавными движениями скольжу по коже, прощупываю родинки, застарелые шрамы. Пытаюсь вобрать в себя то хорошее, что у нас было, и не думать о плохом.

Сколько там времени? 23:20.

Но, если учесть, что мои часы отстают на десять минут, то уже полдвенадцатого.

Фирсанов внезапно просыпается, резко выдыхая и зажмуривая глаза. Кажется, ему больно. Кошмары насылают почти реальную боль. Но через несколько секунд всё проходит, и он тяжело дышит. Так и не открыл глаза, но шепчет мне:

— Живо убирайся, пока есть время.

— Нет.

— Прошу тебя.

— Лежи, кому сказала.

— Это закончится... плохо. — Слова даются ему с трудом. — Я не прощу себя, если...

— Зато закончится. Лежи.

Ему не хватает воздуха, он закашливается.

Тишина. 23:32.

Мои глаза слипаются. Игнат такой теплый, он обжигает своим жаром. Касаюсь ладонью его лба — да он весь горит! Надо бы напоить его жаропонижающим.

23:39.

Игнат стискивает кулаки и просит меня уйти. Повторяет несколько раз, а затем скрипит зубами с такой силой, что я вздрагиваю. Отхожу в другой конец комнаты — мало ли его сумасшествие возьмет верх над разумом.

Фирсанов чуть слышно стонет. Вены на теле становятся четче и заметнее, а сама кожа белеет. Он прижимает ноги к груди, но через несколько секунд вновь стонет и меняет позу. Мне становится страшно. Честно.

23:48.

Он становится похожим на дикого зверя, что готовится к броску. Так явственно ощущается напряжение. Я не выдерживаю и возвращаюсь обратно. Обнимаю его за плечи. Он не замечает меня, но расслабляется и позволяет себе свист сквозь стиснутые зубы.

А потом… Все меняется. Что за чертовщина?..

У нас же целых 10 минут перед тем, как сойти с ума!

Черт!

Мои часы отстают на 10 минут.

24:00. 00:00.

Конец. Начало.

***

Его тело начинает… меняться. Ломаются кости и обломками проступают сквозь пергаментную кожу. На свежих ранах выступает кровь, но раны тотчас зарубцовываются и покрываются шерстью. Жуткий стон. Изломанное существо корчится на полу. Выступающие ярко-синие вены, кажется, еще немного, и лопнут.

Откуда-то доносится дикий визг, и я не сразу соображаю, что сама кричу от ужаса. В комнате наверняка есть звукоизоляция, поэтому Ирина меня не услышит.

Нет-нет-нет. Я часто моргаю, но реальность не меняется.

Проходит несколько секунд (или минут, или даже лет), и человека на той стороне комнаты больше нет. Там лежит волк. Самый обыкновенный. Серый. Как в сказках.

Какие, к черту, сказки?!

Он распахивает желтые глаза и смотрит на меня, оскаливаясь и рыча. На пол, покрытый ковром, капает окровавленная слюна.

Моё сердце колотится в груди. От страха дрожат руки. Я пытаюсь открыть дверь, но ручка не поддается. Волк настигает меня одним прыжком и валит на пол. Пролетев через половину комнаты, я бьюсь головой о стену, задыхаюсь от боли и плачу, стараясь отползти в сторону. Не помогает. Животное кладет лапы на мою грудь, прорезая когтями кожу, и скалится, заглядывая мне в глаза. Я отвожу взгляд. Он наклоняется к моей шее, а потом вдруг мотает головой и с рыком отходит. Садится в противоположный угол и смотрит на меня. Изучает. Скалится, но не трогает. Я поднимаюсь с пола. Волк наблюдает за мной, прищурив глаза.

Ноги не держат. Повалившись обратно на пол, я рассматриваю повреждения. Телефон разбит, кофта подрана, из царапин сочится кровь.

Если даже он вздумается меня сожрать — пускай.

Оказывается, не все кругом ненормальные, а только я.

— Ты не врал, — твержу как заклинание.

Волк дышит тяжело, с присвистом.

Ночь длится бесконечно долго, но у меня нет сил уйти. Обнимаю себя за колени, раскачиваюсь из стороны в сторону.

Что-то шепчет внутри: «Останься, посмотри, уверься».

Волк поднимается, тряхнув шерстью, и медленно идет ко мне. Шаг за шагом. Осторожно, точно боится спугнуть добычу.

Всё кончено. Сейчас он перекусит меня как тростинку.

Но его морда тычется мне в живот. Волк позволяет погладить себя за загривок, тронуть жесткую шерсть. Он садится к моим ногам, и я вжимаюсь ему в шею носом.

А потом попросту засыпаю от усталости...

Так бывает только в дурных сказках.

Утро начинается не с будильника, а мысли: «Мне всё это приснилось!»