Оборотень на щите
Шрифт:
Света замерла. Сказала неуверенно:
— Я хотеть спасать Ульф. Нет Локки. Я хотеть сам.
Оборотень издал непонятный звук. Тихо проворчал:
— Я позор Ульфхольма. Не я защищал свою жену, а она дралась за меня.
Глаза его горели янтарем — насмешливо, жарко, ярко. Света вдруг смутилась. Оглянулась на клубы дыма, плывшие над склоном горы, проговорила:
— Идти. Фе перевернутая — надо. Нордмарк, крепость — там люди.
— После этого о тебе узнают все, — заметил Ульф. — И заподозрят, что именно ты разожгла эти пожары. Впрочем, мы всегда можем вернуться на мой драккар. Ты уверена,
Света кивнула. Ульф криво улыбнулся.
— Тогда пообедаем, и отправимся в город. Но сначала заглянем к Хролигу, старому хирдману ярла Скаллагрима. Узнаем у него новости.
Света снова послушно кивнула. И развернулась к хижине.
В похлебке, сваренной Ульфом, плавал привкус незнакомых корней, перечной кислинкой приправлявших мясную гущу. Света съела две миски подряд, пожалев, что нет хлеба. Потом объявила, отобрав у Ульфа его посудину:
— Я мыть.
А когда подошла к озерцу под водопадом, и присела на корточки рядом с ним — на соседний камень вдруг наступил Ульф. Почему-то босой, без рубахи.
Ульф молча поставил на валун горшок с отбитым краем, в котором плескалась загадочная серая жижа. Уронил, уже выпрямляясь:
— Повязки замочишь.
Света сначала пристроила миски в выбоину между камней, затем встала. Пробормотала:
— Надо рука, чтобы мыться. И чтобы руна надо…
Она жестами изобразила, как сдирает с ладоней полотняные бинты, наверченные на них.
— Тряпье снять можно, — спокойно согласился Ульф. — Но под повязками у тебя лоскуты светлых альвов. Их сдерешь только с мясом, они прилипли крепко, как бывает на глубоких ранах. Давай оставим все как есть, Свейта. Может, достаточно прижать руну пальцами, чтобы она сработала? А умывать тебя буду я. Миски тоже оставь мне.
— Нет маленький, — не слишком уверенно повторила Света.
И сунула ему под нос растопыренные ладони. Попросила:
— Снять тряпье.
— Не надо перечить мне в мелочах, Свейта, — почти ласково посоветовал Ульф. — Это глупая драка. Сдирать лоскуты по живому, еще шире вспарывая раны, неразумно. Даже дико. А повязки нужны, чтобы уберечь альвийские лоскуты от грязи. Сейчас у тебя есть пальцы для рун — и я. Пусть в твоем мире меня сочли бы необразованным дурнем…
Значит, его все-таки задели слова Локки, с сожалением подумала Света. И мотнула головой, глядя в янтарные глаза.
— Врать тоже не надо. — Губы Ульфа растянулись, открывая клыки. — Я чую твой запах. Возмущения в нем нет, только смущение. Но тут, в своем мире, я могу выполнять нехитрую работу. Сейчас ты присядешь, а я тебя умою.
А в крепости тем временем горит, мелькнуло у Светы.
Когтистые пальцы оборотня прошлись по ее руке — от запястья к локтю, задирая рубаху.
— У тебя ладони ребенка, — пробормотал Ульф. — Значит, нет маленький? Тогда слушай, моя взрослая жена. Любой встречный узнает во мне оборотня. И от него может пахнуть ненавистью. Насколько сильно, зависит от сплетен, что ходят сейчас по Нордмарку. Гривну я надеть не могу, а волк от каждого запаха будет рваться наружу. Поэтому в город нам придется войти ночью. Мне мрак не помеха, я и в нем дорогу найду. Хоть к дому Хролига, хоть в крепость.
Он выпустил ее руку, надавил на плечо. Света со вздохом присела на
корточки. Ладонь Ульфа снова надавила, она оперлась о колено…— А на оба колена встать? — насмешливо заметил Ульф. — Чтобы я мог смыть копоть с твоих волос? Все-таки к ярлам пойдем.
Света послушно опустила и второе колено. Наклонилась, потянулась вперед, неловко опершись о камень костяшками полусжатых кулаков. На лицо упали пряди, выбившиеся из-за ушей — засаленные, висевшие сосульками.
Мелкие волны, бежавшие по овалу озерца, были так близко, водопад гремел и звенел…
Она повернула голову, посмотрела на Ульфа.
— Смотри не свались, — пробормотал он.
И вдруг скользнул в озеро — как был, в штанах. В лицо Свете полетели холодные брызги, а Ульф уже замер перед ней, стоя по пояс в воде.
Она вскинулась, но Ульф придержал ее одной рукой за плечо. Другой дернул завязки на вороте Светиной рубахи. Сообщил наставительно:
— Одежду лучше снять, чтобы не замочить.
Его руки ухватились за подол рубахи, успев при этом погладить ее по заду.
Света замерла. Подумала сердито — и ради этого он рвался помочь с умыванием? Нашел время.
Но оборотень, стоя в воде, смотрел жадно и выжидающе. И Света, прикусив губу, вскинула руки.
Ульф стащил с нее рубаху, отбросил в сторону. По спине дунуло ветерком, она поежилась.
— Не так уж холодно, — заметил Ульф. — На драккаре ты тоже не кипятком мылась.
Успокоил, насмешливо подумала Света, пригибаясь к воде и наклоняя голову. Ульф плеснул ей на волосы серой жижей из горшка, пояснил:
— Зольный настой. Мыла тут нет…
От первой пригоршни озерной воды по коже побежали мурашки. Но пальцы Ульфа уже терли волосы, так что вторая пригоршня показалась ей просто прохладной, а не обжигающе-ледяной. Потом она притерпелась.
И вздрогнула лишь тогда, когда мокрые, горячие ладони Ульфа коснулись ее плеч. Скользнули ниже, к груди…
— Здесь, в озере, теплее, чем на берегу, — тихо сказал он. — Сейчас у нас конец лета.
Света замерла, пригнувшись к воде и зачаровано глядя в глаза, горевшие янтарем.
В уме неожиданно мелькнуло — все драки да дела. А что их ждет в крепости, вообще покрыто мраком. Но медовый месяц еще не кончился…
Впрочем, он и не начинался — судя по тому, как они жили.
Однако лезть в холодную воду не хотелось.
Ее груди лежали в его руках двумя замерзшими птичками. Не заполняя пригоршни, но щекоча их тугими ягодами сосков, затвердевших от холода.
— Помоешься, — бросил Ульф, глядя в лицо Свейты. — Потом я тебя согрею. Руки только держи повыше.
Больше Ульф ничего не сказал. Не хотелось неосторожным словом выдать то, что было внутри. Тревога. Опасения…
А еще внутри кипело желание. Азартное, кружившее голову. Сутки он ухаживал за Свейтой — день после бегства из Нордмарка и следующую ночь. Ухаживал, касался ее…
Но не трогал.
В запахе Свейты сейчас не было цветочного привкуса желания. Будет, клятвенно пообещал себе Ульф. И медленно сказал:
— Мы все бежим. То Торгейр с Хильдегард, то Локки с его заданием. Я хочу остановиться, Свейта. Выдохнуть. Может, тогда начну лучше соображать. Я знаю, ты меня сейчас не хочешь. Но я поста…