Оборотень

Фирменный «Медведь» несколько деградировал с застойных времен, но билеты на него по-прежнему пользовались немалым спросом. Алексею их доставили к поворотному пункту ежеутренней пробежки.

«Медведь» стоял в Питере ровно два часа. Если бы дело происходило в разгар дня, при нынешней несусветной жаре остававшиеся в нем пассажиры, всего вероятнее, обратились бы в пепел. Но к вечеру плавившийся асфальт затвердел, раскаленные крыши перестали вишнево светиться, и внутри поезда воцарилась вполне человеческая температура.

Хмурая, неприветливая проводница взяла у Алексея билет так, словно это была дохлая крыса.

— Белье с чаем — десять тыщ! — буркнула она враждебно.

— Ага, — сказал Алексей.

— Че ты мне агакаешъ? Бум брать или не бум?

— Обойдусь, — сказал Алексей и пошел по проходу. — Без вашего серого, мокрого, мерзкого, пробитого бандитскими пулями… И без кипятка, в котором поганый веник болтали…

Проводница, уже ему в спину, весьма нелестно отозвалась о некоторых, которые ночью спят себе в тепленькой постельке, тогда как она и другие честные труженики грузят в поте лица уголь, а теперь, значит, эти некоторые еще и хамят.

— Я, — вполголоса проворчал Алексей, — тебя на эту работу, между прочим, не загонял.

— Здравствуйте, — входя в купе, вежливо сказал он и огляделся.

Красивая черноглазая женщина кормила младенца, стыдливо прикрывая клетчатым носовым платочком нежную грудь. Подобной стыдливости Алексей не понимал никогда. Муж женщины сидел рядом и разгадывал кроссворд, близко поднося газету к глазам в толстенных очках. Обитатель второй верхней полки отсутствовал, только висела на плечиках яркая спортивная куртка. Алексей выгрузил из рюкзака съестное и спрятал его в ящик под полкой, затем стянул с ног видавшие виды кроссовки и растянулся на полке. До отправления оставалось пятнадцать минут.

— Древнегреческий философ, родоначальник май… май-евтики, н-да. Шесть букв, последняя «т», — изрек муж.

— Эсхил? — безмятежно предположила жена. — Эзоп?

Ей ли, занятой делом космической важности, было забивать себе голову такими мелочами, как древнегреческие философы.

— Сама ты… Эзопа Эсхиловна, — засмеялся муж. — Шесть букв, последняя «т».

— Тихо ты, товарищ отдыхает, — шикнула жена.

— Сократ, — сказал Алексей, открыл глаза и подмигнул.

Пятнадцать минут приятного ничегонеделания кончились, как и все хорошее, на удивление быстро. Поезд дернулся, заскрежетал и пополз.

Четвертый пассажир так и не появился.

— Странно, — удивилась жена. — Вроде парень-то такой аккуратный, сказал, юристом работает…

Когда миновали Колпино, муж Эзопы Эсхиловны пошел к проводнице.

— А шут его знает! — даже не повернувшись к нему, буркнула та. Принюхавшись, он предположил, что всклокоченное подобие женщины успело приложиться к бутылке.

— Можа, друзей каких завел, в карты с ними дуется, а можа, в вагоне-ресторане застрял. Молодой, шо с него взять!

Разогнавшийся поезд мягко катился по рельсам навстречу густеющим сумеркам. Поезд вез в Москву пятьсот пассажиров. Четыреста девяносто девять из них были, в общем, мирными законопослушными гражданами: моряками, учителями, полярниками, деятелями коммерции, бизнесменами, мелкими рэкетирами. Пятьсот первый отстал от поезда в Питере. А пятисотый был наемным убийцей. Или попросту киллером.

У него была отличная репутация за рубежом, отечественная мафия панически боялась его и считала за честь, если он снисходил до контракта. Не так давно питерское Доверенное Лицо передало ему приглашение из Москвы. Причем приглашение это было совсем удивительного свойства и поступило оно с телевидения, с того самого суперпопулярного канала «3x3».

— Мазлтов! — прокомментировало Доверенное Лицо. — Разгул демократии. Чтоб я так жил!

Киллер на предложение согласился. Тем более что у него были в Москве и другие дела. И вот он сидит в поезде и рассматривает вечерние пейзажи.

Звали наемного убийцу Алексеем, фамилия была Снегирев.

21.50

Минут через двадцать после отправления «Белого медведя» по Московскому вокзалу метался в поисках междугороднего телефона молодой человек, совершенно ошалевший от отчаяния и несправедливости. Телефон находился у самого выхода из главного зала, в чем и можно было удостовериться по многочисленным указателям. Однако паренек дошел до той стадии душевного помрачения, когда человек, как студент на экзамене, помнит только имена мамы и папы и к логическому мышлению делается решительно неспособен. Когда доброжелатели наконец указали пареньку верное направление, он сперва устремился под колпачок радиосправки и лишь потом заметил на расстоянии вытянутой руки пять одинаковых ниш, перекрытых стеклянными, сантиметровой толщины дверцами. В одной из кабинок аппарат был сломан, перед каждой из четырех остальных переминалось по очереди. Народ с любопытством посматривал на взмокшего юношу. Пятнами пота на легкой курточке к исходу жаркого дня никого было не удивить, но сумасшедшие глаза на молодом симпатичном лице говорили сами за себя. И вызывали сочувствие.

— Граждане!.. — чуть не плача взмолился отставший от поезда пассажир. — Ради Бога, дайте я позвоню! Честное слово, я быстренько…

Первой в очереди к ближайшему автомату стояла девица в облезлой джинсовой юбке, с волосами, перехваченными на затылке ярко-малиновым ботиночным шнурком. Она молча пожала плечами и отодвинулась, пропуская парня вперед. Тот кивнул виновато и благодарно и встал, в позицию «На старт, внимание!», плотоядно глядя в спину женщине, говорившей в это время по телефону. Женщина громко выясняла у абонента на другом конце провода, почему так трещит в трубке. Когда она наконец пообещала перезвонить (вероятно, затем, чтобы тогда-то уж окончательно выяснить этот жизненно важный вопрос), отставший пассажир, спохватившись, торопливо полез в карман за жетонами. Там их, естественно, не оказалось. Надпись на стеклянной двери советовала покупать их «в проходе за рестораном». Лукавые руки, вооруженные импровизированными скребками, уже подправили надпись, ампутировав некоторые абсолютно липшие буквы.

— Вам жетончиков?.. — подоспел расторопный мужичок с длинными волосами, перехваченными аптечной резинкой. В обоих кулаках у него мелодично позвякивало. — Сколько?

Парень схватил у него десять штук, пугливо оглянулся на даму, выплывавшую из телефонной кабинки, и выдернул из кармана кошелек. Считать деньги было некогда, и он сунул кошелек в руки девице с ботиночным шнурком:

— Пожалуйста, рассчитайтесь с гражданином…

Она кивнула. Парень прыгнул в освободившуюся нишу, как голодный тигр на добычу. Можно было предположить, что в данный момент он толком не помнил собственного адреса, но нужный номер горел перед его мысленным взором, почти зримо проецируясь на черный кафель стены, как те письмена из библейской истории. Загорелая рука с лихорадочной быстротой запорхала над кнопками. Секунды, пока в недрах телефонной сети происходило соединение, показались ему вечностью. Потом пошли длинные гудки. Один, второй, третий… Господи, если Ты есть, сделай так, чтобы Турецкий был дома. Чтобы он скорее снял трубку и…

— Александр Борисович!!! — отдалось под сводами зала. — Да, да! Это я, Олег… Я в Ленинграде… то есть да… вы понимаете… Мне проводница сказала… Я еще переспросил для верности, потому что в расписании… Ну вот, а поезд… Да, «Белый»… Нет, нет, я никому, вы же мне… Ну, как не волноваться, Александр Борисович, ведь я… вы же сами… Что? Нет, слава Богу, при мне…

Он непроизвольно коснулся левого бока. Под курточкой обрисовалась характерная выпуклость, и любознательная очередь дружно поняла, что речь шла о пистолете.