Оборотень

Гном уверенно вел автомобиль, выпуская в открытое окно струйки сигаретного дыма. Он любил свою «Волгу» и очень гордился тем, что такую игрушку может купить далеко не каждый. А у него, кроме этой «Волги», в гараже стоял еще один автомобиль – белый «жигуль».

«Волга» поравнялась с мусорным баком, и в это мгновение сработало взрывное устройство, заложенное в бак. Автомобиль, напоминая маленькую игрушку, подкинутую шаловливой детской рукой, взметнулся в воздух и, упав на землю, продолжал движение, переворачиваясь с боку на бок, ломая на своем пути металлические заграждения, деревянные грибки и лавочки.

Разбитый автомобиль остановился в самом центре детской площадки. На переднем сиденье, уткнувшись головой в руль, навсегда успокоился Гном.

Бирюк скучал. Три недели, проведенные вдали от шумного города, расслабили его окончательно. Он чувствовал, что загородная закусь оказалась для него чересчур сытной. Бирюк успел за это время набрать пару-тройку лишних килограммов и с сожалением думал о том, что сгонять их придется не меньше двух месяцев и то при большой физической нагрузке.

А счастливая Надежда кружилась вокруг него неутомимым волчком и без умолку говорила о перспективах их совместной жизни. Бесконечные разговоры начинали раздражать Бирюка, и он едва сдерживался, чтобы не хлопнуть ее ладонью по мягкому месту.

Связи с Ленинградом Бирюк не терял, и его боевики постоянно чувствовали руководящую и направляющую руку хозяина – он давал информацию, кто сколько задолжал, инструктировал, кого следует припугнуть, а кого не мешало бы отвезти в лес и подвесить за ноги к дереву часа на три. Все распоряжения нужно было исполнять немедленно, и пацаны едва ли не каждый вечер звонили Бирюку, отчитываясь о проделанной работе.

Этот вечерний звонок его не удивил. Отхлебнув глоток пива, он вяло бросил в трубку:

– Слушаю!

– Ты в курсе последних событий? – без приветствия спросил знакомый голос.

– Медведь? – изумился Станислав.

– Да, Бирюк. Сегодня в Ленинграде погибли три человека. Мы тебе очень помогли, теперь ты должен помочь нам. В городе не осталось ни одного лидера, который мог бы по-серьезному противостоять тебе. Ты должен подготовить встречу Червовому и представить его всем как нового смотрящего. Не думай, что мы замахиваемся на твои интересы, власть будешь делить с ним поровну. Но его слово всегда должно быть решающим. И больше всего нас интересует бесперебойное пополнение общака, а как это сделать – Червовый тебя научит. И постарайся впредь поменьше стрелять. Нам бы не хотелось осложнять уже отлаженное дело конфликтами с ментами.

– А как я с ним встречусь?

– Он к тебе заявится сам, – твердо сказал Медведь.

– Да, но как же он меня найдет? – изумился Бирюк.

– А ты уже решил, что ты иголка в стоге сена? – отпарировал Медведь, и в его голосе не было и тенил юмора. Бирюку стало ясно, чего это своего рода тонкое предупреждение.

– Я все понял, Медведь. Ты смотрящий, тебе и решать! Когда мне ожидать гостя? – Жди на следующей неделе! – Передай привет Секачу! – вспомнил Бирюк, но последние слова уткнулись в короткие, резкие гудки…

Глава 31

Сначала открылась амбразура, и в полутемном проеме показалось усатое лицо сержанта Федосеева. Это был тертый жизнью, битый строгим начальством и приниженный стервой-женой человек. Узкому кругу зеков было известно, что за хорошие деньги он мог принести с воли чай и сигареты, а в соседнюю камеру передать весточку.

До окончания службы ему оставалось немногим более полугода, и он мечтал о том времени, когда можно будет заняться огородом и понянчить годовалую внучку.

Именно ощущение близкой свободы поднимало у него настроение, и он уже второй месяц подряд перешагивал порог здания тюрьмы с оптимизмом базарного Петрушки.

– Здесь вас словно сельдей в бочке, но ничего, от одного теснее не станет, – буркнул он.

Амбразура громко хлопнула, потом дважды щелкнул замок, и металлическая дверь неохотно повернулась на петлицах.

В камеру, с сидором в руках, вошел мужчина лет тридцати. Он дружелюбно улыбнулся, не избегая настороженных взглядов, а когда за спиной дверь громыхнула, вздохнул:

– Вот и заперли меня!

Потом он неторопливо развязал сидор, достал из него две банки сгущенки, три пачки чая и громко объявил:

– Это на общак!

На лицах сокамерников заиграли довольные улыбки. Парень оказался свой! Стоящего человека можно распознать с одного взгляда. Сразу видно, что он не только знаком с неписаным тюремным уставом, но, скорее всего, один из тех, о ком говорят, что он каторжный бродяга.

– За что сел? – поинтересовался Лука и лениво потянулся за угощениями. Лука был здесь держателем общака, то есть смотрящим, и даже ни одна папироса не выкуривалась без его ведома.

– Кража со взломом. Взяли хату одного барыги в Свердловске. Пять комнат у него, и все добром заставлены. Вывезли быстро, как надо, да мусора на хвост наводчику сели. А он, падла, всех нас заложил одного за другим.

– Сука первейшая! – поджал губы Лука. – Его бы наказать за это.

Походил бы в «петухах» с пяток лет.

Лука аккуратно уложил последнюю пачку чая в небольшую котомку.

– Я уже шепнул об этом кому надо! Он не успеет прийти на зону, а там о его подвигах уже известно будет. Так что мужики его встретят как полагается, – уверенно пообещал новенький.

– Тебя как звать-то?

– Алексей. А погоняло у меня Керосин.

– Керосин? – удивился Лука. Ему все больше нравился этот жизнелюбивый паренек. Такие люди на любой зоне мгновенно становятся своими и неласковый быт пересылок воспринимают как небольшое дорожное приключение. – Что так?

– А я в молодости керосинил больше, чем другие.

Его открытость вызвала улыбки на лицах заключенных.

– Теперь с этим тебе придется завязать надолго. Тут у нас керосинщиков не любят.

– Сладим! – бодро ответил Керосин и присел на нары. – А может быть, чайку сварганим?

Лука кивнул на мужиков, обнаженных по пояс, и уныло ответил:

– Чифирь – хорошее дело, но все, что можно было сжечь, уже спалили.

Ты только посмотри на них – рубахи на дрова пошли!

– Ну, это дело поправимое, – весело отозвался Керосин и, закинув ногу за ногу, стал развязывать ботинок. – А это чем тебе не дрова? – вытянул он из носка тряпицу.

Платочек оказался из чистейшего хлопка. Только зек, искушенный в тонкостях приготовления тюремного чая, мог оценить подобный подарок. Такой материал не плавится и горит практически без дыма, а жара от него столько, что уже через минуту кружка с водой начинает кипеть.