Оборотни: люди-волки

«Хозяин», который, по-видимому, был дьяволом, длинным ногтем оцарапал ему руку, оставив ясно различимую отметину, и дал Жану волшебный бальзам и плащ из волчьей шкуры, чтобы он мог менять облик. Далее Жан сознался, что в личине волка ворвался в один дом в деревне, название которой позабыл, вытащил из колыбели младенца и сожрал его. Вскоре после того он встретил в лесу настоящего волка, с которым поделился остатками своей «трапезы». Некоторое время спустя в приходе Сен-Антуан-де-Пизон он напал на маленькую девочку в черном платьице, которая пасла овец в поле, и убил ее. Эта местность с тех пор стала его любимым охотничьим угодьем: двумя месяцами ранее он загрыз и почти полностью съел маленького мальчика, который играл во дворе, а еще шестью неделями раньше он убил маленького мальчика, который переходил мост, и тоже съел. Он утверждал, что дрался с несколькими собаками, убив всех, кроме одной: последний случай произошел в городке Эпарон; внезапно появился хозяин пса и прогнал оборотня прочь, угрожая рапирой.

Жан снова подтвердил свои уверения (которые были произнесены с такой убежденностью, что их одно время принимали за чистую правду), что его отец ему не родной. Он объявил себя внебрачным сыном священника — именно поэтому «хозяин леса» обратил на него внимание и совратил на путь зла. Позже, противореча самому себе, он заявил, что его якобы незаконное рождение и родственная связь со священником сообщили ему «особые силы», что включало и способность превращаться в животное. На сей раз никакого упоминания о «черном человеке» не последовало. Однако в результате дальнейшего расследования все его рассказы были признаны выдумкой помраченного ума: его отец, местный поденщик, был арестован и вновь подвергнут пытке — и подтвердил, что Жан на самом деле его собственный сын. Между отцом и сыном были весьма сложные отношения: родная мать Жана умерла, и отец женился во второй раз. Жан и его мачеха не очень хорошо ладили, поскольку она находила его поведение крайне странным, а иногда и пугающим, а отец периодически выгонял его из дома и доводил до нищенства, вынуждая бродить по округе, выпрашивая еду. Парень пытался найти работу, но заслужил дурную славу человека ненадежного, поэтому немногие решались его нанять. Он отличался довольно живым воображением и во время своих скитаний терроризировал маленьких детей жуткими рассказами об оборотничестве и поклонении дьяволу.

Отношения его с отцом были настолько скверными, что нет ничего удивительного в том, что один старался переложить на другого всю вину в этом грязном деле. Однако когда Жан в суде встретился с отцом лицом к лицу, его свидетельские показания затрещали по швам: он запинался, противоречил сам себе и взял назад некоторые их своих прежних обвинений. Теперь Жан говорил суду, что это мачеха вышвырнула его на улицу, потому что увидела, как он бродит на четвереньках, подобно псу, и выблевывает пальцы маленьких детей. Это ее напугало, и она прогнала его прочь из дома. Он повторил истории о том, как съел маленькую девочку в черном платье и мальчика во дворе. Это тоже оказалось чистой фантазией, поскольку суд не нашел свидетельств того, чтобы такие дети вообще пропадали. Отец Жана был впоследствии освобожден из-под стражи без вынесения обвинений.

Несмотря на все эти явно безумные домыслы, апелляционный суд воспринял дело Жана Гренье совершенно серьезно. Оно во многих отношениях подтверждало теории де Ланкра относительно черной магии и злобных существ, скрывающихся в рядах цивилизованного общества, чтобы совращать слуг Божьих. Поэтому при пересмотре дела были зафиксированы все зловещие и леденящие душу детали. Однако к началу XVII века настроение французского общества стало постепенно меняться — и это отражено в приговоре, определенном апелляционным судом, который оказался менее жесток, чем приговор суда низшей инстанции. Суд принял во внимание «тупость» подростка, то, что он был нищим и постоянно недоедал, — а также то, что, будучи лишен родной матери, он был воспитан жестокой мачехой, которая предоставила ему самому заботиться о себе, и никто не проявлял к нему ни малейшего участия. Учитывая эти обстоятельства, удивительно ли, что Жан Гренье превратился в такое жалкое существо, легкую добычу дьявола и его приспешников? Хотя изначально он был приговорен к повешению и сожжению тела, суд высшей инстанции аннулировал это решение и постановил, что Гренье должен жить до конца дней своих в темнице в монастыре. Там, как надеялся суд, он со временем пересмотрел бы свою дурную жизнь и обратился на истинный путь Христа. После этого имя Жана Гренье исчезает со страниц исторических документов.

ЧУДОВИЩЕ ИЗ ГЕВОДОНА

Хотя случай Жана Гренье расценивается как один из последних подобных в стране, Франция еще не до конца распрощалась со своими вервольфами. Страшилище, скрывающееся в глубине подсознания французов, не желало сдавать позиции. Оно вновь вернулось в 1764 году в образе мерзкого Чудовища из Геводона (Геводон — местность, находящаяся высоко в горах Центрального массива). Так же как и Юра, это был гористый и труднодоступный регион с разбросанными далеко друг от друга деревнями, затерянными среди густых лесов. В Геводоне, в деревне Лагонь, свирепое животное, похожее на волка, внезапно стало нападать на людей, подходивших слишком близко к опушке леса, и убивать их. Количество жертв вскоре достигло одиннадцати, в их числе оказались хорошо известные в округе труженики, и по деревне стала быстро распространяться паника. Хотя вполне возможно, что убийства совершила стая волков, живших в лесу, а не одно животное, давним страхам перед ликантропией — наследству прежних столетий — не потребовалось много времени, чтобы возродиться вновь. Разумеется, все знали о том, что в лесу может обитать большая волчья стая, но глубоко укоренившийся местный фольклор и народная мудрость намекали на нечто сверхъестественное, а именно на объявившегося поблизости оборотня-вервольфа. Старым сказкам помогло ожить и сравнительно недавно появившееся в этой местности новшество: печатное слово. Газеты и памфлеты были весьма популярны, они пересказывали древние легенды и постепенно смещали фокус внимания в сторону слухов о ликантропии. Большая доля этой периодики сопровождала текст отдающими дьявольщиной гравюрами и рисунками, изображающими жуткую фигуру: получеловека-полузверя, крадущегося под покровом леса и готового наброситься на ничего не подозревающую жертву. Такие картинки подкармливались местными страхами и раздували истерию среди населения. Свою лепту добавляли и путаные рассказы о странных звероподобных фигурах, замеченных кем-то когда-то краем глаза в лесу — в особенности в лесу у Мазель-ле-Грез. Если верить одному из них, некая женщина, направляясь к мессе, увидала человекозверя в образе волка с медными пуговицами вокруг шеи, как будто волчья шкура была верхней одеждой, надетой на человеческое тело. В другой истории лесник разглядел большую кудлатую тень, бегущую по лесу на четырех конечностях, — по его словам, тень напоминала человека. Еще одна женщина, также по пути в церковь, встретила косматого человека, покрытого темной шерстью, который пошел было рядом с ней вдоль дороги, но тут же исчез, как только она выкрикнула имя Христа. То был верный знак, как она сама сказала, что попутчиком ее оказался либо дьявол, либо кто-то из присных его. И она была убеждена, что это существо — не кто иной, как вервольф. Вскоре убийства прекратились (возможно, волчья стая откочевала куда-то дальше), а Чудовище из Геводона так и не поймали. Тем не менее навеянный им ужас еще долго витал над всей округой.

Не приходится сомневаться, что многие встречи с якобы оборотнями были ничем иным, как игрой воображения местных жителей, пришпоренного возрождением старых народных сказок и поверий. Эти случаи, однако, служат хорошей иллюстрацией того, что французская мысль хоть и продвинулась вперед со времен Жана Гренье и более или менее официально признала, что вервольфов не существует, некоторая неуверенность по этому поводу все же осталась — особенно в умах сельских жителей. Сказки и древние легенды о тех, кто мог превратиться в зверей или волков, разговаривающих человеческим голосом, по-прежнему оставались чем-то вроде главной «информации к размышлению» в некоторых сельских районах Франции. Хотя история о Чудовище из Геводона была самой известной из них, были и другие, родившиеся в иных местах французской глубинки, похожие по общему настроению и намекающие на то, что оборотни живут себе поживают среди нормальных людей.

МАЛЕНЬКАЯ КРАСНАЯ ШАПОЧКА

Некоторые из этих историй привлекли внимание серьезных собирателей фольклора. Французский писатель, автор волшебных сказок и собиратель легенд Шарль Перро быстро распознал значимость старых рассказов о волках, в конце XVII века еще передававшихся из уст в уста. В 1697 г. он опубликовал собрание народных сказок, в число которых вошла волшебная история о говорящем волке, сеющем вокруг панику и хаос. Была ли в ее основе подлинная народная сказка — неясно, но содержавшиеся в ней элементы обычны для многих французских историй об оборотнях-вервольфах того времени. Она рассказывала о хорошенькой маленькой девочке, еще совсем крошке, которой пришлось отправиться в путь через темный лес, чтобы отнести пирожки своей больной бабушке. Образы маленькой девочки и темного леса были общими характерными чертами многих легенд о вервольфах и звучали как эхо процесса Жана Гренье, который отделяли от того времени всего 80 лет. Собираясь в путь через холодный промозглый лес, девочка надела свою любимую шапочку из красной материи.

Когда она шла по тропинке между деревьев, к ней приблизился волк, который неожиданно выскочил из подлеска. Он втянул малышку в беседу, настойчиво выспрашивая о том, куда и зачем она идет, и узнал от нее точное расположение домика бабушки, а также — что та больна и не может выходить из дома. Однако волк не напал на девочку, потому что где-то поблизости оказались егеря — зато выразил обеспокоенность здоровьем старушки и заявил, что тоже заглянет к ней в гости, сказав, что побежит другой дорогой. Его хитрый план был обставлен как игра из рода «кто первым добежит». Маленькая девочка пошла длинной дорогой, да по пути еще отвлекалась, собирая цветы и разглядывая лесных зверушек.

Тем временем волк уже добрался до домика и, подделав голосок девочки, убедил старушку открыть дверь и впустить его. Стоило ей это сделать, как он набросился на лежавшую в постели бабушку и проглотил ее. Забравшись в постель, он надел бабушкину ночную сорочку и принялся ждать прихода девочки. Когда она появилась, волк притворился прикованной к постели старушкой и пригласил ее в дом. Между ними состоялся разговор о том, почему у «бабушки» такие большие глаза, такой большой рот и такие острые зубы, и в конце концов волк раскрыл свою истинную сущность и, прыгнув на девочку, проглотил ее целиком. В этой истории нет счастливого конца. Однако в ней нетрудно узнать детскую сказку «Маленькая Красная Шапочка», которую все мы когда-то читали, хотя изложенная здесь версия, которую Перро услышал где-то на юге Франции, на испанской границе, напечатана под названием «Большой Злой Волк». Возможно, ее источником были истории о Жиле Гарнье, вервольфах Полиньи и Жане Гренье, пересказываемые уже более столетия. Волк нападает на маленькую девочку и прикованную к постели старушку, обе они — беззащитные жертвы. Оба злодейства напоминают об обвинениях, выдвинутых на судах над вервольфами. Вполне возможно, во Франции «Маленькая Красная Шапочка» начинала свой путь как крайне мрачная «страшилка» об оборотне. В другой французской версии той же сказки девочка сначала встречает волка в человеческом теле — и поэтому не испытывает страха. (И действительно, странно, что в волшебной сказке говорящий волк не кажется девочке чем-то неестественным и пугающим!) Перро же постарался оставить волка в его собственной шкуре, а не сделал его двойственным созданием, чтобы добиться максимального драматического эффекта.

Французская сказка заканчивается трагически — смертью маленькой Красной Шапочки в челюстях волка. Другие ее варианты, однако, имеют более счастливый финал. Немецкая сказка, например, заканчивается гораздо более удовлетворительно с точки зрения человечности. Она была опубликована в знаменитом собрании народных сказок братьев Гримм (предназначенном в основном для детей) «Детские и домашние сказки» в 1812 году. Там она носит название «Красная Шапка», что близко и английскому варианту заглавия. Немецкая версия повторяет французскую, но только до определенной степени, поскольку в ней крики девочки привлекают внимание проходящего мимо охотника (или работающего неподалеку дровосека), который спешит на помощь. Ножом (или топором) он разрубает волку брюхо и таким образом освобождает Красную Шапочку и ее бабушку. Изложение истории здесь несколько путано: объевшийся волк, похоже, уснул — и таинственным образом не просыпается во время этой операции, поэтому охотник заменяет спасенных жертв большим камнем, который бабушка зашивает в волчьем животе. Когда волк просыпается, он пытается сбежать, но вес камня тянет его вниз и становится причиной его гибели. Концовка немецкой сказки, таким образом, с точки зрения рассказчика более оптимистична. Этот более «здоровый» вариант был доработан и расширен в Британии в эпоху королевы Виктории, когда многие старые, довольно жестокие европейские сказки были «облагорожены» и превращены в детские «сказки на ночь» для всеобщего пользования, и одна их этих версий — та, что сейчас знакома большинству из нас.

Основана ли она на настоящей народной сказке или нет, история о Красной Шапочке определенно отражает ряд черт, как явных, так и скрытых, характерных для старых сказок о вервольфах, многие из которых были созданы задолго до Перро. Цвет шапочки или плаща девочки — это цвет крови, заставляющий предположить в ней потенциальную жертву. Она должна быть крайне наивна, если позволяет себе поддаться на уловки говорящего волка (который в этой истории играет роль дьявола). И, разумеется, следует учесть само наличие демонической силы, сначала в обличье человека, а потом — в разрушительном образе зверя. Все эти образы имеют давнюю традицию и ассоциации, уходящие далеко в прошлое, в доисторические времена.