Оборотни

В кресле сидел высокий, элегантный мужчина с серо-стальными волосами, маленькими черными усиками и холодными серыми глазами. Жак Делакру, посол Франции. Я видел его фотографии в газетах.

Бернардель меня поразил. Никто не говорил мне, как он выглядит, и я ожидал увидеть вкрадчивого, льстивого злодея из мелодрамы. Он оказался совсем другим. Невероятно толстым. И веселым! В его синих глазах, совсем маленьких на луноподобном лице, так и играли смешинки. Одевался он небрежно, но, похоже, у лучших портных. В одной пухлой руке он держал бокал с шампанским, в другой дымилась сигара.

Часть пепла попадала в пепельницу, остальное – ему на жилетку. Я подумал, что из него вышел бы потрясающий Санта Клаус, криками "Хо! Хо! Хо!" вызывающий восторги детей.

Чувствовалось, что расческа нечасто касается его густых вьющихся каштановых волос. Огромный живот судорожно дергался, когда он смеялся.

– Заходите, мой дорогой, заходите! – прогрохотал Бернардель, взмахнув бокалом. – Макс, налей нашему другу бокал этого чудесного напитка.

– Это Хаскелл, пресс-секретарь отеля, – Кролл не двинулся с места. Моим титулом он словно предупреждал Бернарделя об опасности.

– Великолепно! – воскликнул Бернардель. – Он-то нам и нужен. Он может рассказать то, чего не знает никто другой.

Вы знакомы с месье Делакру, нашим послом на этих берегах?

Я кивнул симпатичному мужчине в кресле, серые глаза которого, казалось, читали, что написано на ярлыке, пришитом с внутренней стороны воротника моей рубашки.

– Месье Бернардель, меня прислал мистер Шамбрэн. К великому сожалению, он не может лично засвидетельствовать вам свое почтение.

– Я понимаю, – Бернардель хохотнул. – Убийство… драка между моим другом Диггером Салливаном и Шарлем Жираром. Ну почему все это произошло, когда я сидел в самолете, словно сардина в консервной банке? Макс, шампанского месье Хаскеллу! Как Диггер? Надеюсь, он достаточно легко отделался?

– С ним все в порядке. Синяков много, но обошлось без серьезных повреждений.

– Бойцов Сопротивления готовили на совесть, не так ли, Жак? – он посмотрел на Делакру. – Жирару сорок один, а он без труда разделался с таким здоровяком, как Диггер. Вы должны сказать мне, месье Хаскелл, как это все произошло.

Вот Макс говорит, что очаровательная Жульет вновь оказалась в центре событий.

Что-то этот Макс слишком много знает, подумал я.

– Не знаю, вправе ли рассказывать вам об этом.

– О, перестаньте, дорогой мой, перестаньте, – он подошел к столу и наполнил бокал пенящимся шампанским.

Его веселые глаза остановились на Кролле.

– Извините, Макс. Я забыл, как вам не нравится кого-то обслуживать. Сразу после войны Максу пришлось стать официантом, чтобы не умереть с голоду, месье Хаскелл. Он до сих пор не может прийти в себя. А теперь выпейте, мой друг, и расскажите обо всем, ничего не упуская.

– Драка волнует нас гораздо меньше, чем убийство мистера Кардью, как я понимаю, давнего друга посла Делакру, – ответил я.

– Разве я не помню, как вы играли в шахматы со старым джентльменом, которого звали Мюррей Кардью? – Бернардель посмотрел на Делакру. – Кажется, несколько лет назад я видел его в нашей квартире в Париже.

Делакру кивнул.

– Меня потрясло известие о его смерти. Обаятельный, добрый, безвредный старик. Перед смертью он пытался дозвониться до меня.

Бернардель расхохотался. Чужая смерть, похоже, только добавляла ему бодрости.

– Может, ваш маленький секретарь убил его в приступе ревности, Жак? Я тревожусь за мадам Делакру. Этот утонченный Лакост, должно быть, ужасно мучается, что кто-то может оказаться к вам ближе, чем он. Не зря же говорят, что секреты нельзя доверять ни наркоманам, ни гомосексуалистам.

Меня удивляет, что вы держите Лакоста на столь ответственном посту.

Понемногу я начал осваиваться и понимать, с кем имею дело. Словесная рапира Бернарделя, кончик которой он обильно смазал ядом, разила без промаха. Сначала – начисто лишенный юмора Кролл, потом-Делакру. Приближался и мой черед.

– Лакост справляется с порученным ему делом, – сухо ответил Делакру.

– Я рад за него, – Бернардель наполнил свой бокал. – Бедный Диггер. Вчера он позвонил мне в Париж перед самым отлетом. Похоже, маленький Лакост настоял, чтобы Жирары на званом вечере сидели за вашим столом, Жак. Дипломатический протокол. Неудобоваримая ситуация и для бедняги Диггера, и для Жираров. Диггер заявил, что не придет на прием. Я не хотел и слышать об этом. Как можно упустить такое развлечение – Диггер и Жирар испепеляют друг друга взглядами, сидя за одним столом! И красавица Жульет, снедаемая любовью и жаждой мщения. Только дефективный Лакост мог игнорировать эти нюансы, – смеющиеся синие глаза уперлись в Делакру. – Но меня удивляет, что такой великий гуманист, как вы, Жак, не отменили решения этого балбеса.

Не мог же Лакост не знать, кто есть кто?

– Раз уж вы продолжали настаивать на присутствии Салливана, – ответил Делакру, – я предложил Жирару сесть за другой стол. Он отказался.

– Как благородно! Как мужественно! Как глупо! – Бернардель одним глотком осушил бокал и наполнил вновь. – Что ж, возможно, утренняя стычка вправит ему мозги, – синие глаза внезапно метнулись в мою сторону, и я понял, что за внешней смешливостью скрывается холодный, трезвый ум. – Полагаю, мой давний приятель Шамбрэн сейчас рвет на себе последние волосы. Убийство, драка в кабинете, международные интриги, и все это в его драгоценном отеле. Большего святотатства он и представить себе не может.

– Он переживает, – заметил я, восторгаясь Бернарделем.

Ничего не упустил, прошелся по всему, будь то убийство, драка, наркотики или политика. Я понял, что представление давалось ради меня. Он просто искал, на что же я клюну.

Информация, ему требовалась информация, и он желал получить ее, не задавая прямых вопросов. Я чувствовал, что Делакру и Кролл также наблюдают за мной. Они, правда, знали, чего ждать от Бернарделя.

– Удивительный человек, этот Шамбрэн, – поведал нам Бернардель. – Манеры придворного. И реальная власть, обретенная за тридцать лет, в течение которых по крупицам вызнавалась подноготная богатых и знаменитых. Глядя на него, поневоле забудешь, что он, в сущности, всего лишь хорошо оплачиваемый мажордом, – Бернардель посмотрел на меня, ожидая бурных протестов, но я лишь улыбнулся.

– А самая потрясающая его особенность заключается в том, что он презирает деньги, – продолжал Бернардель, – ненавидит сверхбогачей, ненавидит увешанных драгоценностями старушек, ненавидит власть денег, которая позволяет их обладателям вести себя, как им вздумается. Подозреваю, такое отношение к деньгам как-то связано с его низким происхождением. Его отец возил на тележке овощи по улицам Парижа, – вновь взгляд на меня в ожидании резкого отпора. – Так что небезынтересно будет понаблюдать за ним в ближайшие несколько дней. Он отыщет способ наказать тех, кто решился вызвать рябь на поверхности его маленького тихого пруда. Вы согласны, мистер Хаскелл?

– Я чувствую себя уютно на его стороне, – ответил я. – Кстати, мистер, в приведенные вами факты закралась неточность.

– О? – Бернардель искренне удивился.

– Это была рыба.

– Простите?

– Шамбрэн много раз говорил мне, что его отец торговал на улице рыбой, а не овощами.

Бернардель расхохотался.

– Снимаю перед вами шляпу, мистер Хаскелл. Вы отлично вымуштрованы. Я ожидал, что вы расскажете мне о происходящем за закрытыми дверями, о мыслях и чувствах всех, кто замешан в этой истории, а выяснил лишь то, что вы грудью защищаете вашего высокоуважаемого работодателя.