Оборванный след
Шрифт:
Макс мягко надавил на правый бок.
— Скажешь, если я приближусь.
— Ниже. Ниже. Теперь еще немного правее. Вот здесь. Глубоко.
Макс держал палец на указанном месте.
— Укия, придется сделать еще одни разрез.
— Давай, только быстро.
— Держись, сынок.
Он ухитрился не заорать, но Макс оказался милосердно быстрым. Аккуратный глубокий разрез. Осторожно нырнул пальцами в рану, схватил мышь, не дав ей возможности потрепыхаться, и резко вытащил ее, пока она не вздумала сопротивляться. Через несколько секунд зверек присоединился к собратьям.
В нескольких метрах от Укии кто-то продирался
— Черт подери, что вы с ним делаете?
— Неотложная хирургия, — невозмутимо ответил Макс.
Человек оказался высоким, крепко сбитым полицейским, смуглая кожа, короткие черные волосы, широкое лицо с высокими скулами и орлиный нос выдавали в нем индейца. В руке он держал пистолет, направленный дулом вверх. Черные глаза недоуменно смотрели на Укию.
— Макс? — Юноша поморщился, почувствовав, что правая рука у него сломана. Он указал на незнакомца левой рукой. — Кто это?
Черные брови полисмена поползли вверх, когда он обнаружил целую коллекцию окровавленных мышей на груди у Укии.
— Что за чертовщина?
— Это шериф Брыкающийся Олень. — Макс подхватил зверьков и рассадил их по карманам куртки. Из внутреннего отделения он извлек перевязочные материалы. — Крэйнак, мы закончили.
Толстый следователь слез с плеч юноши и убежал подальше от вида свежей крови. Макс сжал края разреза и принялся перевязывать рану, Укия закрыл глаза, стараясь не вникать в неприятные ощущения. Наконец Макс покончил с перевязкой и сжал вену на левой руке друга, и тогда тот приподнял веки. На лице старшего сыщика отражалось явное беспокойство и сомнение.
— Ну, как ты себя чувствуешь?
— Да, это не шуточки.
— Думаешь, ты поправишься?
— Все будет в лучшем виде, — пробормотал он и заметил, что из-за плеча Макса виднеется утес. — Я оттуда упал?
— На самом деле кто-то в тебя выстрелил, и ты свалился, — объяснил Макс.
— Ненавижу, когда так получается.
Укия оглянулся на шум, и в поле зрения снова попал шериф. Он уже убрал пистолет и теперь просто смотрел на Макса темными, ничего не выражающими глазами. Юноша отвел взгляд, недоумевая, почему лицо полисмена кажется таким знакомым.
— Думаете, меня удастся купить на этот фокус? — резко спросил шериф, обрывая тишину.
— Что? — не понял Макс.
— Все эти штучки с вытаскиванием мышей из живота. — Шериф покачал головой. — Я арестовывал всяких шарлатанов, которые занимаются мануальной медициной, вытаскивая из людей опухоли и почечные камни, которые на самом деле оказываются кусками печенки, зажатыми в ладони. А вы всего-навсего сделали надрезы и измазали мышей кровью. Если думаете, что я поверю в такие штучки, то ошибаетесь.
Макс выглядел ошарашенно: он разрывался между облегчением, потому что полисмен не запрыгал вокруг Укии с дикими воплями: «Он инопланетянин!», и тревогой — шериф, похоже, видит в сыщиках только жуликов.
— Как вам угодно.
— Пожалуйста, пожалейте мои нервы и скажите, что выстрелы входили в заранее подготовленный сценарий.
Макс подавил в себе страшную ругань.
— Не знаю, что у вас вместо мозгов, но стрельба — не розыгрыш. Какой-то психопат с мощной винтовкой рыскает на свободе, он подстрелил моего напарника! Укия жив только благодаря бронежилету. В Питтсбурге это называется покушением на убийство, и мы не надоедаем жертвам расспросами,
пока врачи не окажут им помощи.— Ситуация такова: есть девушка, которая пропала, а может быть, и нет. Стрельба, возможно, подстроенная, и странности — за пределами нормы. Я бы поверил, что покушение настоящее, если бы вчера в моем доме не разыграли первую часть этой драмы.
— Первую часть? — Укия взглянул на Макса. — А что было вчера?
Макс положил руку другу на плечо, чтобы утихомирить его.
— Не знаю, какие у вас проблемы с моим напарником, но не смейте вмешивать сюда безопасность Алисии Крэйнак.
Из-за деревьев донесся крик. Брыкающийся Олень неохотно повернулся, не желая оказываться спиной к Укии и Максу, глаза его горели яростью.
— Сюда! — отозвался он, и через мгновение четверо мужчин побежали по склону, таща за собой носилки.
Среда. 25 августа 2004 года
Больница Святого Антония. Пендлтон, Орегон
Даже шестерым мужчинам оказалось нелегко доставить носилки к карете «скорой помощи», припаркованной в миле от утеса. Они отвезли его в Пендлтон, в больницу Святого Антония. Там сделали рентген разных частей тела, вправили руку, перевязали, зажали, сшили и заштопали всего с головы до ног. В какой-то момент появился Брыкающийся Олень, он нависал над Укией, пока врачи пичкали пациента всевозможной медицинской трухой. В конце отчета об операции значилось: «Наложено тридцать восемь швов в результате повреждений брюшной полости», но это только заставило шерифа помрачнеть еще сильнее.
Врач, выглядевший всего на несколько лет старше Укии, весело подытожил процесс лечения:
— Впрочем, учитывая, что он схватил две пули и рухнул со скалы, состояние можно назвать просто замечательным.
Брыкающийся Олень хмыкнул и пошел прочь.
— Мне хотелось бы знать, когда вы отпустите его, — пробормотал он, не оборачиваясь.
Величественный уход полисмена был несколько нарушен продавщицей сладостей, которая задержала его у выхода в холл. Во время разговора они много шептались, шериф постоянно качал головой, а продавщица сладостей то и дело бросала на Укию любопытные взгляды.
Седовласая медсестра пришла, чтобы взять у него кровь. До сего момента кровь Укии впитывалась в ткань и либо погибала, либо всасывалась обратно в организм в виде мелких черненьких мошек.
Укия смотрел на стеклянные трубочки с беспомощным отчаянием.
— Пожалуйста, не берите у меня кровь.
— Сладенький, мне нужно взять у тебя анализы. — Она протерла его руку холодной ваткой со спиртом. — Твои родители подписали какую-нибудь бумагу, запрещающую брать у тебя кровь?
Укия задумался над вопросом. Родители? Неужели мамы здесь? Он понял, что это очередная волокита с возрастными ограничениями.
— Я уже совершеннолетний.
— Да что ты говоришь? — Она наложила жгут на руку пациенту. — Сколько же тебе лет, малыш? Шестнадцать? Семнадцать?
— Двадцать один.
— Тогда тебя придется нянчить до сорока лет. А теперь не бойся, будет немного больно. Если станет страшно, просто отвернись.
— Могу я подписать какой-нибудь документ и отказаться от анализов крови?
Но медсестра просто шикнула на него.
— Мы возьмем совсем чуть-чуть, чтобы убедиться, что с тобой все в порядке.