обратная дорога

Николай Кузьмич отвечал, что не знает, о чём его спрашивают, и закрывал перед любопытствующими двери. Но понимал, что полицейских так просто не выпроводишь, если они пожалуют.

Весь день Илья и Николай Кузьмич сидели, как на иголках, прислушиваясь к каждому шороху, звуку, к разговорам, доносившимся с улицы. И гадали: придут – не придут?

Илья решил, что оставаться у Николая Кузьмича в доме и дальше не было смысла. Ещё и ославит дядю Колю перед соседями, если два красивых охранника возьмут его под белы рученьки и выведут из подпола на свет Божий. Проходу не дадут старику: мол, «убивца» прятал, чёрт старый!

А выхода из того положения, в котором он оказался, Илья не видел. И старик тоже. Сдаться властям, значит, срок пожизненный схлопотать за пять-то душ загубленных. Податься в бега? Но разве всю жизнь пробегаешь? Изловят его рано или поздно, ещё и за это срок набавят. Хотя если пожизненное ему светит, тут уж всё едино.

Нет, пока сдаваться он не станет, на воле пожить охота сколь возможно, а там – видно будет, что да как. Однако дом Николая Кузьмича нужно скорее покинуть.

Вечером, когда уже изрядно стемнело, и вновь хлынувший дождь разогнал людей по домам, Николай Кузьмич вывел Илью огородами из посёлка, указал кратчайший путь на вокзал.

– И куда ты теперь? – спросил упавшим голосом старик

– Пока не знаю, схоронюсь где-нибудь. Спасибо тебе, дядя Коля, за всё, извини, если что не так и не поминая лихом.

– Что ты, Илюшка, Господь с тобой, ты словно прощаешься, – испугался Николай Кузьмич. – Грех это, так говорить-то…

Голос старика дрогнул, он бросился на грудь Ильи, всплакнул.

– Ежели что, возвертайся, отсидишься у меня. Они сейчас ежели придут, посмотрют нету тебя, интерес ко мне и потеряют.

– Спасибо, дядя Коль и прощай.

Шагая на станцию, Илья надумал податься в Москву, город большой, многомиллионный, там легче затеряться. А что будет дальше, старался не загадывать.

4

Дождь усилился. На платформе не было ни души. Илья огляделся по сторонам на всякий случай и, убедившись, что вокруг никого, шагнул на мост, нависший над железнодорожными путями, и быстро перешёл на ту сторону, где было расположено здание вокзала. Собрался было там укрыться, но всё-таки не рискнул: наверняка внутри здания менты от дождя прячутся, а его фотоморда, конечно же, имеется у каждого из них.

Остановился неподалёку от входа в вокзальное здание, задумался. Лучше перемахнуть через невысокое ограждение, вскарабкаться затем на платформу, как только подойдёт электричка. Если всё сделать быстро, успеет вскочить в последний вагон. Но ехать без билета… С кондукторами вступать в конфликт в его положении не нужно. Ну, ничего, если что, сунет им пару тысяч – откажутся что ли? Не успел купить билет, спешил очень, так не бывает? Отбрешится, главное на рожон не лезть, всё сделать по-доброму.

Осторожно перелез Илья через ограждение, притаился до времени под платформой. Здесь хоть дождь не мочил. А когда вдалеке вспыхнули два круглых светлых глаза приближавшейся электрички, выбрался из своего укрытия.

Всё прошло без сучка и задоринки. В самый последний момент вскочил в вагон и двери за ним с шумом сомкнулись. Илья перевёл дух.

Вагон был почти пустой, какой-то человек, притулившись к оконному стеклу и надвинув на глаза кепку, дремал, баба сидевшая чуть поодаль от него вязала, ловко орудуя толстыми деревянными спицами. На вошедшего в вагон Илью даже не посмотрела.

Контролёры, если всё-таки принёсёт их нелёгкая, идут один с последнего вагона, другой с головного, Илья прошёл в серединный. Тут и народу оказалось погуще, но все сидели раздельно, знакомы меж собой не были. Илья присел на обтянутую дерматином скамью на место ближнее к проходу с тем, чтобы видеть двери, не появился ли там контролёр или, не дай Бог, полицейский.

Проехали полдороги, контролёры к счастью так и не появились пока. Илья даже позволил себе чуточку вздремнуть. Однако когда электричка притормаживала у очередной остановки, открывал глаза и настороженно осматривался. Убедившись, что никакой опасности нет, всё по-прежнему спокойно, снова погружался в дрёму, до следующей остановки.

В Москву Илья и не думал соваться. На Белорусском вокзале его повяжут менты, в этом можно было не сомневаться. Он выйдет за пару остановок до столицы, перекантуется где-нибудь ночь, а утром попробует разыскать своего бывшего соседа по нарам. В близких друзьях Ильи он никогда не состоял, но отношения у них были неплохие: Илья как-то раз защитил его от пьяного урки. Других знакомцев в Москве у Ильи всё равно не было.

На очередной остановке на скамейку, где подрёмывал Илья, присел батюшка с окладистой русой бородой, изрядно прошитой белыми нитями. На батюшке была фиолетовая скуфья и ряса, на которую было надето потёртое демисезонное пальто. На колени он положил старомодный портфель из кожзаменителя посередине которого тускло посверкивала серебристая застёжка. Батюшка устроился у окошка и добро улыбнулся взглянувшему на него Илье, тот тоже ответил ему улыбкой, уж больно приятен был на лицо этот священнослужитель. А затем вновь окунулся в приятную дрёму, из которой его словно пробку из бутылки выдернул чей-то насмешливо-злой возглас:

– Сидишь, попяра!

Илья приоткрыл глаза. Справа от него в проходе, держась за привинченную к скамье металлическую ручку, стоял, пошатываясь, мужик в плаще, в мятой кепке, с которой стекала вода. Мужик был крепко выпивший. Недобрым взглядом смотрел он на сидевшего у окошка батюшку, и вдруг плюхнулся рядом с ним на скамью, нарочно грубо толкнув его плечом. Батюшка от неожиданности уронил на пол свой портфель с серебристой застёжкой, а когда потянулся было, чтобы поднять его, мужик удержал его за лацкан пальто и сильно притянул к себе, так что лицо батюшки оказалось вровень с красным и злым лицом мужика. Тот грязным ботинком откинул упавший портфель под сидение, сказав, посмеиваясь:

– Он тебе более не потребуется. Мы с тобой, попяра, евангелию счас учить будем, а пока я тебе бородёнку-то повыщипываю, – и протянул руку, чтобы начать осуществлять угрозу.

Но не успел даже коснуться бороды священника. Чья-то сильная рука схватила его за шкирку, резко подняла со скамьи. После чего Илья отволок упивавшегося и изрыгавшего матерщину мужика в проход между скамьями, развернул и дал такого пинка под зад, что тот кубарем полетел по направлению к дверям. А когда, продолжая материться, вскочил на ноги, собираясь броситься на обидчика, увидел грозно надвигавшуюся на него фигуру Дольникова. Быстро сообразив, что в драке с этим здоровяком ему мало что светит, он, подняв кепку, пошёл прочь из вагона, всё ещё матерясь и обещая, что они с Ильёй ещё встретятся.

Илья вернулся на свое прежнее место. А когда батюшка, поблагодарив его, собрался выходить, отправился вместе с ним. На случай, если тот негодяй в кепке затаился где-нибудь в ожидании, когда батюшка останется один.

Вышли из электрички на станции Перхушково. Дождь унялся, но заметно похолодало. Пока шли к Храму, где служил о.Андрей – так величали батюшку, – и потом, в тёплом и ярко освещённом электрическим светом помещении трапезной, когда они пили горячий чай с баранками, Илья поведал о.Андрею, как и за дела какие попал на нары. Рассказал всё без утайки, словно на исповеди. Окончив рассказ свой, подумал даже признаться внимательно слушавшему его батюшке, в какую историю он влип третьего дня на трассе. Но не решился, духу не хватило. Не знал, как отреагирует о.Андрей на то, что сидит за одним столом и чаи распивает с убийцей пяти душ, в том числе и детей.