Обратная сторона космонавтики

А что если очень долго не вставать на ноги? Неужели весь скелет просто разрушится? Может ли человек превратиться в бесхребетное желе, если он никогда не будет ходить? Конечно же, нет. Люди, страдающие параличом нижних конечностей, теряют от 1/3 до 1/2 костной массы нижней части тела. Компьютерные модели, построенные профессором Стэнфордского университета Деннисом Картером и его студентами, показывают, что примерно таким же будет эффект и двухмесячного пребывания на Марсе. Так неужели есть вероятность того, что, вернувшись с Марса и ступив на Землю, астронавты рискуют просто сломать ногу? Картер думает, что да. Теперь понятно, почему были случаи, когда у страдающих остеопорозом женщин ломалась шейка бедренной кости, когда те спокойно стояли, просто под весом всего тела. Не падение приводило к перелому кости, а перелом становился причиной падения. А ведь у этих женщин потеря костной массы не достигала и половины.

Компьютерная модель Картера стала продолжением исследований НАСА. «Но, похоже, никто не принял наши прогнозы всерьез, — говорит Картер. — Они до сих пор думают, что могут послать людей в космос и через пару месяцев после возвращения их кости сами восстановятся. Но факты говорят обратное. Так что перспективы жизни после двухгодичного путешествия на Марс могут быть довольно печальными».

Иногда участников экспериментов с постельным режимом называют «терранавтами». Вначале я подумала, что этот термин был введен с целью привнесения некоторой статусности в работу испытуемых, как происходит, например, с должностями вахтера или санитарного инженера, который просто водит мусоровоз. Но надо признать, что тридцатидневные испытания терранавтов действительно подобны тем, которым подвергаются работающие на орбите астронавты. Каждый день терранавтов начинался с «побудки» — бодрой музыки из динамика (к слову сказать, в то утро была песня группы «Металлика», [67] этакая классика в исследовательской лаборатории). На настоящем корабле люди заточены в маленьких, соединенных друг с другом комнатках, выбраться из которых, мягко говоря, проблематично. О частной жизни здесь и говорить не приходится. В лаборатории же вместо закрытых, стесненных камер используются кровати, так что исследователи могут беспрепятственно следить за тем, чтобы испытуемые все время оставались в лежачем положении. (Участникам эксперимента разрешается задергивать шторки только тогда, когда они справляют свои биологические потребности.) Нытикам здесь не место. Леон говорит, что труднее всего было примерно на середине испытания, но даже в этот момент его раздражение и недовольство были столь незначительны, что «никто этого и не заметил». За все те полчаса, что я провела с Леоном, я услышала только одну жалобу, и то по поводу курицы. «Мне нужна курица с кожей и костьми, а не порубленная на кусочки мякоть.» — посетовал он.

67

Сегодня экипажи космических кораблей выбирают музыку по очереди, но во время программы «Джемини» это было привилегией Центра управления полетом. Однако их выбор далеко не всегда нравился самим астронавтам:

«СОТРУДНИК НАЗЕМНОЙ СЛУЖБЫ: Вам нравится музыка?

КОМАНДИР КОРАБЛЯ ФРЭНК БОРМАН: Мы ее выключили. Мы тут немного заняты и решили ее выключить на время. Чтобы не мешала.

СОТРУДНИК НАЗЕМНОЙ СЛУЖБЫ: Хорошо. Скоро мы поставим вам кое-что из гавайской музыки».

Леон извинился, так как пришел его массажист. В отличие от астронавтов, участники эксперимента с постельным режимом могут каждый день наслаждаться массажем, призванным помогать им ослабить боль в нижней части спины, которая является обычным результатом долгого лежания в постели. Как утверждает медицинский журнал «Джойнт Боун Спайн», [68] неважно, какая болезнь заставила вас лечь в постель, главное — встать из нее как можно скорее.

Когда вес тела не давит на позвоночник, его изгибы становятся меньше, а межпозвоночные диски начинают поглощать больше воды и набухать. После недели в космосе астронавты становятся примерно на 10 сантиметров выше (в среднем рост увеличивается на 3 %) и буквально, как дети, «вырастают» из своих костюмов.

68

Необычайно короткое название для американского научно-популярного журнала (лаконичнее были, пожалуй, только авторы журнала «Гат»). Вот один для сравнения: «Американский журнал ортодонтии и челюстно-лицевой ортопедии, официальных публикаций Американской ассоциации ортодонтов, входящих в нее сообществ и Американского совета ортодонтии».

Аарон Ф. провел вниз головой восемь недель: головная часть его кровати была опущена вниз на шесть градусов, чтобы смоделировать ситуацию, подобную той, которая возникает в настоящем космосе, когда большая часть жидкостей организма приливает в верхнюю часть тела. У изголовья кровати Аарона висит огромный вентилятор, который работает на полную мощь. Хотя, на мой взгляд, вентилятор не столько освежает, сколько вызывает головную боль своим жужжанием. Да и вообще, рядом нет ничего, чтобы могло облегчить участь испытуемого. Другой доброволец, Тим, находится пока на стадии амбулаторной подготовки. Через пару дней ему тоже придется лежать на постели вниз головой, но пока он еще может ходить по палате или сидеть на кровати, скрестив ноги, что, собственно говоря, он сейчас и делает. В комнату закатывают тележку с едой.

«Мое любимое время дня!» — говорит Тим. Похоже, ему действительно нравится больничная еда. Аарон берет свой поднос молча, без комментариев. Он приподнимается, опираясь на локоть. Довольно странно смотреть на человека, который откидывается назад, чтобы поесть. Такое ощущение, что пересматриваешь серые, скучные кадры «Арабских ночей», где люди, откинувшись на подушки, берут руками еду и, запрокинув голову, кладут ее себе в рот.

Тим устраивает мне короткий экскурс по своей тарелке: «У нас сегодня курица.»

«Кубиками?» — спрашиваю я, вспомнив жалобы Леона.

«Да, кубиками. Но их можно и размять. А вот здесь кружочки моркови. — Тим говорит о них с таким восхищением, словно перед ним не нарезанный овощ, а старинные золотые монеты, — кусочки яблок, молоко, две булочки и желе. Да, кормят нас здесь очень вкусно».

Аарон тоже пытается найти какой-нибудь положительный момент: «Выбор неплохой, — что для меня, честно говоря, сомнительно, — но каждый день одно и то же. Нам часто дают рыбу.»

«Боже мой, — снова вступает Тим, — да рыба здесь просто изумительная!»

Тим здесь уже во второй раз. На стене возле его кровати висит табличка: «9290, Добро пожаловать назад!» Надпись сделана яркими красками, которые одолжили в детском онкологическом отделении, которое находится тут же по соседству.

Прежде чем я успеваю что-либо сказать, Тим соскальзывает со своей постели и бежит на кухню спросить, не осталось ли у них немного еды еще и для меня.

Аарон пытается в это время размять немного ноги, вытягивая их то в стороны, то сводя снова вместе. Как и большинство других испытуемых, он согласился на эксперимент из-за денег. Пожалуй, эти палаты — своего рода тюремные камеры для нынешних должников, которые приходят сюда добровольно, ведь здесь можно не только заработать $17 тысяч, но и сэкономить на ежедневных расходах. На протяжении трех месяцев можно не тратить деньги на квартиру, еду, бензин и прочие нужды. Также это хорошая возможность избавиться от плохих привычек. (Правда, не от всех: почтовые службы постоянно доставляют к зданию лаборатории горы коробок с интернет-покупками испытуемых.)

Тим получил экономическое образование, но у него не было денег, чтобы начать собственное дело. Тогда он отправился буддийский монастырь Випассана, чтобы обдумать свое будущее, и еще потому, что там бесплатно кормили. Глубоко покопавшись в себе и съев достаточно риса, он решил стать актером. Следующие четыре года он был действительно «голодным художником», а затем узнал о том, что проходит набор добровольцев для серии исследований при ИОМП. После монастыря Тим присоединился к труппе Нового хэмпширского театра, которая ставила детскую версию «Макбета» (от одной мысли о которой меня тут же бросило в дрожь). Ну, а сейчас он решил принять участие в новой серии исследований и вновь поразмышлять над своей жизнью. Теперь он выбирает между карьерой в полиции Хьюстона, открытием прачечной, академией подготовки офицеров ВМФ, ландшафтным бизнесом или тем, чтобы стать лектором-мотиватором, ведь сейчас он находится, по его собственным словам, на стадии «кризиса четверти жизни».

По утверждению менеджера ИОМП Джо Нейгута, 30 % людей, желающих принять участие в подобных экспериментах, заявляют, что делают это не столько из-за денег, сколько из-за желания приобщиться к космическим исследованиям. Как сказал Леон, «часто я представляю, что прохожу подготовку и скоро стану настоящим астронавтом». И главное, это действительно помогает справляться со всеми неудобствами эксперимента. Зная это, организаторы исследований просят астронавтов раздать участникам экспериментов несколько своих фотографий с написанными на них словами благодарности. Время от времени астронавты заходят в эти палаты и лично вручают им свои фото. Аарона тоже навещал один из них, но его имени он, к сожалению, не запомнил. А Тим получил фотографию Пегги Уитсон с автографом (настоящего БАМФ-астронавта, [69] как он говорит о ней).

69

Мне пришлось заглянуть в Интернет, чтобы узнать, что значит «БАМФ». Google предложил мне варианты довольно неприличной аббревиатуры и ни одного со словом «ассоциация» или «товарищество».

Тим возвращается из кухни. Еды для меня не осталось, но я успокаиваю его, говоря, что не сильно из-за этого расстроилась.

«Я ничего не пропустил?» — с интересом спрашивает он.

«Ну, я слегка подвинулся влево», — отвечает ему Аарон.

Самым высоким человеком в Центре космических исследований им. Джонсона является Джон Чарльз. Его рост — ровно два метра. Уже в десять лет он знал, что хочет быть астронавтом. Но его скелет, словно догадываясь, что его ждет в космосе, свел на нет мечты мальчика, когда перерос допустимую норму. Тогда Чарльз получил докторскую степень по физиологии и начал работать в НАСА. Сейчас его задача — сделать все возможное, чтобы защитить тела и кости астронавтов от всевозможных негативных последствий пребывания в космосе.

Как-то мы с Чарльзом разговаривали в зале для встреч здания службы по связям с общественностью при Центре космических исследований им. Джонсона. В углу зала тихо сидела «дуэнья», словно наблюдая за тем, чтобы мы с Чарльзом не бросились друг другу в объятья, несмотря на действующие здесь строгие ограничения. Присутствие Чарльза, по всей видимости, взбудоражило служащих офиса. Все знают, что он говорит прямо все, что думает, и занимает довольно значительную должность, чтобы не волноваться о последствиях того, что было сказано.