Обратная сторона Луны

Бродя по городу, я видел много чудес, которые пощадило время, этакие изюминки в творожной максе белых руин. Не стану описывать все местные чудеса, тем более что тогда я не столько изучал их, сколько наблюдал за ними со стороны. Кладбище артефактов, вот как я назвал бы эти руины, но об этом строит поговорить отдельно.

Возьмем хотя бы…

(Часть страниц рукописи отсутствует.)

Больше всего поразила меня «зеркало», по крайней мере так называл его про себя, увидев в первый раз. Это была огромная пластина зеркально отполированного металла. Высотой с десяток метров и столько же в ширину, оно покоилось в странной каменно оправе в подвале одного из разрушенных дворцов. Над входом в подземелье с «зеркалом» было выбито:

Пусть знает истину любой сюда входящий.

Может быть именно эта надпись и вызвала у меня нездоровый интерес, который заставил меня заглянуть в подвал. В первый момент оказавшись в подвальной полутьме — что удивительно и в зале у Источника внутри зиккурата и в этом, и в других помещениях без окон, куда я заходил не было темно. Всюду царил странный полумрак, хотя нигде не было ни окон, ни источника света.

Заглянув в подвал с зеркалом, я был поражен качеством отполированной зеркальной поверхности. Та была столь совершенна, что даже пыль не задерживалась на ней.

В первый момент я был полон недоумения. Кому могло понадобиться столь гигантское зеркало. Может быть в него гляделись титаны, черепа которых ныне украшали зиккурат. Несколько раз я прошелся вдоль зеркала. Потом осторожно приложил к нему руку. Поверхность мне показалась странно холодной, а портом прямо перед моим лицо в зеркале образовалось небольшое окошечко с мутными краями, и позади него стали проступать странные неясные очертания. Я в испуге отпрянул, потому что мне на мгновение показалось, что я увидел за полированной поверхностью знакомые до боли контуры Петропавловской крепости. С этими колдовскими артефактами можно было с легкостью попасть впросак.

Какое-то время я простоял, задумавшись, пытаясь понять, что это было: настоящее видение или творение моего больного воображения? Потом вновь коснулся рукою поверхности и вновь через какое-то время возник контур Петропавловки. Я затаил дыхание. Что это было? Зеркало просто воплощало в изображение мои мысли или тут было нечто большее? Тогда я попытался представить себе Невский проспект… и у меня получилось. Я смотрел на Невский с высоты думской башни. А передо мной внизу спешили по своим делам людишки, ехали извозчики и авто. Я мысленно приказал изображению приблизиться. Все так и вышло, теперь я мог разглядеть одежду, лица людей, видел, как они говорят о чем-то друг с другом, но о чем? Не смотря на свой «талант» полиглота, я не умел читать по губам и никак не мог понять, о чем они говорят. Потом я увидел тумбу, для объявлений, на которую уличный дворник наклеивал новую газету. Я попытался разглядеть, что там написано, и газета приблизилась заняв все пространство «окна». У нее было странное название «Правда: орган Центрального комитета и петербургского комитета Р.С.Д.Р.П.».

И что самое удивительное на первой странице была фотография товарища Константина, который вместе с каким-то евреев с холеной бородкой выступали на митинге. Неужели это самое Р.С.Д.Р.П. и товарищ Константин — одна банда? Я «попросил» еще больше приблизить изображение, так чтобы я смог разобрать буквы и начал читать, и чем больше я читал, тем страшнее мне становилось…

(Часть страниц рукописи отсутствует.)

…вот у этого «зеркала» я и расположился.

Наблюдая за происходящим, по мановению мысли переносясь их одного конца страны в другой, я одновременно читал новости о том, что происходит в России, я каждый раз содрогался. Что я хотел тогда больше всего? Вернуться в России и посчитаться с большевиками, попытаться остановить кровавую волну, которая готова была захлестнуть мою родину. Единственное, что грело мое сердце, просьбу Юсупова я выполнил. Однако, будь сейчас в моем распоряжении жемчужина, я бы не стал испытывать судьбу, убегая неведомо куда. Пусть Бог будет мне судьей, но я бы…

Глава 7 БЕЛЫЙ ГОРОД НА ОБРАТНОЙ СТОРОНЕ ЛУНЫ Лето 1942

Белой птицей синагога В море шашек и папах. К ней всегда вела дорога Мимо виселиц и плах М. Звездинский «Звезда Давида»

Открыв глаза Василий уставился на Кашева.

За последние несколько часов ничего не изменилось. Чудовище внутри которого они сидели — если конечно это было живое существо, в чем Василий уже начал сомневаться, с огромной скоростью неслось по равнине в сторону гор, которые, как и раньше, казались всего лишь маленькими зубчиками на горизонте.

Несколько раз Василий пытался определить, где же он все-таки находится. Пол, на котором он сидел, больше всего напоминал мягкую резину, полупрозрачный купол — кусок оргстекла стекла, местами замутненный, так что невозможно было понять на вершине чего они едут.

Вообще, все происходящее с ним, скорее напоминало сказочный сон, чем реальность, хотя после предыдущих переделок, путешествия в Антарктиду, полеты на Старце, охота на тварей, порожденных шогготами, путешествий в Мире Снов нынешнее «приключение» выглядело всего лишь еще одним штришком. И тем не менее, что-то в глубине души Василия говорило ему: в этот раз все закончится по иному. Он словно чувствовал нависшую над ним руку рока, которой суждено будет раз и навсегда изменить его жизнь. Вот только что это будут за перемены?

— И как ты считаешь, что нас ждет? — в очередной раз по новой завел свою пластинку Кашев. — Я до сих пор не могу понять, неужели это и в самом деле Луна, или все это — чудовищная провокация? А может эта тварь отложила нас в некий мешок, чтобы скормить своим деткам?

Василий печально покачал головой.

— Опять начинаешь разговор на эту тему? Не надоело? Пойми, все равно пока мы тут сидим ничего особенного не случиться, никто на нас не нападет.

— Только от жары или жажды передохнем.

— Глотни, — Василий протянул Кашеву флягу со шнапсом. — Легче станет. — Кашев принял флягу, глотнул поморщился. — А теперь расскажи о себе… Нужно же как-то время убить, пока мы до этих чертовых гор доберемся.

— Ты уверен, что мы едем к горам?

— Нет… — пождал плечами Василий. — Но у любого путешествия должна быть конечная цель, иначе оно бессмысленно. Я не думаю, что это создание, или что бы это такое ни было, появилось просто так, от нечего делать уничтожила две машины фашистов, потом выковыряло нас из «тарелки» и теперь битый час несется по пустыни. Думаю скоро мы узнаем конечную цель путешествия.

— Например гнездо этой твари, полное ее ненасытных детенышей… Вообще, Кузьмин, тебе не кажется, что ты слишком оптимистично относишься к нашему положению. Вообще-то нас съели…

— Но переваривать не стали, поэтому вернемся к разговору об этом тогда, когда возникнет конкретная опасность, а сейчас… расскажите о себе, Павел Алексеевич. Как вы оказались в разведотряде особого назначения.

— Ну, я к этому особых усилий не прикладывал, — вздохнул Кашев, сделал еще один большой глоток из фляжки, а потом откинулся назад, упершись плечами о «резиновую» стену и заговорил монотонным голосом, словно читал лекцию на политинформации о положении дел в каком-нибудь Конго или Чили. — Происхождения я из служащих. Отец был писцом при фабрике, мать — гувернанткой, а точнее прислугой при хозяйской конторе, ну там подай-принеси. После революции отец погиб при невыясненных обстоятельствах. В один прекрасный день так и не пришел с работы домой. Я тогда еще маленьким был так что в войне с белыми поучаствовать не успел. Ну, а как все закончилось отправили меня в институт на учителя учиться. Стране нужны были учителя, шла война со всеобщей безграмотностью. Потом меня отправили в Красный Туркестан, — услышав это название Василий хмыкнул, слишком свежи у него были воспоминания о проклятой дороге на Гоцлар. Но Кашев, словно не заметив реакции Василия, продолжал. — Я тогда много ездил по заставам, учил грамоте красноармейцев, так же в паре красных аулов преподавал. Там же у одного китайца выучился боевому цигуну…