Обратный пал
Шрифт:
— Это действительно провал, товарищ Рауль… — прервал наконец молчание Рауль Кастро — и очень серьезный. Пусть не критический, но — все же… Что делается для исправления ситуации?
— К делу подключился сам полковник Варгас — у него есть пока свободное время. Задействована наша агентура, вся она сориентирована на поиск. Я не думаю, что поимка Марии Суарес так уж критична — отец ей ничего не сказал. Это опять-таки вопрос самих мексиканцев — и связан он прежде всего с деньгами. Они хотят добраться до денег старого Суареса — и разделить их по-братски. Вот и все.
— Стоит ли искать Марию Суарес, отвлекая на нее свои силы, средства, рискуя раскрыть основную операцию и все потому, что мексиканцы хотят лишний раз нагреться на этом? — задал вопрос товарищ Маркос
— Возможно и не стоит… — задумчиво сказал товарищ
— Подготовка групп идет по плану, нам нужно еще шесть месяцев, не больше. Снаряжение закупаем, переправляем и складируем — часть конечно же оставляем себе. Мексиканцы по-моему вообще даже не представляют, сколько что стоит — нам удается закупать две единицы вооружения, отчитываясь как за одну.
Глаза товарища Маркоса блестели. Уже несколько лет Куба почти не получала никакого нового вооружения — а сейчас ее эмиссары заполонили оружейные рынки, совместно с мексиканцами скупая все, что продается. Конечно, приходилось соблюдать осторожность, не жадничать, покупать мелкими партиями — как обычно покупает мафия — но все же. Большую помощь оказывала Венесуэла — там был построен оружейный завод, производящий новейшие автоматы Калашникова — и сейчас он работал на полную мощность, только не на венесуэльские, а на мексиканские и кубинские заказы. Диктатор Венесуэлы Уго Чавес готов был даже подарить автоматы — и с удивлением узнал, что за них намерены расплатиться твердой валютой и по хорошей цене. Вообще, по «конечникам» [конечник — декларация конечного пользователя, документ подтверждающий, что оружие закупается для нужд страны, подписавшей этот самый конечник. Если у тебя нет конечника — официально ты ничего не сможешь купить, и тебе прямая дорога на черный рынок оружия, где все втридорога] Венесуэлы все и приобреталось, кое-что перепадало даже самой Венесуэле. Полковник Уго Чавес давно был известен как оружейный маньяк — поэтому, его новые закупки никого особо и не удивляли. Оружие НАТО ему не продавали — но и русское оружие для их целей вполне подходило. Где не было русского — покупали китайское оружие, тоже сойдет…
— Товарищ Маркос, вы уверены, что через шесть месяцев все будет готово? — уточнил товарищ Хосе
— Совершенно. Вся проблема была с финансированием — а вот теперь этой проблемы как раз и нет, все работает как часы.
— Хорошо. У кого-то есть еще добавить?
— …
— Тогда наконец, настало время сказать и мне. Только сегодня утром я побывал в центре передовых технологий. И могу вам сказать, товарищи — что работа увенчалась успехом! Оружие судного дня нами создано!
Вашингтон, округ Колумбия. Кольцевая дорога. 01 июня 2010 года
Добраться из Вашингтона из американской глубинки на самом деле легко — самолеты нынче заполонили все и вся. Сложнее — если нужно добраться незамеченным. А мне нужно было — именно незамеченным, чтобы не демаскировать свое лежбище и не подставлять находящуюся там Марию. Еще одного дела Руби Ридж только не хватало… [еще одна позорная страница в истории американских правоохранительных органов. Группа служащих правоохранительных органов напала на дом лесника, вся вина которого заключалась в том, что он исповедовал концепцию белого сепаратизма. То есть он считал, что черные и белые должны жить раздельно — но он ничего не сделал черным, он просто ушел жить в лес. В результате погибло несколько человек, в том числе беременная женщина. Снайпер ФБР, выстреливший в беременную женщину предстал перед судом. ]
А поэтому, выйдя из леса я прошел больше пятнадцати миль пешком — и только потом поймал машину — здоровенный лесовоз с длинным прицепом — роспуском, доверху загруженный бревнами. Вел лесовоз
неразговорчивый хмурый здоровяк, весом килограммов под сто пятьдесят — за тридцать долларов он согласился довезти меня до девяностого шоссе, на которое дорога выходила близ Миссулы — ближайшего, относительно крупного населенного пункта в этих местах.С девяносто третьей дороги мы вышли на более крупную девяностую — федеральное шоссе — и тут я с водителем распрощался. Прямо по шоссе я дошел до ближайшей заправки, там наскоро переоделся — вывернул наизнанку куртку так, чтобы она из защитного цвета стала ярко-красной. Это для того, чтобы не опознали — людям лезут в голову яркие цвета и большие пятна, если кто-то будет меня опознавать — то в памяти останется эта красная куртка. Там же договорился еще с одним водителем — им оказался пожилой протестантский пастор на старом Крайслер Нью Йоркер — он даже денег с меня не взял. Хороший человек. И, наконец, в самой Миссуле я зашел в дешевую лавку, купил одежду — старый, но теплый плащ. Сделал я это, когда на мне по-прежнему была эта ярко-красная куртка — но плащ (обошедшийся мне в десять долларов) я выкинул рядом с мусорным баком — бродяги подберут, хорошая еще вещь. И, снова сделав куртку зеленой, сел на автобус Грейхаунд — но опять-таки, не на автобусной остановке, а тормознув автобус на выезде из города и расплатившись с водителем наличными.
Зачем я это сделал? Старая привычка. Волки, даже когда не слышат лай собак за спиной — все равно путают следы…
В Вашингтоне взял напрокат машину, демонстративно расплатился кредитной карточкой — тут уже путать след нет смысла. Если будут искать — наткнутся на эту аренду машины, будут пробивать кредитку и дальше… пустота. Кому интересно — пусть тратят зря время.
На сей раз охранник за стойкой стоял — причем такой, что я усомнился в профессионализме мистера Лисса. Здоровенный такой «нига» — так они себя называют — одетый в строгий деловой костюм, но «нигой», рэпером дешевым от этого быть не переставший.
— Сэр? — вопросительно уставился на меня он. Акцент, кстати южный, получается типа «Са-а-а».
— Джон Браун — коротко представился я и тоже уставился на него. Ничего больше говорить не буду, пусть сам думает, если есть чем.
Нига смотрел на меня — а я на него и было видно, как он мучительно пытается сообразить что же делать дальше. Помогать я ему не стал — и после едва ли не минуты раздумий он снял телефонную трубку.
— Сэр, здесь мистер Джон Браун — доложился он
Выслушав ответ, он положил трубку на рычаг, зачем то поправил висящую на поясе рацию, которой он воспользоваться так и не удосужился. Не дошло.
— Сэр, следуйте за мной.
И опять — полет на лифте вниз, тихий коридор — и тот же самый кабинет с мистером Лиссом. И одет Дэвид Лисс был так же как и в прошлый раз — интересно, он что, костюмы оптом покупает? Знавал я парня, который так и делал.
Не прося разрешения я уселся напротив.
— Мистер Браун… Вы на какое-то время выпали из нашего поля зрения.
— Были дела.
— А что за дела у вас были в мотеле в Эль-Пасо?
— Можете не верить, но в мотеле была случайность. Совершенно не рассчитывал на то, что произойдет.
— Пусть так… — мистер Лисс зачем то переложил пару бумаг на столе, закрыл папку — давайте тогда ближе к делу. Есть новость — боюсь, она вас не обрадует. Привлекать к мероприятиям вашу афганскую команду категорически запрещено. Прежде всего — из политических соображений. Если кому то когда то станет известно, то мы сняли с операции в Афганистане специальную группу и перебросили ее на юг США и она там действует также как в Афганистане — можете представить, что тогда будет…
Как ни странно — чего-то подобного я ожидал.
— Сказать, в чем у нас проблема, мистер Лисс? В том, что мы смешиваем войну и политику — мы смешиваем — а потом с удивлением понимаем, что у нас нет ни нормальной войны, ни нормальной политики. Это все равно, что в ресторане свалить все блюда в одну большую тарелку — и это есть, утешая себя тем, что в желудке они все равно бы смешались.
— Знаете?! — все-таки мне удалось вывести своего нового шефа из себя — не нужно сидеть с умным видом и излагать мне прописные истины! Вы в это дерьмо только что ступили — а я в нем барахтаюсь уже годами! Нет смысла об этом говорить, если мы ничего не можем изменить. Так что — ближе к делу! Привлекать ваших людей мы не можем — и точка!