Образование Русского централизованного государства в XIV–XV вв. Очерки социально-экономической и политической истории Руси

Конечно, не боярская идея о переходе Новгорода в подданство Литве встретила сочувствие в некоторых кругах посадского населения. Нет, их привлекала идея иметь независимого от московского правительства князя. Учитывая экономические интересы новгородцев, ведших торговлю с русскими, украинскими, белорусскими землями Литовского государства, можно понять, почему для них казалась приемлемой кандидатура в князья сохранившего православие Михаила Олельковича, связанного с населением Киевщины. Многим казалось, вероятно, что призыв Михаила Олельковича в большей мере облегчит возможность сохранения вечевых порядков, а вече как никак было органом, через который черные люди пытались добиваться удовлетворения своих нужд. Для черных людей характерна наивная вера в то, что близкий народу князь защитит его интересы.

Михаил Олелькович пробыл в Новгороде недолго. В марте он уехал оттуда в Киев. Его отъезд еще больше обострил социальные противоречия в Новгороде. Борецкие и их сообщники активизировали свою деятельность. Летописи снова обвиняют их в широком применении системы подкупов. Они якобы «наименовали злых тех смердов, убииць, шилников и прочих безъименитых мужиков». Летописец относится с презрением к той «черни», которую старались привлечь на свою сторону бояре, принадлежавшие к партии Борецких. Он сравнивает черных людей со «скотами», которые лишены разума и способны только кричать. Но и «безсловесиые животные» не кричали так, как «новогородстии людие, невегласи», именовавшие себя «Великим Новымгородом». Приходя на вече, они били в колокола и «кричаху и лааху, яко пси, нелепаа глаголаху: за короля хотим!» [2462] Перед нами сатира (а вернее, даже пасквиль), принадлежащая перу озлобленного противника новгородских вечевых порядков, идеолога централизованного государства. Из злостных реплик летописца видно, что «злые смерды» и «безъименитые мужики» представляли силу, которую сумели использовать в своих интересах Борецкие и их сообщники. Еще раз повторяю, что «безъименитых мужиков» прельщал не переход под власть Литвы, а возможность получить своего местного князя.

2462

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 227.

Москве, очевидно, уже давно велась подготовка к войне с Новгородом. Походу на Новгород был придан характер большого политического акта. Подчеркивалось, что это поход, вызванный отпадением новгородцев из православия в «латинство». В марте 1471 г. Иван III созвал в Москву своих братьев (удельных князей), епископов, князей, бояр, воевод, «воев» (т. е. простых воинов) и известил их о намечающемся военном выступлении. В Новгород были посланы «разметные грамоты». В Тверь и Псков Иван III послал послов с просьбой о военной помощи. В конце мая 1471 г. из Москвы отправилось войско (под предводительством Бориса Матвеевича Слепца Тютчева) к Вятке, откуда оно должно было двинуться в Двинскую землю. На помощь этому войску, по великокняжескому предписанию, должна была прийти рать с Устюга. В начале июня 1471 г. из Москвы выступила по направлению к Русе рать во главе с князьями Даниилом Дмитриевичем Холмским и Федором Давыдовичем Пестрым-Стародубским. Туда же должны были двинуться отряды детей боярских князей Юрия и Бориса Васильевичей. В середине июня 1471 г. вышли по направлению к Волочку и на Мсту полк под руководством князя Ивана Васильевича Стриги-Оболенского и отряд татарского царевича Даньяра. 20 июня 1471 г. выступили основные военные силы во главе с Иваном III, направившись через Волоколамск в Торжок. Братья Ивана III — князья Юрий, Андрей, Борис Васильевичи и князь Михаил Андреевич верейско-белозерский, отправились в поход прямо из своих «отчин».

В Торжке московские вооруженные силы пополнились тверским военным отрядом. Сюда же явились к великому князю послы из Пскова с известием, что псковичи готовы выступить ему на помощь.

«Разными дорогами» Иван III и его братья двигались к Новгороду, уничтожая все на своем пути: «пленующе и жгуще и люди в плен ведуще». Столь же жестоко поступали с населением и воеводы, действовавшие около Русы. Они «распустиша воя своя на многые места жещи, и пленити, и в полон вести, и казнити без милости за их неисправление к своему государю великому князю».

От Русы воеводы Д. Д. Холмский и Ф. Д. Пестрый-Стародубский пошли со своими «воями» к Новгороду. У местечка Коростыни на них напала новгородская рать, подплывшая на судах по озеру Ильменю. Нападение было отбито, многие новгородцы были убиты, часть их взята в плен. Московские воеводы поступили с ними необычайно жестоко: подвергали их истязаниям, уничтожили их доспехи и безоружных и изуродованных отправили в Новгород, а сами ушли! в Русу, где нанесли поражение другой новгородской рати. От Русы воеводы пошли к городку Деману, а оттуда — за реку Шелонь для соединения с псковичами.

Основная московская рать под предводительством Ивана III стала на реке Шелони. Под городком Деманом были сосредоточены военные силы под предводительством князя Михаила Андреевича верейско-белозерского.

На реке Шелони произошло решительное сражение между московской и новгородской ратями. Московские летописцы подчеркивают, что новгородские военные силы (40 тысяч человек) численно значительно превышали великокняжеское войско (5 тысяч воинов). Но вряд ли можно доверять летописным данным о количественном соотношении вооруженных сил обоих противников. Летописцам важно было подчеркнуть, что великокняжеская московская рать победила, несмотря на то что она была во много раз меньше новгородской. Социальный состав новгородского войска, судя по летописям, был пестрый. Это — посадники, тысяцкие, купцы, житьи люди, ремесленники («мастери всякие, спроста рещи, плотници, и горнчары, и прочии»). Летописцы подчеркивают, что новгородские ремесленники были небоеспособны, непривычны к военному делу («…родився, на лощади не бывали»). Подчеркивается в летописях и то обстоятельство, что новгородская рать, выступившая на реке Шелони против великокняжеского войска, была собрана насильно, что к тем, кто не хотел воевать, бояре-изменники применяли репрессии. Большинство же новгородского населения не желало идти на войну с Московским княжеством. Всех тех, читаем в Симеоновской летописи, у кого «и на мысли не бывало, что рукы подняти противу великаго князя, всех тех изменници они силою зыгнаша, а которым бо не хотети поити к бою тому, и они сами тех всех разграбяху и избиваху, а иных в реку в Волхов метаху» [2463] . Все эти объяснения очень тенденциозны. Могла ли действительно кучка бояр, принадлежавших к партии Борецких, насильно заставить воевать 40 тысяч человек? Очевидно, все же антимосковские настроения в Новгороде были значительно сильнее, чем это хотят представить летописцы, и вовсе не все новгородцы (в том числе и не все черные люди) выступали на войну из страха перед новгородскими боярами — сторонниками Борецких.

2463

ПСРЛ, т. XVII I, стр. 227–228, 230–231.

На Шелони новгородское войско потерпело поражение от перешедших на другой берег реки великокняжеских полков. Бросается в глаза неудовлетворительное руководство военными силами со стороны новгородских бояр. К Русе была послана новгородская «судовая рать», которая, как указывалось, была разбита московскими воинами. «Коневая рать» не двинулась ей на помощь потому, что новгородский архиепископ (ведший, очевидно, двойственную политику) запретил своему полку, бывшему в составе этой рати, сражаться против полков великого князя.

Строевский список Новгородской четвертой летописи сообщает интересные данные о тех противоречиях, которые вскрылись на Шелони между «большими» и «молодшими» людьми. «И начаша новгородци вопити на больших людей, который приехали ратью на Шелонь: «Оударимся ныне», кождо глаголюще: «Яз человек молодыи, испротеряхся конем и доспехом» [2464] . Обычно это место летописи понимается так, что бояре настаивали на немедленной атаке московских военных сил, а черные люди, будучи сторонниками союза с Москвой, не хотели их поддержать [2465] . Но ведь источник говорит совсем иное: как раз «молодшие люди» побуждают бояр начать атаку противника, а те проявляют медлительность и нерасторопность. «Молодшие люди» были недовольны тем, что бояре, толкнув их на сопротивление московскому правительству, в самую решительную минуту не действовали активно.

2464

ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, стр. 446.

2465

«Очерки истории СССР. Период феодализма. IX–XV вв.», ч. 2, стр. 276–277.

Согласно летописным данным, на Шелони было убито до 12 тысяч новгородцев. Более 2 тысяч новгородцев (среди них ряд посадников, бояр, житьих людей) попали в плен [2466] . На поле битвы в «кошевных вьюцех» были найдены списки договора Новгорода с польским королем и великим литовским князем Казимиром IV [2467] . По летописи известно, что новгородцы, после того как Иван III выступил против них в поход, просили у Казимира IV военной помощи, но он ее не прислал.

2466

ПСРЛ, т. XVIII, стр. 231.

2467

ГВНП, стр. 129–132; № 77. Об этом договоре см. Л. В. Черепнин, указ. соч., ч. 1, стр. 343–344, 363–369.

Уже после победы на Шелони московские войска продолжали «воевать» окрестности Новгорода. К Ивану III, находившемуся в Яжелбицах, был послан гонец с известием о победе. Иван III двинулся в Русу. В Новгороде опять начались волнения («и бысть в Новегороди молва велика, и мятежь мног, и много лжа неприязнена»). Снова вскрылась рознь между боярами — сторонниками великого московского князя, с одной стороны, великого князя, литовского — с другой. «И разделишася людие: инеи хотяху за князя а инии за короля за литовьского». Можно думать, что Новгород готовился к сопротивлению московским войскам. Была выделена «сторожа многа по граду и по каменным кострам на переменах день и нощь». Новгородцы выжгли посады около Новгорода. Волнения в Новгороде имели характер не только внутрипартийной политической борьбы в среде боярства. Борьба носила и характер социальный. «И бысть на лутьшии люди молва, яко те приведоша великого князя на Новгород» [2468] . Как понимать это место летописи? Может быть, в том смысле, что союз части бояр с Литвой побудил великого князя совершить поход на Новгород, за что, следовательно, несет ответственность боярская партия Борецких. Но летописный текст можно понимать и иначе: виновны те новгородские бояре, которые были союзниками Ивана III и содействовали его наступлению на Новгород. Если последнее толкование верно, то перед нами новое доказательство, что далеко не все черное население Новгорода сочувственно относилось к московской великокняжеской власти, победа которой означала бы разрушение вечевых порядков. Социальная рознь между боярами и черными людьми, проявившаяся наружу, показала, что нет основ для их политического союза.

2468

ПСРЛ, т. IV, ч. 1, вып. 2, стр. 447; УЛС, стр. 89.

Подавив сопротивление Великого Новгорода и находясь в Русе, Иван III велел казнить наиболее видных представителей новгородского боярства — сторонников новгородско-литовского союза. Некоторых бояр он отправил в Москву или в Коломну «да велел их вметати в тюрму», а «мелких людей» приказал отпустить в Новгород.

Одновременно с победой московского войска над новгородским на Шелони московская и устюжская рати «повоевали» Двинскую землю.

По инициативе новгородских архиепископа Феофила, посадников, тысяцких, представителей новгородских концов начались мирные переговоры с Иваном III, закончившиеся подписанием в местечке Коростыни московско-новгородского договора. Новгородское правительство заплатило великому князю большую контрибуцию. Самостоятельность Новгородской феодальной республики была значительно стеснена [2469] . Близилось время окончательного политического падения Новгорода.

2469

Анализ Коростынского договора см. Л. В. Черепнин, указ. соч., ч. 1, стр. 369–373.