Образы Италии

Старуха с важными чертами лица служила нам; я полагаю, то была ее мать. А я, глубоко задумавшись, смотрел, не говоря ни слова, на ту, которая так живо вызвала во мне воспоминание о вас. Эта женщина повторяла мне каждую минуту: "Вы печальны?" И я отвечал: "Не говорите, я едва понимаю вас, мне трудно разбирать итальянскую речь".
– "О, - сказала она, - я умею говорить еще иначе". И она заговорила вдруг на языке, которого я до сих пор не слышал. То были протяжные гортанные звуки, лепет, полный очарования, - без сомнения, какой-то очень древний язык - еврейский, сирийский - кто знает! Она улыбнулась моему удивлению и подошла к комоду, откуда достала уборы из фальшивых камней, ожерелья, браслеты, диадему. Надев все это на себя, она возвратилась к столу и очень долго оставалась молчаливой. Старуха, войдя, стала громко смеяться и говорить, насколько я понял, что то был ее праздничный наряд. В эту минуту ребенок проснулся и заплакал. Обе женщины бросились к ????????.?.???????????? 800 JE??UX? Ia?i??a колыбели, и молодая скоро вернулась ко мне, держа на руках своего затихнувшего bambino146…

Она говорила с ним на том языке, которым я только что восхищался, и убаюкивала его красиво и нежно. А я, не успев еще привыкнуть к действию огненных вин Везувия, я чувствовал, что все вертится у меня перед глазами. Эта женщина со странными движениями, властная, капризная, наряженная как царица, казалась мне одной из Фессалийских волшебниц, которым отдавали душу за видение…

Во время той необыкновенной ночи случилось довольно редкое явление. Под утро все окна и двери дома, где я находился, вдруг ярко осветились, горячая серная пыль стеснила дыхание. Тогда, покинув мою легкую победу спящей на террасе, я углубился в переулки, которые ведут к замку Сант Эльмо. По мере того как я поднимался на гору, чистый утренний воздух проникал в мои легкие. Я наслаждался отдыхом под виноградными трельяжами вилл, я созерцал без всякого страха Везувий, еще покрытый облаком дыма".

В этом приключении Жерар де Нерваль собрал все живописные галлюцинации ночного Неаполя. В его письме удержано похожее на бред ????????.?.???????????? 801 ^ш?Ш???а воспоминание о странной полувосточной женщине, принимающей ночного гостя среди пестрых предметов народного благочестия, о крепком вулканическом вине, о зареве Везувия, внезапно вспыхивающем над плоскими крышами домов. Но приключение оканчивается среди утренней чистоты и ясности виноградников на склонах Позилиппо, перед великолепным видом на залив, - и в этом верно угадан дух Неаполя. Неаполь никогда нельзя представить себе без классической панорамы гор и моря. Баснословная красота ее вошла глубокой чертой в народную душу. Нигде не увидишь столько людей, засмотревшихся на мир, сколько встречается их на корсо Витторио Эммануэле, проложенном по склонам горы Сант Эльмо, и на каждом повороте, открывающем безмерный вид на город, на Везувий и на залив. Этим видом неаполитанец гордится как лучшим своим достоянием. Приезжий может явиться сюда с каким угодно предубеждением против "банальной" красоты неаполитанского пейзажа. Он непременно испытает дух захватывающую радость, когда увидит Неаполь от монастыря Сан-Мартино или виллы Бельведере на В?меро. Линия берега, плавно убегающего к темным рощам Сорренто, тонкие очертания Капри и Искии пробудят в ????????.?.???????????? 802 JE??UX? Ia?i??a душе его древнее, как свет, воспоминание о земном рае.

Каким верным спутником жизни в Неаполе становится этот далекий очерк Капри! Проснувшись и подойдя к окну, видишь его тающим голубым облаком на горизонте. Он пропадает в полдень в ослепительно сияющем воздухе и вечером появляется снова, чтобы пылать багряно на закате и, густо лиловея, соединяться с ночью. Неаполитанцу дорог этот с детства знакомый силуэт, как дороги ему Кастель Сант Эльмо, дым Везувия, скалы и гроты Позилиппо. Открывающиеся повсюду далекие виды приучили его считать своим все, что доступно взору. Можно быть парижанином и видеть окрестности Парижа только с воскресного пароходика. Но нет такого обездоленного житейскими благами неаполитанца, который не проходил бы десятки раз в году сквозь туннели Позилиппо, не бывал бы в Портичи, Toppe дель Греко и даже Кастелламаре. Вот почему особенно любопытно наблюдать неаполитанскую жизнь в тех местах, где входят в город три главные дороги, соединяющие его с деревней, - у Пьедигротта, у подножья Каподимонте и на Маринелле. Движение повозок и пешеходов здесь огромно и живописно. Нет сомнения, что оно ????????.?.???????????? 803 JE??UX? Ia?i??a превышает в несколько раз размер, действительно, необходимый для снабжения Неаполя съестными припасами и делового сообщения с пригородами. Большая часть этой пестрой толпы движется из города и в город без всякой особой нужды, быть может повинуясь инстинктивно только жажде нового зрелища. Скопление народа бывает здесь особенно велико в дни больших местных праздников. Весь Неаполь проходит тут в сентябре, в день "Пьедигротта", в июне, в день праздника в Toppe дель Греко, и на второй день Пасхи, когда чтится образ Мадонна дель Арко.

Для неаполитанца нет более привлекательной цели в жизни, чем праздник, с музыкой, с процессиями, с едой на людях, с шумом, пальбой, вечерней иллюминацией и заключительным фейерверком. Кому случилось прожить здесь даже только неделю, тот непременно видел неаполитанский уличный праздник, хотя бы в маленьком, "домашнем" виде. Сколько флагов тогда, сколько цветных фонариков, сколько наряженных в бумажные костюмы ребят в счастливом квартале праздника! Неаполитанец не может существовать без этого. Когда нет более значительных ресурсов веселья, он в воскресенье вечером раскладывает на перекрестке костер. ????????.?.???????????? 804 JE??UX? Ia?i??a Вокруг каждого такого костра играют на мандолинах и поют. Чтобы вышло как можно шумнее, туда бросают хлопушки. Но главное здесь, конечно, в зрелище. Зрелище получается действительно очень красивое, когда смотришь с какого-нибудь высокого места на огромный город и видишь вспыхивающие в синеве вечера бесчисленные костры, выбрасывающие высоко оранжевый дым и золотые искры.

Живя в Неаполе, начинаешь понимать, какое непреодолимое отвращение от всего будничного, упорядоченного и правильного заложено в этом народе. Неаполитанец до страсти любит деньги, но способы честного и медленного обогащения созданы не для него. Он предпочитает жить от субботы до субботы надеждой на выигрыш в lotto. Ни в одном из итальянских городов правительственная лотерея не дает столько прибыли государству, как в Неаполе. Путешественник, встретившийся с обманом и плутовством, напрасно будет упрекать здешний народ в алчности и корыстолюбии. На самом деле, это вовсе не алчность и корыстолюбие - это все та же любовь к игре, все тот же азарт, который заставляет неаполитанца поставить в субботу последний грош на заветные цифры terna secca147. Всякое дело жизни теряет в Неаполе ????????.?.???????????? 805 JE??UX? Ia?i??a свою серьезную и моральную основу. Политика, которой неаполитанцы предаются с такой страстью, становится здесь тоже похожей на азартную игру. Итальянский парламент видел бы в своих стенах меньше интриг и нечистых сделок, если бы в нем было меньше южан, слишком горячо желающих для себя разных земных благ. При такой врожденной любви к беспорядку естественно, что этот народ с трудом поддается основанной на законе гражданственности. Неаполитанская каморра является, в сущности, установлением глубоко национальным. Она управляет городской жизнью при помощи преступлений. Действуя на воображение толпы, каморра завоевывает тем самым вечную популярность вместе с народным праздником и с народным театром.

В Неаполе несколько десятков театров; среди них находится знаменитая опера Сан Карло. Но для понимания здешних нравов гораздо более интересны маленькие театрики, разбросанные в народных кварталах. По вечерам они все бывают переполнены. Побывав в одном из таких театров, невольно приходишь к заключению, что неаполитанцы в самом деле счастливые люди. За несколько сольди, которые стоят дешевые места, здесь можно увидеть в тот же вечер одноактную ????????.?.???????????? 806 JE??UX? Ia?i??a драму, комедию с участием Пульчинеллы, кинематограф и услышать новые canzoni148. Года два тому назад театр "Партенопея" под счастливым управлением талантливого capo comico149, носившего историческую фамилию Капече, мог бы удовлетворить самый взыскательный вкус. Неаполитанские актеры играют превосходно. Напряженное и страстное внимание зрительного зала вызывает в них естественный подъем. Разыгрываемые драмы просты, правдивы и значительны, как сама народная жизнь. Их литературность так наивна и условна, что на нее не тратятся никакие интеллектуальные силы ни актеров, ни зрителей. Все сводится к ярким моментам в игре, поражающим сердца зрителей, как молния. Когда на сцене блеснут и раскроются с сухим треском ножи, когда мелькнет движение поединка или убийства, хорошо знакомое неаполитанской толпе, зрители приходят в совершенный восторг. Под гром аплодисментов и одобрительных возгласов убитый встает тогда, кланяется, становится на место, и сцена убийства повторяется для полного удовольствия публики.

После антракта неаполитанцы готовятся смеяться до упаду - идет комедия с непременным участием Пульчинеллы. Как и во времена ????????.?.???????????? 807 JE??UX? Ia?i??a незабвенной commedia dell'Arte, роль этой маски является почти сплошной импровизацией. Необходимо какое-то изумительно щедрое дарование, чтобы так легко увлекать, так бесконечно разнообразно смешить зрителей движениями, интонациями, шутками на диалекте, как делают это хорошие Пульчинеллы. Не знаешь, чем надо здесь больше восхищаться - глубокой подлинностью их таланта или вечной жизненностью этого образа национальной традиции. При изменившихся условиях быта, нравах, понятиях Пульчинелла остался неизменным и необходимым участником комедии жизни. Сколько раз менялись мотивы и темы пьесы, сколько раз менялась канва, по которой ему надо было выводить свои шутки и lazzi150, сколько раз менялись наряды тех персонажей, с которыми ему надо было выходить на сцену! Он появляется в белом, низко подвязанном балахоне, с белым колпаком на голове и с черной носатой маской на лице среди молодых людей в цилиндрах и дам в модных платьях. Это нисколько не удивительно. Пульчинелла принимает участие во всех делах нашего времени. Как нынешний неаполитанец, он ожидает наследства от американского дядюшки, давно эмигрировавшего в Аргентину, он ????????.?.???????????? 808 JE??UX? Ia?i??a выбирает в парламент, читает газеты, рассуждает об авиации, ездит на автомобиле.

Механизм современной жизни не убил еще этого неуклюжего хитреца, лентяя, обжору и резонера. Он еще жив, и вместе с ним жив неаполитанский народный характер. Когда в одном из этих маленьких театриков, отделанных в такой удивительно театральный красный цвет, слышишь рукоплескания зрителей на прощальный поклон актеров, тогда становится понятно, как дорого неаполитанцу историческое упрямство Пульчинеллы и как почтенна его историческая глупость, выражающая старую мудрость этого народа.

Пульчинелла древен, как сама жизнь на берегах Неаполитанского залива и склонах Везувия. В ателланских фарсах, разыгрывавшихся здесь в итало-греческую и римскую эпоху, он уже участвовал под именем Макка. Оставшиеся изображения показывают, что он даже сохранил с тех пор свой огромный, крючковатый нос. Он дошел до нас, как существо из античного мира, чудесно пережившее тысячелетия. Составляет ли он единственное и странное исключение? Действительно ли так прочно погребена в современном Неаполе древняя культура, как это кажется в первый день, ????????.?.???????????? 809 JE??UX? Ia?i??a когда выйдешь из музея на via Toledo? По мере того как приезжий приглядывается к здешней народной жизни, он начинает различать в ней черты глубокой древности. Ренан сказал в одном из писем к Бертело, что в Неаполе кончается Европа и начинается Азия. Но жизнь всякого восточного города ближе к городской жизни древних, чем жизнь современно-европейской столицы. Ренан выразил бы свою мысль вернее, если бы сказал, что Неаполь единственный город в Европе, удержавший до сих пор на своих улицах нечто из зрелища античной жизни. Простота, бедность предметами, близость к природе делают здешний народный быт похожим на быт греко-римских городов. Многое из обихода жизни осталось здесь таким, каким оно было при Августе, - те же стада коз, те же глиняные кувшины с водой, светильни, наполненные маслом, тонкие колеса повозок. Самая грязь, вечно покрывающая неаполитанские улицы, кажется здесь принадлежащей другой, чем наша, эпохе. Мелькающие в толпе лица часто поражают своим по-древнему ясным выражением. Бедность и нищета освещены здесь тоже не нашей, античной улыбкой, и свободная нагота играющих на улице детей бывает здесь так же прекрасна, как александрийские бронзы. ????????.?.???????????? 810 ^ш?Ш???а

Страсть к игре и легкой наживе, невинная порочность, дух приключений, торговля, шум, плутовство, уличные драки - все, одним словом, чем переполнен и теперь лабиринт огромного города, все это уже было изображено в одной очень старой книге. Когда поднялся спор о времени и месте написания "Сатирикона", можно было легко доказать на основании бесчисленных совпадений в нравах и сохранившихся в народном диалекте особенностей речи, что место действия знаменитого романа - Неаполь. Для подтверждения этого нет даже особой надобности в ученых исследованиях. Дух "Сатирикона" и сейчас еще удивительно чувствуется в Неаполе. Его надо читать под этим небом и среди этой жизни. Похождения Энкольпа, Аскильта и Гитона разыгрываются в узких и грязных переулках, на площадях, запруженных праздным или торгующим людом, на пригородных виллах, на подозрительных постоялых дворах, в притонах около порта, пропитанных запахом моря, - и от всего этого неизменно веет Неаполем. Когда после неудачного мошенничества три друга выходят на рынок, чтобы продать кое-что для своего пропитания, так и кажется, что это рынок у стен Кармине. По взбирающимся кверху переулкам неаполитанской окраины следят они за ????????.?.???????????? 811 ^ш?Ш???а женщинами, тайно спешащими в храм Приапа. Или Энкольп рассказывает о возвращении с пира у Тримальхио. "Ни одного огня не было, чтобы осветить нам дорогу, чтобы помочь нашим неверным шагам. Тишина ночи в самой середине ее течения не позволяла рассчитывать и на фонарь прохожего. Прибавьте к этому, что мы были пьяны, как носильщики, и вовсе не знали улиц, которые и в полдень кажутся здесь запутанными. Вот почему мы проблуждали целый час по грязи и острым камням, изранившим в кровь наши ноги, пока наконец нас не вывел из беды Гитон. Боясь заблудиться, он из предосторожности еще днем пометил мелом все колонны и пилястры на нашем пути к дому, и его знаки восторжествовали над самой глубокой тьмой, и явственная белизна их направила нас на верную дорогу". Кому не случалось, живя в Неаполе и возвращаясь вечером домой при гораздо более скромных обстоятельствах, запутаться все-таки в неаполитанском лабиринте и кто не вспомнил при этом о мудрой предосторожности неутомимого в своих хитростях эфеба!

Несмотря на крайнюю грубость слов и непристойность отдельных сцен, древний латинский роман производит в конце концов ????????.?.???????????? 812 ^ш?Ш???а незабываемое впечатление природной грации и странной свежести. Едва ли можно назвать изображенные там нравы испорченными только потому, что в них меньше лицемерия, чем в современной морали. "Сатирикон" обвеян крепким и чистым воздухом. Свободно дышится при чтении всех описанных там страстей и пороков. Любовные ухищрения Цирцеи, добивающейся взаимности Энкольпа, рассказаны там с полным бесстыдством, но оно как-то легко прощается из-за прерывающего рассказ стихотворения. Летняя тень "падает дождем" от платанов в саду Цирцеи, виноградные лозы опоясывают там лавры и "кипарисы, послушные ветру"; пинии высоко поднимают свои зонтики, и "нежные фиалки поют в окружающем поле". Там даже нескромная Цирцея, ожидающая своего возлюбленного, краснеет при виде его и закрывает ему глаза веткой мирты…