Обречён любить тебя
Шрифт:
— Милана!
Уже ступив на возвышенность, Боярышникова оглянулась, когда что-то блеснуло в лучах солнца. Она непроизвольно вытянула руки, ловя старенький компас.
— Подвеску с кулоном не терять, там датчик отслеживания. Компас Тасманова. В случае чего, меня ждут небесные кары разъярённой домашней анаконды моей сестры, — сунув руки в карманы джинсов, Антон старался не смотреть в ее сторону. Словно ему плевать, он вообще просто так это сделал, а не из-за внутреннего беспокойства.
— Да, да, корги. Следуй своему пути, только про нас не забудь! — поднял руку вверх Влад, не удосужившись даже повернуться в сторону подруги.
— Такое
Время шло, а солнце основательно начало припекать. Суровый климат Эфиопии был беспощаден к чужакам, не привыкшим к подобным температурам. Датчик на смарт-часах фиксировал рекордные сорок два градуса жары, и из-за этого вся умная техника основательно подвисала. Несколько раз сбивались настройки, поэтому точка, показывающая Милану на карте, пропадала вместе с сигналом.
Антон сделал несколько кругов, обеспокоенно вглядываясь в кустарники. Вдруг она появится? А если с ней что-то случилось? Вся дорога пролегала по возвышенностям и кочкам — не грех ноги переломать.
— Запрос обрабатывается. Ждите ответа сервера, — проскандировал бездушный компьютер на очередной запрос.
— Да нафиг ты вообще нужен! — рявкнул Татошка, с ненавистью глядя на смарт-часы.
— Уточните ваш запрос.
Канарейкин застонал и схватился за голову, снимая кепку. Влад несколько минут назад удалился в заросли, заявляя, что ему плохо и вода оказалась некачественной. Или питательный батончик не пошел, поэтому сейчас из-за кустов до него доносились веселые песни, от которых желание повеситься на ближайшем дереве усилилось троекратно.
— Хватит горланить, полудурок! — раздраженно проговорил Антон, щурясь от яркого солнца и вглядываясь вдаль. Ему показалось, что к ним двигались несколько теней, разобрать которые он не мог.
— Ой, беременная-я-я, я беременна от тебя-я-я. Любовь всей жизни твоя, непорочная дева я, — еще громко заорал Радов.
— Я начинаю понимать, почему пацаны тебя не принимают, — буркнул Татошка, мельком глянув на вышедшего Влада. — Руки продезинфицировал? Не хочу от тебя подцепить какую-нибудь гадость! Ты же как енот, по всем помойкам за здрасти.
— А вот не надо тут про Владика глупости говорить, — фыркнул Радов в ответ, протягивая руки к отскочившему Антону. — Не я по клубам с травкой и бабами безответственностью занимался. Видел, как кое-кто умный куролесил не по-детски.
— За мораль и честь мою трясешься, что ли? — вскинул брови Татошка, прекратив разглядывать тени, и повернулся к Владу. — Рыжий, ты себя с Папой Римским не попутал?
— Я православный, и гонор умерь. Любитель девушек обижать, — пафосно надул щеки Радов, показывая золотой крестик, висящий на шее. За него-то и схватился Антон, наматывая кожаный шнурок на палец, заставляя Влада сделать к нему шаг. Он захрипел, отчаянно размахивая руками.
— Рыжий, тебе при рождении лишних жизней отсыпали, а? — процедил Канарейкин, приближаясь вплотную и крепко держа шнурок. — Так давай помогу груз в пару сотен лет сбросить, зачем проживать сверх положенного?
Еще немного, и он бы действительно придушил Радова, усиленно пытающегося освободиться от цепкой хватки Татошки. Зрачки Влада расширились от страха, и Антон резко отпустил его, отступая на шаг. Он почувствовал бесконечную усталость. Канарейкин иногда не понимал откуда в нем столько гнева.
— Ты и Тасманов — два козла, — с трудом выдавил Радов, кашляя и отчаянно ловя ртом воздух.
— Бу! — топнул
ногой Татошка, из-за чего Влад отскочил в сторону. — Вот и стой там.Он отвлекся, слыша шум впереди. На них действительно надвигалась толпа местных туземцев: куча полуголых женщин с огромными стогами сена на спине и канистрами с водой. Одни были беременны, у других на шее висел самодельный слинг с младенцем. Вокруг скакали детишки, радостно выкрикивающие непонятные слова, периодически тыча пальцами в сторону Антона с Владом. Когда они побежали к ним, Канарейкин занервничал и вытянул руку, дернув Радов за рукав футболки.
— Мне же не мерещится? — спросил он озадаченно.
— Они же не хотят нас съесть? — наклонил голову Влад. Ребятня разогналась и вот-вот должна была настигнуть своих жертв. — Боже, эти женщины просто наглядное пособие патриархального устоя общества Эфиопии.
— Ты от полиции когда-нибудь убегал? — вдруг поинтересовался у него Антон, наклоняясь и хватая их рюкзаки с земли.
— Не-а, у меня по физкультуре была двойка по забегу на длинные дистанции. Я стометровку девчонкам проигрывал, — Радов забрал свой рюкзак и посмотрел на Антона.
— Ничего! Никогда не поздно научиться выживать в суровых условиях Африканского континента. Давай, Владик, ножками дыг-дыг. Пока нас эти суровые туземные женщины вместе с детьми на денежки не порвали, — весело сообщил Татошка, хлопнув Радова по спине, и заорал:
— Быстро!
Милана вышла из зарослей как раз в тот момент, когда мимо нее с воплями паники пробежали ее спутники. Их скорости могли позавидовать олимпийские спринтеры, потому что за ними уже неслась толпа голых детей из местного племени хаммер, размахивая руками, видимо, приняв побег за игру. Она повернулась к молодому человеку из племени, Шени, который сопровождал ее из деревни до места стоянки.
— Они бегут не туда, — вежливо проговорил он на родном языке. — Там река.
— Да все в порядке. До воды добегут и вернутся. Не станут же они с крокодилами в скорости соревноваться, — пожала плечами Боярышникова.
Глава 22. Татошкины думы о бабах и вообще
Африка, Эфиопия
Долина Омо, деревня племени Хамер
Отец никогда не ошибался, поэтому иногда Антон думал, что его усыновили. Не бывает у таких идеальных людей, как Павел Канарейкин, потомства, не имеющего за душой ничего выдающегося: ни таланта, ни ума, ни знаменитой «кенарской» харизмы. Не израстись Татошка из толстощекого мелкого гнома в рослого мужчину, ко всем прочим пунктам добавилась бы и внешность.
В пять лет мама в очередной раз привела Антона в гости к дяде. В просторном загородном доме собрались все родные и близкие семьи Леоновых: от бабушек до троюродных сестер из дальних уголков страны. Пока родная тетя Антона возилась на кухне, бегая от кастрюли к сковородке и обратно, проверяя еду, ее муж встречал новоприбывших гостей у ворот, обнимая каждого племянника с такой силой, словно они не виделись тысячу лет.
Александр Леонов чем-то неуловимо напоминал Татошке отца — большой и крикливый. Только смеялся брат Киры Канарейкиной не столь заразительно, как отец, по которому Антошка страшно скучал. Ведь папы из-за постоянных разъездов и бизнеса дети видели не часто. Антон старался держаться возле старшего брата Елисея — чем-то неуловимо он напоминал папу, Почему-то так Канарейкин чувствовал себя в безопасности.