Обречен тобой

В момент меня возвращает Наташкино присвистывание.

– Что? – замираю с занесенной над тарелкой губкой.

– Ну-ка посмотри, это он?

Я не верю, что она вот так легко его нашла. Но все равно колени слабеют, ноги – словно из холодца. А сердце… Ч-черт. Прикладываю мокрую ладонь к груди, чтобы оно, к чертям, не выпрыгнуло.

– Мирослав Игоревич Тарута. Сорок лет. Дата рождения – пятнадцатое ноль восьмое тысяча девятьсот…

Наташка не успевает договорить, потому что я, подлетев к ней, тупо выдергиваю телефон. В глазах темнеет, плывет. Навести фокус практически невозможно, потому что руки дрожат. Очень, блин, сильно дрожат.

– Вик…

Из темноты с фотографии три на четыре проступает его лицо. Оно изменилось за десять лет, да. На нем пролегли морщинки, а на щеке появился шрам, которого не было в его тридцать. Однако не узнать эти глаза невозможно. Заглядываю прямо в них, и чудится, что он абсолютно такой же, как я его помню, а эти изменения – просто рябь времени. Но так не может быть.

– Вик… Это он, да? Ты как привидение увидела, – хмурится Наташа.

– Он жив, да? – тоненьким ломающимся голоском пищу я.

– Живей всех живых. И, кстати, вполне успешен. Да ты читай, читай. Чего глазами хлопаешь?

Прохожусь по тексту Википедии несколько раз, прежде чем смысл написанного начинает хоть немного до меня доходить. О военной карьере Мира в статье нет никаких подробностей. А вот его нынешней работе уделено чуть больше внимания, хотя и эта информация изложена довольно скупо. Не удивлюсь, если Мир лично согласовывал текст. Эта лаконичность вполне в его духе. Более закрытого человека я не знала ни до, ни после.

Отдаю Наташке телефон. Обхватываю вмиг озябшие плечи.

– И главное, ни слова о личном. Вот что, им сложно было написать хоть в общих чертах, что да как?

– Он не любитель распространяться на такие темы.

– Ну, ничего. За дело взялись профессионалы, Вик. А значит, что? Сейчас мы выведем его на чистую воду.

Что Наташка профессионал – я даже не сомневаюсь. Как-то она вычислила, что нашей подруге изменяет муж, изучая сториз его любовницы, на которых того даже в кадре не было. Уверена, это какой-то врожденный дар.

Без сил опускаюсь на пол. Может, звякнуть Валерке и все отменить? Я точно не смогу сегодня расслабиться.

– Ну что, мать, какая-то постоянная телка у него есть. Вряд ли жена, но…

Это глупо… Глупо ревновать, да. Но в свое время я так остро его любила, что отголоски той любви и сейчас поднимаются в груди волной разрушительной ревности.

– Ничего. Не хочу. Знать.

– Да погоди ты! Знание – это сила.

– Я к нему ни за что не обращусь! – повторяю раз за разом. – Это все не имеет смысла.

– А если он к тебе обратится? – сощуривается Наташка, цепляя меня на крючок своего взгляда. – Об этом ты не подумала?

– Нет. Зачем ему это делать?

– Затем, что и он тоже наверняка получит это письмо. Не сейчас, так потом. Но оно найдет его.

– И что? Мир наверняка забыл обо мне и думать.

– Ага. Если бы ты сама в это верила, то не дрожала бы сейчас как трусливый заяц.

Не выдержав, бросаю взгляд на экран Наташкиного телефона.

– На. Здесь всего пара фоток. Наверное, он подчищает размещенную инфу. А эти просто не успел…

– Не выдумывай. Вряд ли у него настолько длинные руки.

– Вик, его фирма специализируется на кибербезопасности. Уверена, твоему Миру не составит труда вычистить что угодно.

Машинально киваю, с жадностью разглядывая то самое фото, где он с другой. Судя по тому, что эта барышня отличается от меня как день от ночи, вкусы Мира за последние годы сильно изменились. Со снимка на меня смотрит холеная брюнетка с роскошными формами и чувственными губами.

Мой взгляд невольно останавливается на собственном отражении в зеркале. Нет, у меня нет никаких комплексов по поводу внешности. Маленькая собачка всегда щенок, а после тридцати ты уже понимаешь, как много одно только это значит. К тому же я симпатичная. Но она… Она Миру подходит гораздо больше. Не то чтобы я всерьез сравнивала. Или на что-то надеялась. Просто это невозможно не отметить, как, скажем, невозможно не отметить ливень, когда под него попадаешь.

Я не собираюсь заниматься самобичеванием.

Или доставать воспоминания, надежно спрятанные в сейфе памяти.

Я психически здоровый человек. Психически здоровый человек ни за что не станет заниматься таким мазохизмом.

И я ни за что не буду искать встречи с Миром. Даже если это – мой последний шанс. Надо смириться, что есть вещи и обстоятельства, которым просто не суждено случиться.

Очень кстати в дверь звонят.

– Это Валера.

– Я тогда пойду. И это… Ты не делай глупостей, ладно, Вик?

– Например, каких, интересно? – закатываю глаза прежде, чем открыть.

– Привет! Ого, да ты пьяненькая, – округляет глаза Валера, оттесняя меня вглубь коридора. – Гам, заходи, че встал? – оглядывается за спину. – Это тебе! Нужно твое авторитетное мнение.

– Мое? А по какому поводу? – растерянно смотрю на протянутый пакет с… шаурмой?

– Ну, я же тебе рассказывал, Вик, ты че? Привет, Наташ, – поясняет Валера, одновременно сторонясь, чтобы дать другу пройти, стягивая ботинки ногой, и свободной рукой – крутку. – Мы с Гамом бизнес мутим.

– Как ваш бизнес связан с шаурмой?

– Непосредственно, – откашливается Гамлет. Он армянин. Такой прям… утрированный. Большой, волосатый и немногословный. Из тех армян, которых даже в темноте не перепутаешь с итальянцем.

– Вы что, открываете шаурмичную? – вскидывает брови Наташа.

– Надо же с чего-то начинать. Ну, пробуй!

– Да мы только поели, Валер.

– Быстро, – смеется тот и тычет мне под нос ароматно пахнущий конвертик лаваша, из которого вот-вот выпадет начинка. – Открыла рот! Ну как?

– Фкушно, – киваю, ничуть не покривив душой.

– Бабулин рецепт, – хмурится Гамлет.

– Серьезно?

– В меню еще будет шашлык и все такое. Хочешь глянуть?

– Давай потом.

– Ну да. Сначала протрезвей, – смеется Валера.

– Тебе правда нравится? – напротив, хмурится Гамлет.

– Да. Очень вкусно. Ты сам готовил?

– Пока да. Но мы собираемся взять повара. Здесь киоск будет и на Садовой. Потом, если пойдет, расширимся.

Даже не знаю, что сказать. Наверное, мне нравится, что у Валеры есть какие-то цели. Но шаурмичная, блин, он серьезно вообще? Впрочем, во мне говорит сноб. Знал бы он, с чего я сама начинала свою карьеру…