Обреченные эволюцией, Или новые приключения мусоров
Шрифт:
– А, не волнуйтесь вы так, батенька. Все там будем.
И снова заскрипело перышко.
– Как это все будем? – не на шутку разволновался начальник РУВД. – Я никуда не тороплюсь…
– И это правильно, – согласился доктор. – Торопиться не надо. Вот у нас, помнится, случай был, еще до войны. Практиковал я тогда в небольшом уездном городишке. И купчик один заезжий, представьте себе, неожиданно скончался. Ну прям как вы. От грудной жабы. Да чего это вы так побледнели, батенька? Ничего тут страшного нет, просто – casus. А вдовушка его, представляете, жаднючая была, ну и решила, что тело перевозить в гробу накладно будет – справки там разные доставать, вагон специальный заказывать, подмазать кого, чтоб покойничка разрешили везти. В общем, сами понимаете, одни хлопоты.
Потом доктор долго описывал Николаю Александровичу, каким образом ему в полиции удалось узнать эту историю. Рассказ плавно перешел на судебно-медицинские дела, от которых даже у бывалого начальника РУВД забегали мурашки по спине. А доктор все не унимался, сыпя своими байками, словно из рога изобилия.
– …Смотрю я на пациента, классическая клиническая картина: “Rubor et tumor, calore et dolore et funkcia lasta”: краснота, воспаление, припухлость, боль, нарушение функции. Ну, совсем плохо его причинному месту. Пациент плачет, говорит, мол, только что от хирурга, а тот, дескать, хочет ампутировать. Ну, я успокаиваю как могу, таблеточку дал. Он выпил, счастливый такой. “Спасибо, говорит, а я так боялся, что отрежут”. Нет, батенька, отвечаю, не волнуйтесь, мы, терапевты, ножей не признаем. Вы только попрыгайте немножко – он сам и отвалится…
Мухомор чувствовал, как у него все сильнее начинает щемить сердце, но разговорчивый эскулап не унимался, переходя на все более возвышенные темы.
– Сидят души праведников в раю, играют в карты, – повествовал он, – а одна душа то исчезнет, то снова появится. И так несколько раз подряд. Ну, игроки… а вы, кстати, не любитель расписать “пулечку”? Нет? Зря-с… с упреками, нельзя, мол, так, что происходит? А душа-то в ответ лишь рукой машет, дескать, реаниматор настырный попался!
Николай Александрович с трудом растянул губы в некоем подобии улыбки. Тем временем доктор, нашедший в его лице благодарного слушателя, продолжал свою просветительскую деятельность.
– А больные у нас другую историю на эту тему рассказывали. Одна дама ложится на операционный стол, очень боится резекции, переживает. Над ней в ореоле света склоняется благообразное лицо человека в белой одежде, который успокаивает: “Я – анестезиолог. Сейчас наденем масочку, дадим наркоз. Вы уснете. А когда пробудитесь, то снова меня увидите”. И масочку-то даме на лицо надевает. Через некоторое время она действительно открывает глаза, снова наблюдает перед собой благообразное лицо в ореоле света и слабо, но радостно улыбается: “А, мой спаситель, анестезиолог!” – “Какой я тебе анестезиолог? Я архангел Петр!”…
…Очнулся Николай Александрович от резкого запаха нашатырного спирта, ударившего в нос.
– Что ж вы так? Совсем ослабли. Подождите, мы вам укольчик сделаем, клизмочку поставим, все и пройдет. А вообще все хорошо, что хорошо кончается, – обрадовался доктор. – У меня, кстати, был подобный случай…
Прежде чем начался очередной ужастик из богатой медицинской практики, Мухомор уже успел опрометью выбежать из лазарета.
– Куда же вы, постойте! А рецепт?… –
запоздало закричал вдогонку эскулап, но его возглас услышал только фельдшер.– Вот, учись, Митрич, – довольный доктор указал на дверь, за которой столь спешно исчез Мухомор, – наука эта психотерапией называется. Очень для симулянтов всяких пользительна. Великолепные результаты лечения дает. Что для солдат, что для начальства штабного. И таблетки расходовать не надо – просто можно списать на убытки!…
Ларин потерял Дукалиса где-то в анфиладе проходных дворов, когда Анатолий неожиданно вырвал руку из ладони Андрея и метнулся в сторону.
Капитан недолго побродил по загаженной детской площадке, плюнул на поиски коллеги и отправился домой.
Раздеваясь, Ларин обнаружил в кармане наполовину пустой коробок с анашой и решил выкурить косячок перед сном. Дабы не дымить в квартире, опер, набив “беломорину” высушенной коноплей, пошел на лестницу и встал возле мусоропровода.
Травка оказалась никакой.
Капитан подымил, ровным счетом ничего не почувствовал и предался грустным размышлениям о том, что и в наркобизнесе далеко не все торговцы обеспечивают страждущих качественным продуктом. Затем его мысли перекинулись на работу, он попытался вспомнить, чем занимается в отделе, не вспомнил и стал мрачно смотреть в окно.
Раздумья Ларина прервал сосед-подводник, положивший оперу руку на плечо.
– Андрюша, – сказал капитан второго ранга. – Ты бы сходил поел что-нибудь. А то вторые сутки стоишь, молчишь…
Последующие полчаса, упав на травку в нескольких кварталах от лазарета, Петренко приходил в себя. Затем, собравшись с силами, встал, отряхнулся и, приняв как можно более грозный вид, зашагал к гарнизонной гауптвахте. Заслуженного контрразведчика немедленно допустили к начальнику караула, Тот без лишних вопросов приказал привести требуемого арестованного и провел Мухомора в свободную камеру, где бы тот смог провести беседу.
– Вам помощник не требуется? – любезно осведомился начкар и, не дожидаясь ответа, крикнул вглубь коридора: – Эй, унтер, ко мне!
Тут же по каменному коридору загрохали сапожищи, и перед глазами Петренко предстал красномордый верзила с громадной задницей и длинными руками, достающими чуть ли не до колен. Маленькие осоловевшие глазки тупо буравили посетителя. Увидав такого помощника, Николай Александрович поспешно отказался от его услуг, и унтер, явно предназначавшийся для роли “выбивалы”, недовольно хрюкнув, отправился восвояси.
Вскоре привели и перепуганного Косого. Оставив его с гостем наедине, начальник караула тоже ушел по своим делам.
Солдатик был до такой степени взволнован последними происшествиями, что начать беседовать с ним оказалось очень сложно. Проблему усугубляло и то, что Мухомор не мог задать главный вопрос прямо в лоб: “Куда ты дел большой шкаф, вывезенный из сапожной мастерской?” Поэтому беседа предстояла долгая, как говорится, с лирическими отступлениями.
Для начала начальник РУВД стал интересоваться всеми прегрешениями арестованного. Тот, как мог, пролепетал о сегодняшнем “шпиене-оборотне”, затем, ободренный вниманием, начал рассказывать о других подобных случаях из своей службы.
– Мы идем, глядь, а там мертвые с косами стоять. И тишина-а, – завел Косой свою любимую историю о приключениях в степях Херсонщины…
Опытному милиционеру после этого ничего не стоило перевести разговор на атамана Бурнаша, под командованием которого в те времена бандитствовал Косой, а затем недвусмысленно намекнуть на пособничество в побеге бывшего начальника. Дальнейшая параллель – “красные” – “неуловимые” – “Косой” – напрашивалась сама собой.
– Ты сколько отсидел на “губе”? Немного? Ну ничего, могу твердо пообещать, что это время зачтется и при приговоре к пожизненной каторге, и к расстрелу, – безо всяких эмоций на лице заметил Мухомор и, выдержав небольшую паузу, холодно осведомился: – Так ты на кого работаешь, любезный?