Обреченные на битву

Затем было долгое следствие и томительное ожидание суда. Неудачливому взломщику здорово повезло – непосредственный заказчик все-таки не ушел от правосудия. Это позволило вернуть в казну все украденные ценности. А это было ни много ни мало более чем на миллиард полновесных империалов. Если бы ценности не нашлись, Храпу грозило бы пожизненное тюремное заключение, а так он получил всего лишь двадцать пять лет каторги – по году за каждый заработанный им миллион. Что касается денежных средств, полицейским ищейкам так и не удалось выведать у упрямого гнома адресок банка, в котором он их запрятал, и номер счета. Благодаря пронырливости нанятого адвоката Храпу чудом удалось избежать процедуры магического дознания.

И вот наконец-то долгожданный этап на Студеную – спутник одного из газовых гигантов в системе мира Леонардо. «Почему долгожданный?» – спросит какой-нибудь не искушенный в жизни индивид. А потому что нет ничего хуже томительного ожидания своей участи. Когда-то на этом каменном шарике, покрытом километровой толщей замерзших газов, велись активные разработки залежей полезных ископаемых. За сотню лет некогда богатые запасы урана и других радиоактивных элементов изрядно истощились. Горнодобывающую технику перебросили на другой объект, а разветвленную систему тоннелей протяженностью многие тысячи километров было решено использовать в качестве исправительно-трудового учреждения.

Новость о том, где он проведет целых четверть века, повергла беднягу Храпа в шок. Эта колония, по рассказам бывалых людей, была сущим ледяным адом. Постоянная температура воздуха около минуса сорока градусов, скудная кормежка, повышенный радиоактивный фон, пониженное содержание кислорода в атмосфере. Пещеры Студеной даже самый отъявленный экстремал не решился бы назвать райским уголком. К тому же за двести тридцать лет существования колонии ни одному из ее временных обитателей не удалось совершить побег. Строгая, а главное, неподкупная охрана, состоящая из списанных боевых механоидов и киберполицейских, вела круглосуточное наблюдение за каждым членом вынужденного братства и никому не позволяла нарушать лагерный распорядок. Если на других зонах существовали такие святые для каждого зэка понятия, как лагерная иерархия, лагерный закон, слово авторитета, жизнь по понятиям, то здесь ничего подобного не имелось. Всяк должен был отрабатывать свою миску баланды и черствый сухарь хоть и никому не нужным, но весьма усердным трудом. Дело в том, что все без исключения заключенные были обязаны изо дня в день посредством обыкновенного кайла и тачки расширять объем жизненного пространства подземных пещер Студеной, невзирая на то что этого жизненного пространства вполне хватило бы разместить всех, даже самых мелких правонарушителей Великой Империи. Какой-то извращенный садист из Министерства юстиции назвал это форменное издевательство над личностью интенсивной трудотерапией, направленной на то, чтобы вернуть в общество полноценных законопослушных граждан. Каждый заключенный, если он, конечно, не болен, был обязан изо дня в день, вооружившись примитивным инструментом, откалывать куски горной породы или с помощью тачки отвозить их к телепортационным вратам, через которые они будут доставлены на поверхность планеты.

Храп небезосновательно полагал, что даже если ему и удастся каким-то чудом выжить, за двадцать пять лет невыносимые условия лагерного существования нанесут серьезный ущерб его драгоценному здоровью и превратят его в полную развалину. Даже припрятанных деньжищ вряд ли хватит на то, чтобы окончательно вылечиться и вернуться к любимому занятию. Поневоле возникал вопрос, сформулированный в свое время одним гоблином – хорошим знакомым нашего гнома, промышлявшим на скупке и перепродаже краденых вещичек: «А где же гешефт?» То-то и оно, кругом выходит – зря рисковал.

Чтобы проклясть все на белом свете, Храпу хватило каких-то полгода пытки холодом и тяжелым физическим трудом, но более всего унизительным равенством банального насильника или педофила и его – признанного маэстро уважаемой воровской специализации. Бдительные роботы не позволяли установить в бараке общепринятые правила и нормы лагерного поведения. Где это видано, чтобы вор выходил на работу вместе со всякой шушерой, да еще каждодневно выдавал такую норму выработки, которая в других заведениях подобного рода самым усердным героям лагерного труда и не снилась? А что делать? Железный неподкупный страж – это вам не какой-нибудь гуманоид, у которого мал мала меньше по лавкам сидят и всех нужно кормить, а жрать те горазды не хуже любого взрослого. Вот и появляется тема для задушевной беседы, а там, глядишь, и пути к обоюдовыгодному консенсусу наклевываются. Скажите кто-нибудь, о чем можно разговаривать с неодушевленной железякой, которая не имеет ни малейшего представления о том, что такое деньги и что с ними делать? Предложить ей в виде взятки дополнительную порцию машинного масла? А может быть, подкупить ее, пообещав после выхода на свободу прислать красивый шильдик от какого-нибудь суперлимузина? Ха-ха-ха и еще раз ха-ха-ха! Плевать хотело металлическое чучело на ваши заманчивые предложения и на весь ваш воровской авторитет, заработанный непосильным трудом, – чуть что, разряд станнера или контактного электрошокера убедительно расставит все точки, а заодно и запятые там, где того требуют правила пунктуации, неподвластные пониманию обыкновенного смертного.

В один прекрасный день дубинноголовому стражу, охранявшему гнома, было приказано доставить заключенного в кабинет начальника исправительно-трудовой колонии Студеной. Храп не без основания предположил, что по его душу с Сильванды прибыл очередной полицейский прощелыга, дабы уточнить кое-какие обстоятельства ограбления. Конечно же, подобные визиты устраивались не ради блага незадачливого медвежатника, а в пылу служебного рвения и ради ускорения карьерного роста. Подобные визиты с задушевными беседами за жизнь имели место уже несколько раз. Ушлые полицейские чины, проводившие расследование по делу хищения драгоценностей императорского двора, вовсе не забыли о существовании двадцати пяти миллионов. Не добившись в свое время санкции прокурора на ментальное сканирование, они тешили себя надеждой, что окончательно сломленный гном взамен на некоторые послабления лагерного режима и обещание сокращения срока отсидки добровольно сдаст заработанные средства. Но, по всей видимости, эти парни очень слабо разбирались в психологии гномов, если таким примитивным способом пытались воздействовать на психику заключенного. Дело в том, что многочисленные истории и анекдоты о феноменальном упрямстве горных карликов вовсе не досужие байки, а истинная правда.

Вот и сейчас, передвигаясь неторопливой походкой в направлении лагерного административного комплекса, Храп ухмылялся в бороду в предвкушении душеспасительной беседы с каким-нибудь новоиспеченным инспектором четвертого ранга, жаждущим в самом скором времени стать инспектором третьего ранга. На сей раз хитроумный гном за обещание подумать собирался содрать с визитера не меньше пяти пачек черного чая и блок «Радужных грез» – любимых сигарет Храпа. Однако каково же было его изумление, когда вместо сопляка, возомнившего себя богом межмирового сыска, за столом начальника лагеря он увидел остроухого в форме полковника имперских войск. Битого жизнью рецидивиста не обманули эмблемы инженерных войск на петлицах офицера, поскольку столь проницательный и пронзительный взгляд мог принадлежать только весьма квалифицированному специалисту в определенной области военного искусства.

Подозрения гнома незамедлительно подтвердились. Более того, упертый и несговорчивый Храп за каких-то пятнадцать минут был мастерски обработан хитроумным эльфом и завербован в ряды Вооруженных Сил Великой Империи. Каким образом представителю военной разведки удалось совершить чудо, Храп и сам впоследствии затруднялся ответить. Казалось бы, несколько ничего не значащих вопросов со стороны полковника, пара десятков банальных фраз – и глазам закоренелого антиобщественного элемента открылась сокровенная истина: вся его прошлая жизнь – потраченное впустую время, а его предназначение – служить верой и правдой родному Отечеству и, если понадобится, без колебаний и сомнений пролить всю свою кровь до самой последней капельки. Когда навеянный беседой с ушлым вербовщиком туман в голове немного рассеялся, у Храпа появились определенные сомнения по поводу его уверенности пролить хотя бы каплю крови за Великую Империю. Но было поздно: транспортный рейдер с умопомрачительной скоростью уносил его на Шантарх – четвертую планету звездной системы Аскер измерения Палестры, где бывшему заключенному предстояло пройти полный курс военного обучения и стать настоящим имперским легионером.

Сборы

Данай спал ровно семь часов и проснулся вполне отдохнувшим, с ясной головой. Несмотря на неопределенность сложившейся ситуации, никакие тревожные сны не беспокоили нашего героя. Выскочив из теплой постели, юноша на минуту уединился в туалетном боксе, затем как был в трусах помчался прочь из помещения на открытый воздух.

Было раннее утро. Солнце еще не встало над горизонтом, но на востоке полоска неба уже окрасилась кровавым багрянцем, небо над головой начало наливаться синевой. С него одна за другой, как по мановению волшебной палочки, стали исчезать ночные светила. Повсюду раздавался звонкий пересвист местных птах. Со стороны реки доносился скрипучий гомон брачующихся лягушек и время от времени звонкий всплеск гуляющей в поисках пропитания рыбы.

Дан ничуть не удивился, заметив в воде сидящего на корточках недалеко от берега огра. Затаив дыхание, Канат внимательно следил за тем, что творится в водной толще. Вдруг он что-то заметил. Неуловимый глазом бросок, и в могучих руках гиганта бьется и трепещет приличных размеров кусок живого серебра. Легкое движение рук, и рыба со сломанным хребтом летит на берег, а азартный огр вновь окаменел в ожидании очередной жертвы. Со стороны Канат был похож на огромного медведя, охотящегося за лососем во время нереста.

Канат заметил своего командира, но ухом не повел, поскольку был полностью поглощен процессом рыбалки. Данай, чтобы не мешать коллеге заниматься своими делами, отбежал подальше от реки и приступил к выполнению специального комплекса физических упражнений. В течение получаса, равномерно увеличивая темп, он совершал немыслимые прыжки, кувырки и прочие кульбиты. К концу тренировки изрядный участок заливного луга был настолько помят, что складывалось впечатление, будто там потопталось небольшое стадо весьма резвых гиппопотамчиков.