Обречённые. Том 1
Шрифт:
— Что за «Сайгон»? — отстранённо поинтересовался Пак.
— Не знаю подробностей, слышал, что это мощнейшее оружие, хотя официально считается средством для повышения потенции. Его разрабатывают в МИИАМе у озера Байкал… Сибирский протекторат. Проект секретный. Я знаком с переведённым туда из Института учёным… Валдисом Сметонисом… Они собираются испытывать это оружие на захваченных мутантах… Тридцать первого августа…
— Понятно, — так же отстранённо произнёс Пак. Сейчас он не играл — ему действительно надоело возиться с этим уродом. А не спросить ли…
— Что было в той колонне, с которой вы вначале летели?
— Дефолианты для уничтожения бактерий, — махнув рукой на секретность, сказал Ольмински. — На авиабазу в Шереметьево везли, чтобы
— А… еда? — задал беспокоивший его вопрос Пак. — Как вы себя-то снабжаете?
Пленный замялся. На такой вопрос, действительно ставивший под угрозу пол-контингента, отвечать ему не хотелось. Но Пак лишь мотнул головой, вскидывая хобот, и улыбнулся. От такой улыбки можно было отдать богу душу.
— Наконец-то что-то интересное, — произнёс Пак неторопливо. — Ну-ну, я слушаю. Если вести меня устроят, я подарю тебе жизнь. Может, даже и свободу. Говори.
Не раз и не два майор юстиции Ольмински играл в подобные игры с подследственными. Он прекрасно знал и правило из трёх «не» для арестанта, и цену обещаниям отпустить и помиловать. Но не верить не получалось, как не получалось и не бояться, и не просить. Тем более, когда на тебя так смотрят, и будто копаются в мозгу, выворачивая его наизнанку. Кажется, стоит этому жуткому монстру разозлиться по-настоящему — и майор умрёт в жутких мучениях, а перед тем сойдёт с ума. Запирательство не поможет: монстр узнает всё, просто переворошив его память, даже если он будет гордо молчать. Эта уверенность нарастала с каждой минутой, казалось, кто-то умело взращивает мысль, что сопротивление безнадёжно. Может, и правда он? Торопясь купить себе спасение, майор зачастил:
— Раз в месяц на центральную базу будет приходить грузовой гравиплан, в нём доставят всё необходимое для военнослужащих сектора — боеприпасы, продовольствие, медикаменты, обмундирование, строительные модули для военных городков, научное оборудование. Сколько продовольствия? Не меньше ста пятидесяти тонн. В секторе более трёх тысяч военнослужащих. Характеристики гравиплана? Экипаж — один пилот, маршевая скорость шестьсот пятьдесят километров в час, грузоподъёмность триста пятьдесят тонн, сто пятьдесят — продовольствие, остальное — бочки с питьевой водой, спиртные напитки, средства для дезинфекции… Ещё есть гравипланы-танкеры с синтетическим горючим, либо водой, но уже не питьевой, рейсы с боеприпасами и медикаментами. Такие гравипланы прибывают по десять в месяц.
«Триста пятьдесят тонн!» — восхитился Пак. Вот новость так новость! Один такой гравиплан, если его посадить и разграбить, решит проблему с продовольствием на год вперёд! А вода… То, что на остальной Земле считается питьевой водой, в Подкуполье, сокровище на вес золота. Если еда — спасение от голода, то вода означает спасение от болезней, неизбежных в тесном подземелье. Пак торжествующе протрубил хоботом.
— Горючкой потом займёмся, вот еда и вода — интересно. Когда полетит ваш гравиплан? — сумрачно поинтересовался Пак. — Во сколько вылет, прибытие, маршрут? Ну? Жить-то хочешь?!
— Вылет из Минска третьего мая в 21.00, прибытие в Шереметьево в 22.15. Маршрут прямой. Промежуточных посадок не предусмотрено.
— Ну, это не значит, что их не будет, — усмехнулся Пак. В голове уже начал оформляться план. Даже не так, не план, а План. Успешное осуществление которого даст шанс выжить в подземельях. Надолго сохранить островок уничтожаемого мира… — Ладно, давайте кончать с этой падлой, — устало произнёс Пак и повернулся к выходу.
— Э-э! — всполошился, пытаясь вырваться из пут, которыми его привязали к креслу, майор. — Вы обещали сохранить мне жизнь…
— Я пошутил, — обернулся Пак и подмигнул пленнику. После чего подошёл к конвоирам и что-то шепнул на ухо — сперва одному, потом другому. Видя, как сереет лицо прокурора, он только усмехнулся: похоже, тот решил, что психованный главарь выбирает для него самую лютую смерть… Но нет,
просто убить — действительно слишком просто. Этого мало. Надо, чтобы и остальные узнали, что с ним сталось. Пусть боятся засыпать каждую ночь, пока они на земле Подкуполья! — Ха-ха-ха!!! Как шуточка?Все четыре глаза, не мигая, уставились в глаза прокурору. В этих глазах, казалось, не осталось ничего, кроме ненависти, она жгла майора раскалёнными углями, и в то же время леденила, как антарктический лёд. Чувствуя, как затягивает пучина невероятного, отнимающего рассудок ужаса, прокурор попытался отвернуться — и не смог, его воля сминалась, как фигурка из папье-маше под танковыми гусеницами. Казалось, его затягивало в чёрную, ледяную прорубь, в которой нет места ни разуму, ни чувствам. Прокурор дёрнулся, пытаясь вырваться из проруби, выползти на лёд, но прозрачная кромка подломилась, вслед за остальным телом голова ушла в чёрные глубины, и дальше уже не было ничего, кроме этой чёрной мути и холода, высасывающего последние капли того, что было майором Ольмински…
Отшатнувшиеся, как от прокажённого, конвоиры увидели другое. Пак впился взглядом в глаза прокурора. Некоторое время тот сидел спокойно. Потом глаза бешено завращались, всё тело забилось, будто под напряжением, на губах выступила и клочьями поползла на мундир пена. Казалось, прочные металлопластиковые путы сейчас порвутся, и обезумевший майор бросится на своих мучителей. Но в этот миг Ольмински обмяк и бессильно откинулся в кресле. Голова запрокинулась назад, глаза закатились, губы раздвинула дебильная усмешка. Миг — и ни с того ни с сего прокурор захихикал: казалось, он сделал кому-то мелкую пакость, и страшно этим доволен.
— Эй, ты чё, с дуба рухнул? — вырвалось у одного из конвоиров.
— Бу-у-у! — взревел прокурор, выпучив глаза. — Бу-у-у!!!
И зашёлся в истерическом хохоте. Его мучила одышка, в груди что-то хрипело, с оттопыренной губы на живот тянулась клейкая ниточка слюны, на глазах заблестели слёзы — но безумный смех не отпускал. И каждый, кто его слышал, боялся себе даже представить, что творится сейчас в мозгу майора.
— Развяжите, — устало скомандовал Пак. Пожалуй, на сегодня экспериментов с мыслеречью хватит. — Доведите до выхода — и отправьте на все четыре стороны.
— А он не…
— Не, — Пак рассеянно махнул клешнёй. Говорить не хотелось. — Он теперь и «му» сказать не может, да и писать — тоже. Чисто Папаша Пуго. Что за Папаша такой? Да родитель мой. Сожгли его эти… падлы…
Подумал — и добавил:
— Хотя мой-то хоть понимал, что ему говорят — ну, когда после краников в себя приходил.
Глава 15. Дорога в никуда
— Спасибо вам, — произнёс Отшельник, когда спуск кончился. Здесь тоже оказался «самогонный» аппарат, как и приличный запас «сырья». Стоило немалых усилий очистить его от пыли, а потом раскочегарить так, чтобы Отшельник не остался без спасительной жидкости. На огромный глаз даже навернулись слёзы. — Отсюда я могу худо-бедно держать под контролем Смоленск, помочь не помогу, но хоть подскажу Петровичу, если что. А тем, кто в Москве, я точно могу помочь. Вам, например. Или… Есть ещё парень, его Пак зовут. Хитрец Пак, или Умный Пак.
— Кто он такой? — тут же спросил Ярцефф. Хотелось надеяться, что он, как Петрович или Мечислав, возглавляет отряд.
— Обычный парень. Но умный, умнее многих. Он понял, что происходит, раньше меня. Если кто и будет драться до конца, это он. Потому что ненавидит их по-настоящему.
— Посмотрим, — разочарованно буркнул Ярцефф. Один боец, даже с выучкой КСО, мало что значит в этой мясорубке.
…Они остановились у неприметного отнорка — снаружи и не скажешь, что там нечто большее, чем крохотная канава посреди груд битого кирпича. Оказалось, вполне даже глубокий лаз, ведущий в обширное подземелье. Последний раз заставив машину дрогнуть, гравиплан замер, стоило мотору замолчать, и упала тишина. Бронедверь открылась, хлюпнув, грязь приняла сапоги Мэтхена, следом спустился Ярцефф.