Обречённые. Том 1
Шрифт:
Опять же, того, кто шёл к краникам, не отработав смену, могли и поколотить: не потому, что завидовали, а потому, что так заведено. «Вот это и есть традиционное общество, — подумал Мэтхен. — Они, наверное, и пьют потому, что традиция такая».
Имелось лишь одно исключение… Точнее, два… Ещё точнее, два в одном.
— Почему, ик, шляемся, падла? — громкий ор заставил Мэтхена вздрогнуть, чуть ли не подпрыгнуть. На плечо упала тяжёлая мохнатая лапа, пахнуло мощным перегаром, псиной и мочой. Прозвучал второй голос, тембром пониже и посолиднее. — Почему, ик, не на работе?!
Мэтхен развернулся. Псы явно ни при чём. За спиной стоял двухголовый красавец на две головы выше него. Лица вполне человеческие, почти правильные,
На пальцах достойные тигра когти, всё тело заросло свалявшейся шерстью. Зато ног четыре, они, как и руки, в штанах не нуждаются. Широкое туловище — будто два человека тесно прижались друг к другу боками, да так, что намертво срослись. И между ног, не помещаясь в штанах и вываливаясь из расстёгнутой ширинки, висело одно, но зато… эээ… Скажем так, Нечто Потрясающее. Вчерашний мутант, зарезанный Забойщиком, отдыхает.
Головы повернулись друг к другу, правая попыталась укусить левую за эльфийское ухо, но та резко крутнулась, и кончик уха стегнул охальника по лбу.
— Не смей бухать, пока я сплю, — пробурчал бас.
— А ты просыпайся, — отозвался тенор. И снова обратился к Мэтхену. — Ты что, новенький?
— Точно, я… Я… Я из Забарьерья, вот!
— Нашёл, чем удивить, облом! Тут постоянно то одного козла присылают, то другого — а толку чуть от всех! И быстро-то как, епит — только Хоха прижмурился — и уже новый нарисовался! Ну, я так и понял, не местные мы, про краники не знаем и на заводе работать не умеем…
Мэтхен переводил взгляд с одной головы на другую, странная манера, когда обе головы говорят разными голосами и по очереди, была ему внове.
— Значит, так, паря. Иди-ка вон в тот корпус. Старшому скажешь, я послал, и пусть работу даст. Посмотрим, едрит, что ты за зверь. Будешь хорошо работать, к краникам пустим… Э-э, погоди-ка, чё это от тебя так пахнет знакомо? Уж не с Трупоглодом ли балакал?
Эрхард принюхался: пахло, как и везде, копотью и какой-то химией. Все остальные ароматы на этом фоне терялись, если не были особенно сильными. Вот как у Смрадека — всё-таки удачно его прозвали… Но Двуглавый Борис, родившийся и выросший в Подкуполье, чуял посторонние ароматы за версту.
— Ты его не обижай, — наставительно и хором произнесли головы. — Он немного не в себе, всё могилы раскапывает, трупы жрёт и думает, что никто об этом не знает. Хых, даже когда в этот… ядрёный могильник у озера пару трупов скинули — и оттуда ведь вытащил, а ведь там только заслонку свинцовую открыть — и всё, поблевал и сдох!
Головы залились пьяным смехом, вся туша непристойно вильнула, но как-то устояла на ногах. Только Что-То-Невероятное мотнулось из стороны в сторону. Ничего, пойдёт. По крайней мере, от него несло не смрадом мертвечины, а вполне естественным перегаром.
— А этот залез, там же сожрал — и обратно выбрался, только облысел весь, да кожа ночью полгода светилась. — Ещё один взрыв смеха. — Ничто его не берёт, а видел бы ты, парень, что он порой трескает! Вот что значит — им… импу… имму… титет… Мы его бережём, на всякий случай: вдруг голодно станет…
Опасаясь услышать что-нибудь, отчего его всё-таки вырвет, Мэтхен попрощался с «пурзидентом».
— И правильно, работать надо, — усмехнулся Двуглавый Борис. Точнее, усмехнулась та голова, которая говорила басом. — А мне недосуг. Посмотрю, как вы работаете, да и к краникам…
Мэтхен уже начал разворачиваться, когда когтистая лапа ухватила его за ворот. Напряглись могучие мускулы, Борис играючи оторвал Эрхарда от земли. Оба рта раскрылись, исторгнув волну зловония (впрочем, после Смрадека запах уже не впечатлял) — и хором проорали:
— Но если ещё раз посмеешь к моей жене клеиться… Порешу!!!
Самозванный глава посёлка поставил Мэтхена обратно.
Как напоминание, что угроза вполне серьёзна, на комбинезоне остались проткнутые когтями дыры. «Эири — жена этого урода? — окончательно выбитый из колеи, думал Мэтхен. — Тьфу, гадость какая!» Почему-то это не укладывалось в голове. Хотя и ничего странного тут нет: женой вождя во все времена быть почётно. Выходит, это верно не только для людей. Не ему, чужаку, спорить с вождём. Вздохнув, Мэтхен побрёл к заводу. Что ещё оставалось?Завод сохранился лучше, чем остальной посёлок. Чёрные от копоти и слизи стены, с ещё более чёрными провалами окон, оттуда доносились лязг, грохот и гнусавое пение. Стены вздымались метров на десять в высоту. Почти везде уцелели крыши и перекрытия. В отличие от посёлка на месте обезлюдевшего города, завод жил полнокровной жизнью, и смотрелся до жути неестественно после окружающего запустения. Из толстых труб в небо поднимались столбы жирного, чёрного дыма. Временами ветер бросал его на посёлок, и тогда едкий химический смрад вышибал из глаз слёзы. Отчётливо запахло горелым пластиком, и Мэтхен понял, что не могли понять местные. Перед ним был комбинат утилизации мусора, который оставляла цивилизация Забарьерья. Возможно, он же — и электростанция… Не всё ведь в БУУ уходило.
Внутри оказалось не чище, чем снаружи. Чистота, техника безопасности, экология — всё принесено в жертву производству. Как, впрочем, и смысл этого самого производства. Впрочем, поселковые и терминов-то таких мудрёных не знали: просто делали, что когда-то делали их отцы, а ещё раньше — деды. Делали, не задумываясь, что и зачем делают, и зачем оно нужно. Смысл? Главное, к краникам каждый вечер пускают, да баланды наливают исправно.
— Эй, а ты кто? — спросил невысокий дядечка, напоминающий ангела — правда, грязного и вонючего, будто только что из канализации, с кожистыми, как у нетопыря, чёрными от копоти и липкими от машинного масла крыльями. А длинный и голый, как у исполинской крысы хвост, что высовывался в прорезанную в комбинезоне дырку, напоминал о другом сверхъестественном существе. В руке существо держало гаечный ключ, местами чёрный от копоти, местами рыжий от ржавчины. Из карманов на комбезе выглядывали гаечные ключи калибром помельче, ржавое зубило, совсем не ржавый штангенциркуль, между крыльями за спиной мужик прицепил дрель на батарейках. «Ангелочёрт» был деловит и немногословен.
— На замену я. Двуглавый Боря прислал…
— Клал я на твоего Борю, только и умеет, что бухать да серить. Значит, я — Петрович, так и называй. Завцеха. Я тут главный, скажу головой в дерьмо прыгать — прыгнешь, скажу жрать его — сожрёшь. Без меня не шагу. Или вообще спи — для завода это будет лучше. Наплодили, понимаешь — скажешь болт в гайку вкрутить, так всю резьбу сорвут, дебил-лы… Звать-то как?
— Эрхард… Мэтхен…
— Как-как? Блин, и не выговоришь — из-за Барьера, что ли? Ладно, будешь Эдиком Меченым. В общем, бери ключ… Да не этот, вон тот. Руки у тебя нормальные, может, и в голове не дерьмо. Давай уже, тащи стремянку, кронштейны проверить надо. По этой трубе такая дрянь течёт, если лопнет, все мигом сваримся!
Сам «ангелочёрт» стремянками не заморачивался. Захлопал крыльями, брызнули во все стороны капли машинного масла и клочья сажи — и взмыл под потолок. Часто-часто работая крыльями, почти как комар (цех наполнился хлопаньем, хлюпаньем и хряпаньем), мутант облетал многочисленные трубы, агрегаты, какие-то люки, заслонки и датчики. Он что-то нажимал, закручивал гайки и метизы, в паре мест, включив дрель, с железным лязгом просверлил несколько дыр. Видно было, что на нём всё и держится: он один и был посвящён в технологии производства, по крайней мере, на уровне: «Если сделать то-то, получится то-то». Остальные без его команд боялись ступить и шаг. Всего в цеху было ещё че… мутантов двадцать, один хлеще другого.