Обреченные

В Мексике дела у отца пошли в гору. Роза родила ему пятерых детей. В их большом доме всегда было тепло и уютно – такая атмосфера возможна лишь тогда, когда в семье царит любовь. Они много пели, часто смеялись и работали до седьмого пота. С Биллом отец всегда говорил по-английски, поэтому, когда его отправили в частную школу в Хьюстоне, и потом, когда он учился на агронома в сельскохозяйственном и машиностроительном колледжах в Техасе, с языком у него проблем почти не возникало.

Теперь, в двадцать пять лет, Билл Дэнтон был полностью до волен своей жизнью. Его все устраивало. Старшая сводная сестра недавно вышла замуж; они с зятем строили им дом на земле Дэнтонов. Роза в свои сорок два года сохранила девическую стройность. Отцу, немного располневшему и погрузневшему за эти годы, очень шла благородная седина; он считался негласным главой местного общества, его почитали во всей округе.

Билл, разумеется, понимал, что когда-нибудь женится. Не сомневался он и в том, что, скорее всего, выберет в жены мексиканку. Но... куда спешить?

В Билле жили два человека. Сейчас, когда он общался с друзьями, и мимика и жесты его были совершенно мексиканскими. Но стоило ему заговорить по-английски, как поведение его в корне менялось: ленивые, неспешные манеры, тягучий говорок, бесстрастное лицо, медленные, скупые жесты. Он без усилия переключался из одного состояния в другое, даже не задумываясь над этим. Слушая, как жалуются туристы на задержку в пути, американец, сидящий в Билле Дэнтоне, мысленно соглашался с ними. Ему было хорошо понятно их раздражение. Однако Билл-мексиканец видел и знал другое: паромные рабочие делают все, что в их силах. Пикапчик через реку на спине не перенесешь, поэтому умнее всего расслабиться и отнестись к происходящему с юмором. На ожидание уйдет еще час или еще день. Quien sabe? Кто знает? Культиватор и трактор простоят еще какое-то время. Ну и что? Раз приходится ждать, лучше всего не дергаться и относиться ко всему спокойно.

Тени, отбрасываемые деревьями, удлинились. Билл прищурил глаза: ветер с реки, взбивший рябь на воде, взметнул с дороги клубы пыли.

Вернулся Пепе. Присел на корточки рядом с Биллом и преувеличенно тяжело вздохнул.

– Будем сидеть и ждать, пока у нас бороды до земли не вырастут.

Билл ухмыльнулся:

– Как думаешь, дружище. Кармелита еще будет в Манте, когда мы вернемся?

– Ай! Я волнуюсь прежде всего из-за работы. Любовь – глупость, блажь. – Пепе оживился, глаза его заблестели. – Знаешь, почему сейчас кричали? Одной пожилой туристке стало плохо, ее отнесли в лавку.

– На солнце перегрелась?

– Нет, с ней что-то другое. По-моему, дело дрянь. Она скрежещет зубами. Это мать того молодого человека в очках. Мы его видели, он шел с красивой светловолосой девушкой. После того как мать внесли внутрь, они с девушкой о чем-то повздорили, и парень в очках на глазах у всех ее ударил. Это было безобразно и очень нелепо. Я ничего не понял. Если она его жена, он, конечно, может ее бить, но все же такие вещи лучше делать наедине. А тот мальчишка, что плыл на лодке, оказывается, ездил за доктором, но, как видишь, вернулся без него.

– Пепе, с тобой никаких газет не надо. Ты мигом все узнаешь. Но, друг мой, все это нас с тобой не касается.

– Теперь придется гнать, чтобы наверстать потерянное время. Билл, знаешь, почему я рассказал тебе о заболевшей туристке? Я помню, ты употребил грубое слово по отношению к светловолосой девушке. Вот я и решил, что тебе захочется узнать о ней.

– Я просто назвал ее «птичкой».

– И при этом плотоядно облизнулся, verdad? [1]

Их спутники засмеялись. Билл укоризненно покачал головой:

1

Правда? (исп.)

– Позвольте вам напомнить, сеньор, именно вы при этом присвистнули, verdad?

– А, глядите! – оживился Пепе. – Вон приближается наш громадина паром.

Люди на берегу не сводили с него глаз. Когда паром уткнулся в грязь метрах в десяти от берега, послышался общий стон. Матросы угрюмо посмотрели на воду, потом попрыгали в нее и начали вяло перекидывать лопатами грязь и ил со дна.

Билл заметил:

– Пепе, вот так и ты топаешь на работу, когда сильно спешишь, – проходишь метр за полчаса.

Он поднял голову. Сверху спускался низкорослый широкоплечий американец в компании с перезрелой девицей в желтом платье. Вид у коротышки был самоуверенный и наглый, на голове топорщился ежик жестких черных волос. Смерив высокомерным взглядом мексиканцев, сидящих на корточках, он направился к «эм-джи». Там, покачиваясь на пятках, сверху вниз оглядел двоих молодых людей, сидящих в тени машины.

– Ребята, – обратился он к ним, – у нас там больная женщина. Подайте свою машину назад: нам срочно надо отвезти ее на тот берег, к доктору.

Блондин холодно посмотрел на коренастого коротышку и повернулся к своему спутнику:

– Трой, милый, неужели мы купимся на такой старый трюк?

– Идите сами и посмотрите на нее, если думаете, что это трюк, ребята.

– Слишком жарко для того, чтобы тащиться на эту чертову гору.

Девица в желтом платье поморщилась и презрительно проговорила:

– Бенсон, с такими каши не сваришь. Ну их к шуту! На паром помещаются две машины. Давай посмотрим, чей этот пикап.

– Бетти, позволь мне поучить этих голубчиков вежливости.

– Мы тебя сами кое-чему научим, – прошипел Трой, – и еще дадим кое-что на память.

Билл, сидящий неподалеку, собирался закурить, но замер, не донеся сигарету до рта, потому что заметил, как солнце сверкнуло на лезвии ножа в руке Троя. Двое мексиканцев из его компании медленно встали и отошли подальше. Неприятности им ни к чему.

Коротышка сделал вид, что уходит. Вдруг он резко обернулся и со всей силы лягнул Троя по руке. Билл услышал, как хрустнула кость, по которой пришелся удар ботинком. Нож перелетел через крышу машины и упал на противоположной стороне. Двое юношей, дрожа и неумело ругаясь, поползли за ножом. Когда один нагнулся, собираясь его поднять, коротышка Бенсон подставил ему подножку, да так удачно, что парень рухнул на месте, тяжело плюхнувшись в дорожную пыль. А Бенсон погнался за блондином, схватил его, завел ему руки за спину и принялся дубасить по лицу. Он бил сильно, методично и умело. Билл увидел, что нос у парня распух; струйки крови розовели в солнечном свете. Потом блондин тяжело упал на машину.

Билл поднялся на ноги, в три прыжка добрался до Бенсона, схватил его за руку, вывернул и задрал между лопатками, отчего коротышка сразу стал беспомощным.

Бенсон вывернул шею, пытаясь посмотреть через плечо. На грубом, деревянном, почти без глаголов, испанском он потребовал, чтобы Билл убирался к черту.

– Мужик, я просто дал тебе возможность немного остыть.

– А я решил, что ты мексикашка. Убери от меня свои гребаные руки!

Билл увидел, что темноволосый юноша по имени Трой снова схватился за нож. Оттолкнув от него Бенсона, он одновременно его отпустил.

Бенсон посмотрел на нож, потом перевел взгляд на искаженное ненавистью хорошенькое личико Троя и нехотя отступил. Юноша с разбитым носом плакал.

– Только тронь его, – миролюбиво проговорил Билл, – и он тебя немножко порежет. – Он повернулся к юноше: – Спрячь нож!

Бенсон грязно выругался.

– Тебе-то что? На вид ты вроде нормальный мужик. Подумаешь, большое дело – вздуть парочку голубых?

– Они не сделали тебе ничего плохого. Они просто другие, мужик, не такие, как ты. Твоя подруга была права. Надо было послушать даму. Вон мой грузовик. Если у вас там больная, ее можно уложить в кузов моего пикапа.