Обреченные

Одейя дес Вийяр принадлежит мне, и я не собирался менять ее ни на каких условиях, и проклятый лассарский ублюдок отдаст мне мою наложницу. И не важно, что потом я лично отрублю ей голову.

Сайяр поравнялся со мной и протянул мне флягу с дамасом.

– За победу, мой дас, - сказал он, а я сделал большой глоток из фляги, чувствуя, как обжигает горло и растекается по телу кипяток, согревая омертвевшее тело. Каждый бой приближал меня к ней, и это подстегивало похлеще любой жажды крови врага. Потому что её крови я хотел больше всего. Но напоследок. На закуску, как самый вкусный десерт.

– За победу.

Он выжил…Точнее, я остановил казнь, когда Сайяр потерял сознание. Наказание было достаточным и для него, и для меня. Я не хотел, чтобы он умирал. Только не так. Не как преступник и предатель. Пусть умрет за меня в бою, как он и хотел. Но я не думал, что Сайяр пойдет за мной именно сейчас. Раны от плети были слишком многочисленны и глубоки, а лошадь таскала его по площади несколько кругов. Он встал в ряды воинов сам. Бледный, взмокший от слабости, но встал в строй. В этот момент я понял, что сделал правильный выбор, оставив его в живых. Да, он допустил, чтобы моя женщина трахалась с пленным лассаром и сбежала у меня из-под носа; да, он ее не догнал и не вернул обратно…Но из-за этой суки я не стану казнить самого преданного мне воина. Она недостойна, а Сайяр вынес хороший урок. Более того, теперь между нами уже ничего не стояло. И я видел в его глазах гордость и дикое восхищение. Все же он был прав –лассарская шеана крутила мне мозги и яйца, делая из меня безвольного идиота, готового ради нее отступиться от своей войны. Я рад, что мои глаза вовремя открылись, и мне жаль, что столькие поплатились жизнью из-за лживой твари, истинной дочери Ода Первого. Я мог защитить её, я мог ради нее дарить жизнь своим врагам и отнимать у своих воинов, но, так или иначе, я шел бы на Лассар войной и тащил ее за собой, нравится ей это или нет. Я не считал, что она меня предала, нет. Я считал себя доверчивым идиотом, который принял желаемое за действительное, а она…она выживала, как умела и сдержала свое слово. В какой-то мере я готов был восхититься этим, но я так же понимал, что больше нет ни единого шанса для нас. Для меня. Одейя дес Вийяр - дочь того, кто убил всю мою семью, и больше не будет пощады – я казню её как самого лютого врага. Я казню её как любимую женщину, которая посмеялась над моими чувствами и заставила поверить в Рай на земле посреди кромешного Ада. Я казню её как призрак нашего прошлого, чтобы в будущем больше никогда и ни от кого не зависеть. Наверное, потом я сам буду корчиться в дикой агонии и рыдать, как ребенок, но обоим нам уже не ходить по одной земле. Эта женщина принадлежит мне мертвая или живая. Её сердце будет храниться рядом со мной до самой моей смерти, и в огонь Преисподней я уйду вместе с ним.

Тех, кого я вырезал ради нее, уже не вернуть, но их смерть покрыта нашей славой и многочисленными победами. Кровь лассаров льется рекой, и снег на севере уже давно не белый.

Я снова посмотрел на Сайяра – выглядит намного лучше. Следы ссадин на лице скрывает копоть и пятна вражеской крови, но глаза горят жаждой битвы. Вспомнил, как в дороге он упал с седла в снег, едва мы вышли за ворота Валласа.

Я мог вернуть его обратно в город, но не стал. Старую мадорку Сивар взяли с собой. Её везли в клетке, как животное. Кормили сырым мясом и не забывали напоить дамасом. Старуха поставила Сайяра на ноги прямо в пути. Заполнила его раны какой-то вонючей дрянью и напоила отваром. На утро тот походил на оживший труп. Но уже мог сесть в седло и продолжить путь.

– На пути у нас всего одна деревня, мой дас. Дальше начинаются земли Талладаса.

– В Лурд отправляли мои послания?

После победы в каждой деревне я отправлял в замок голову одного из лассарских командиров с названием деревни, вырезанным на лбу. Чтоб ублюдок знал, что мы уже близко. Я хотел, чтобы он вышел к нам навстречу, но, судя по всему, умная тварь понимала, что это станет фатальной ошибкой, и затаилась за каменными стенами Лурда. Я не знал, какова численность войска в городе. Предположительно, Талладас понес большие потери. Но письмо Маагара все же не стоило не принимать всерьез. Возможно, с ним действительно тысячное войско. Наше не дотягивало пока и до пяти сотен. Если вся армия сейчас в Талладасе, мы идем на верную смерть.

***

– Разведчики еще не вернулись. Боюсь, они уже и не вернутся.

– Маагар должен был быть на полпути в Валлас. У него не было столько времени развернуть тысячное войско и бежать обратно. Мы бы пересеклись рано или поздно где-то вот здесь.

Я провел по карте пальцем и обвел в круг то место, которое было деревней Нагар до того, как мы превратили там все в пепел.

– Либо письмо было блефом, и он не выходил из Лурда, - сказал Сайяр и склонился над картой.

– Тогда в Талладасе нас ждет поражение.

– Мы отправим еще разведчиков под видом беглых лассаров. И переждем в Заране их возвращения.

Я сел на стул и покрутил кинжал в пальцах, проводя им по карте вверх и вниз, раздумывая и глядя то на своего верного советника, то на карту. Потом все же спросил.

– Я слышал о мятежниках. Они укрываются в Сумеречном лесу и совершают набеги на деревни и цитадели по другую сторону от Лурда. Что нам известно о них?

– Последний раз мятежники напали на Эссар около месяца назад. Они освобождают рабов, грабят деревни, убивают лассарских солдат и уходят опять в лес. За все время они напали на несколько деревень и на три цитадели, не считая военные и торговые обозы.

Я наклонился к карте и проследил за пальцем Саяра.

– Значит, идут четко по периметру сразу за Талладасом. Если прикинуть примерно, скольких рабов им удалось освободить, то численность армии составит где-то сотни полторы-две. Что вообще о них известно?

– Говорят, ими командует женщина – валлассарка. Лютая Смерть - так прозвали ее лассары. Чокнутая фанатка и беглая рабыня. В отряде разношерстный народ: есть и лассары, недовольные режимом, и островитяне. Од Первый назначил за ее голову высшую награду, но пока никто не торопится предать ее.

Я слышал о мятежниках не впервые, но тогда я не задумывался о том, что взбунтовавшиеся головорезы могут быть мне полезны. И напрасно не задумывался. Это мог бы быть весьма выгодный союз, учитывая их местоположение и численность.

– Значит, это не просто разбойники?

– Не просто, - Сайяр усмехнулся, - это идейные разбойники. Везде знамя Валласса вешают. Говорят, Лютая берет к себе женщин и детей. Все умеют держать в руках оружие.

– Умно. Даже очень умно. Иногда дети становятся смертоноснее взрослых, потому что никто от них не ожидает подвоха. Дети могут незаметно подслушивать, подбрасывать дезинформацию, воровать и даже убивать. Кто такая эта их предводительница?

Сайяр пожал плечами.

– Из наших ее никто не видел. Говорят, на мужика похожа. Уважают ее свои и боготворят, как самого Гелу. На смерть идут за нее, не задумываясь. Все, кого лассарам удалось отловить, даже под страшными пытками не выдали её. Слышал не по мужикам она - спит с другими бабами.

– Мне плевать, с кем она спит. Мне нужно знать, чего она хочет. Каковы ее цели. И, пожалуй, я узнаю это лично. Мы не пойдем сейчас на Лурд. Мы обойдем Талладас и встретимся с мятежниками. Если удастся договориться, то численность нашего войска помножится еще на двести человек. Переночуем здесь и разворачиваем отряд с дороги. Дальше пойдем лесом. Что скажешь?

– Скажу, что это гениальная идея. Если удастся сговориться с мятежниками, мы, скорей всего, победим в битве за Лурд.

– Мы в ней победим так или иначе. Над Талладасом будет развеваться знамя Валласса и очень скоро. Иди к себе в шатер, Сайяр, а я хочу отдохнуть. Пусть мне приведут одну из лассарских шлюх, если они не сдохли в дороге.

***

Я трахал ее долго, развернув к себе спиной и вдавив ее голову в пол, вбивался в сочное тело, как одержимый, и не мог кончить. Она уже даже не стонала, а тихо скулила, видимо, ожидая, когда это все кончится, а мне было плевать. Я вертел ее, как куклу, в разные стороны, долбился в ее рот, в ее сочный зад и снова в лоно. Я просто запрещал себе представлять на ее месте другую. Запрещал думать о красноволосой девочке-смерти. Но без нее секс превращался в битву с самим собой. Меня не возбуждало белое тело подо мной, жирные груди и огромные соски. Мне казалось, что даже в ее заднице слишком много места, а ее голос похож на карканье вороны. Никогда не любил у женщин коровье вымя и толстые телеса. Хотя иногда после жестоких битв мне было все равно, и я мог трахать самую отъявленную уродину. Но сейчас они все казались мне страшными, не такими, вонючими или слишком мягкими.

Вышвыривал одну и звал другую. Худее, выше, стройнее и опять никакой разрядки. Под утро надо мной работали умелыми ртами сразу трое, но я так и не кончил. Выгнал их к Саанану и, обхватив член ладонью, представил…проклятье, только представил мягкий изгиб спины, округлую грудь, торчащие соски и розовую плоть между ног… а еще раскинутые по покрывалу красные пряди волос и с рыком затрясся в оргазме, сжимая пульсирующий член обеими руками. Суууука. Что ж ты со мной сделала, тварь? Каким ядом опоила, какими саананскими цепями приковала к себе? Что ни какая другая ни в радость, что ни одно тело не возбуждает. Все еще подрагиваю от оргазма, а на языке кислый привкус суррогатов и горечь разочарования.