Обреченный мост
Шрифт:
…Вид приведённого Сергеем Хачариди в отряд парашютиста-диверсанта немало озадачил командира отряда Фёдора Беседина.
«Такой себе, понимаешь, фунт лиха, упавший с неба вместе с пудом соли», — ещё раз глянул он на смуглолицего лейтенанта, и впрямь буквально «упавшего с неба».
С пилоткой, на немецкий манер, под пристяжным погоном, в чужом — во всех смыслах — рыжеватом кителе с накладными карманами, в отвороте которого с непривычным шиком виднелись рубашка цвета хаки и галстук с золочёным зажимом. «Фу ты, ну ты…» — одним словом.
Не подтверди Центр, что «гостинец» от самого Старинова, отвёл бы в ближайший
— Ладно, — вздохнул командир. — Теперь, значит, на отряд и на вас возлагается задача Центра: «В первую голову уничтожать эшелоны с топливом, идущие на удалённые базы немецкого флота в Керчи и Феодосии…».
— Что значит в «первую голову»? — поинтересовался тонкостями языка лейтенант, бывший по национальности испанцем.
— На бензин кидатись, наче муха на гівно, — ещё более сомнительным эвфемизмом пояснил Фёдор Фёдорович.
Сообразив, что ему и русских двусмысленностей более чем достаточно, испанец решил на украинских уже не заморачиваться. Просто кивнул.
«Как будто я тут харчами перебираю, какой эшелон рвануть, а какой на закусь оставить, — внутренне ворчал Фёдор Фёдорович. — Мне вообще-то до тех эшелонов не рукой подать, чай, не по горам, да лесными тропками идут…»
И впрямь, выбираться из среды традиционного партизанского обитания — леса, — в голую степь Керченского полуострова? Где там обитать прикажете, в сусличьих норах, что ли? «Значит, — чуть слышно вздохнул командир, удерживаясь, чтоб не выматериться. — Значит, предстоят крайне рискованные и самоубийственно дальние вылазки-акции».
«Потому, наверное, и вся эта затея с испанцами… — снова глянул Фёдор Фёдорович в лицо лейтенанта Боске, на лепку крупных, выразительно романских черт, — …что на румын похожи».
Румынских вояк на полуострове была не одна дивизия, а в охранении стратегически важных железнодорожных узлов — так за правило.
— Ну что ж, — поскрёб Фёдор Фёдорович в куцей каштановой бородке, разглядывая карту из планшета лейтенанта. — Раз уж вас интересует перегон между Джанкоем и Владиславовкой… — Беседин ткнул в карту тупым концом карандаша. — Пожалуй, есть у меня вариант. Но сначала я должен связаться со штабом бригады.
— Это долго? — спросил Мигель.
— Может, и долго, лейтенант, но обязательно, поскольку касается подполья на этом участке железной дороги. Я знаю человека, с этим подпольем связанного. Но без санкции командования не имею права. Очень уж ценные это люди, товарищ Боске.
— О, я понимаю, Теодор… Фьодор Фьодорович, — поморщился тот, лелея за пазухой козьего тулупчика простреленную руку. — Но ведь и нас не зря прислали. Довести работу ваших товарищей до логического завершения…
Беседин внимательно посмотрел на испанца и проворчал невнятно:
— И то, правда, кой чёрт смысла в разведке, если потом не воевать. Ну, коль вас к нам воевать прислали…
Из письма работника Коминтерна С. Благоевой Георгию Димитрову:
«Старинов согласен взять всю восемнадцатилетнюю испанскую молодежь. Эта молодежь находится теперь в очень тяжелом положении. В Саратове около 100 человек — юношей, часть из них в ремесленном училище, часть на заводе — разутые и раздетые и многие разлагаются… А в армии они все станут закаленными и стойкими… и мы, таким образом, спасем испанскую молодежь…»
«В октябре 43-го, по распоряжению Ставки, специально отобранных диверсантов испанской национальности
из числа участников Гражданской войны, а также особой “испанской группы” разведшколы Старинова, стали готовить для диверсий, в частности на железнодорожной магистрали Джанкой — Владиславовка — Керчь, основной линии снабжения Таманской, а позднее и Керченской группировки войск противника.Особенно в Ставке полагались на группу Старинова, поскольку в её составе были преимущественно воспитанные в духе непримиримой борьбы с фашизмом дети испанских революционеров, вывезенные в СССР из объятой пламенем Испании ещё в 39-ом. И теперь, и без того горячую испанскую кровь немало горячила возможность отомстить, в большинстве случаев, за смерть родителей-коммунистов от рук практически тех же самых фашистов».
И всё-таки…
«Почему именно нас, испанцев?» — спросил как-то рядовой учебной роты Мигель Боске у своего командира Ивана (Хуана) Барреаса.
«Нам легче маскироваться под румын, muchacho. Мы всегда действуем у них в тылу. Родственнички же как-никак… мадре их за ногу», — не совсем понятно закончил тогда Иван (Хуан вообще-то) по-русски.
…Яблоневый сад хозяйства им. Калинина находился достаточно далеко за Владиславовкой, километрах в трёх, и в этом году никем толком не убирался. Даже жители соседних сёл особо не рвались приближаться к железнодорожному узлу: себе дороже — посты полицаев на каждом шагу, патрули полевой жандармерии то и дело стрекочут тяжёлыми БМВ и «Цюндаппами» по просёлкам.
Звучно хрупнув яблоком, Давид Далиев оторвался от щели в дощатой, неконопаченой стене весовой и с сожалением посмотрел на огрызок.
— Пойду, пройдусь, на всякий пожарный. И яблок наберу.
— Когда ты их уже нажрёшься? — бросил через плечо Малахов. — Как порося, ей-богу.
— Э-э, слушай… — начал было Давид, но Сергей Хачариди, старший группы, посмотрел на обоих друзей-врагов выразительно хмуро.
Пожав плечами, осетин вышел на грузовую эстакаду весовой и исчез в полудённом сумраке дождевой мороси. Раскидистые деревья в этой кисее казались рукастыми призраками…
— Тут, на перегоне, поворот идёт, — продолжил подпольщик по кличке «Черепанов», тыча узловатым пальцем в сложенную карту. — Он не такой крутой, но насыпь тут высокая, потому как над заболоченной поймой. Тут машинисты и без всякого семафора притормаживают. Был случай в 38-м, — пояснил он Мигелю. — Машиниста, парнишку, стахановца, матерь его, тогда чуть не посадили как вредителя… за рекорд скорости, а оказалось — насыпь просела.
Лейтенант Боске не слишком ясно понял, сошёл-таки паровоз с рельс тогда или нет, но понимающе кивнул.
— Теоретически здесь можно произвести налёт. Но, — подпольщик с сомнением покачал головой. — Подойти к насыпи, не переполошив охрану поезда, может разве что коза или корова какая. И то сама, без пастуха. Был случай, с платформы охранения столетнего деда, пастуха, из пулемёта жахнули. Так-то вот. Тут после прошлых диверсий вашего брата кругом ждут.
Лейтенант снова рассеянно кивнул, барабаня пальцами по покосившемуся дощатому столу и думая о чём-то своём.
— Значит, только с одной стороны нас и не ждут, отец? — спросил вдруг Сергей Хачариди, всё это время, казалось, занятый только наблюдением, озабоченный безопасностью встречи диверсантов с подпольщиком. Вроде бы и не прислушивался даже к беседе.