Обреченный на скитания
Шрифт:
— А мне много и не надо.
— Думаю пару золотых, она все же стоит, — ну такой наглости я не ожидал.
— Ладно, забудь, возьму с собой, съедим по дороге, дешевле выйдет, — начал я торговаться.
— Ну, зачем вам тянуть эту клячу с собой? — трактирщик явно настроился на торг, — хорошо, три золотых, в ущерб себе, помогу вам.
— Не-е, не надо. Я же говорю, с собой возьму, привяжу за телегу, в дороге свежатина будет, — и, помолчав, добавил, — пять золотых и по рукам.
— Ох, по миру пойду с добротой своей. Ну, хорошо. По рукам! — мужчина протянул руку. Торговаться не хотелось, я пожал
— А как же Пластуны? С вами пойдут? — полюбопытствовал хозяин.
— На кой я им сдался? — невинно ответил я, — ну, победил там кого-то. Причем совершенно случайно, — наклонился к трактирщику и в полголоса проговорил, — меч у меня заговоренный, железо режет, как масло, это и спасло. Да еще артефакт был кровеостанавливающий. Сильный артефакт был, жаль — рассыпался. Ну, они, конечно, подивились и двинули куда-то. Ищут они кого-то. Вот так-то.
— Ну, про ваш меч весь город знает! — вот же, блин, уже и тут засветился, трактирщик продолжал, — мастер Браг, всем уже растрепал, как вы гномью сталь перерубили. Хороший клинок!
— Спасибо за пиво! — поблагодарил я, выкладывая пару медяков, — пойду. Отдохнуть нужно перед дорогой.
— Доброй дороги! — проговорил трактирщик, — в столице, у северных ворот, трактир моего брата, он тоже 'Усталый путник' называется. Доведётся быть там, поклон передайте от меня. Все у меня ладно идет.
— Хорошо, при случае передам! — я поднялся и пошел к выходу.
На улице уже вечерело. В воздухе витали отголоски жаркого дня. Воздух был теплый, небольшой ветерок приятно обдувал лицо.
На пороге меня поджидал сюрприз в виде Млады.
— Господин уже уезжает? А как же сено для его лошадки? Не хочет ли посмотреть? — игриво проговорила она. Бедная дивчина, что же ее никто не пользует что ли? От нее просто веет желанием.
— Пойдем, покажешь, красавица, одним глазком гляну, чем тут лошадей кормят! — в тон ей ответил я. Млада, недолго думая, схватила меня за руку и потянула в конюшню. В конце конюшни был пристроен сеновал. Млада резво поднялась по лестнице наверх, блеснув передо мной голыми ягодницами. Осмотревшись, я поднялся за ней.
Тут было приготовлено целое ложе. То ли дивчина не одного меня сюда водила, то ли место тут специальное, так сказать, для всех страждущих. В сене было сделано гнездо огромных размеров, укрытое домотканой холстиной. Пока я поднимался, Млада осталась в одной нижней рубашке. Со скоростью раздевания тут все в порядке, и не только у орчанок…
Секс был с какой-то животной страстью. Дивчина видимо истосковалась по мужику. Это странно при ее-то работе. Я воспринимал все отстраненно. И тело у Млады полноватое, и грудь велика, да мягка, и кожа в растяжках. Про интимные стрижки я вообще молчу. Чисто и то, слава богу. Видимо, готовилась к встрече.
Все время сравнивал ее с Зулой. Это, конечно, нехорошо, но как-то само в голову лезло. Отработал, как полагается — молча, мощно и аккуратно. Девушка была очень отзывчива на ласку, и эмоционально, и физически. Насколько я могу судить — Младе понравилось, а мне… мужик свое всегда получает. Поцеловав ее на прощанье:
— Спасибо, красавица.
Ты, действительно, хороша. Но мне пора! — стал одеваться.— Алекс, ты на Пустошь? — спросила Млада.
— Нет, в столицу в охранники нанялся.
— Ты еще вернешься?
— Не знаю. У наемника жизнь в походах проходит. Может, когда и буду здесь.
— Заходи к нам! — отстраненно проговорила девушка, — теперь я понимаю твою орчанку. С тобой это не так, как с другими. Ты очень ласковый. Я чувствовала себя женщиной, а не средством удовлетворения похоти. За такое на многое можно пойти.
— Да брось ты, все как обычно, — мне стало не по себе, как же тут пользуют женщин, если то, что я сейчас делал, считается, чуть ли не экстра классом. Млада, конечно, по-своему хороша, и весьма активна, но я-то не сделал и десятой доли того, что мог бы.
— Это для тебя обычно, — грустно проговорила Млада, — доброй дороги тебе, воин.
Я чмокнул ее еще раз, она обняла за шею, крепко поцеловала в губы.
— Ты — особенный, не знаю, почему, с тобой очень спокойно и надежно. Удачи тебе.
— Не грусти, — попрощался я, и начал слазить с сеновала. Бросив последний взгляд, увидел, что Млада сидит, обхватив колени руками, и задумчиво смотрит в никуда. Перешел на истинное зрение, окинул ее ладную фигурку. На удивление здорова, подпитал ее немного, так — в благодарность за искренность чувств. Ее аура засветилась чуть ярче. Думаю, ей это пойдет на пользу, девчонка действительно выложилась по-полной.
Время — 20–26. Казалось, что всего ничего времени потратил, а смотри-ка, два часа уже прошло, как я ушел в таверну. Испытывал ли я угрызения совести перед Зулой? Нисколько. Я ее в неудобное положение не ставил, лбами их не сталкивал. И в той, прошлой жизни у меня было по две девчонки одновременно, привычка, видимо, выработалась. Одно знаю, что так, как с Зулой, ни с кем пока не было. Это и беспокоит, можно подсесть на это и прощай свобода.
До съемного дома пришел уже к девяти вечера. В окнах горел свет. Удивительно, про электричество тут не знают, а лампочки для освещения используют.
В гостиной сидел только Саймон, что-то писал на большом листе бумаги.
— Как успехи? — войдя, спросил я. Саймон повернулся ко мне и ответил:
— Все хорошо. Завтра в пять утра карета будет у нас. Вот, пишу письмо баронессе. Как у вас, с лошадью решили?
— Продал за пять монет.
— Продешевили, как минимум в два раза, — пожурил Саймон.
— Да, бог с ними, с деньгами — о другом нужно думать. Я там целый спектакль разыграл, что в столицу вас сопровождать нанялся, — Саймон удивленно посмотрел на меня.
— Алекс, вы не верите в Единого?
— А почему вы спросили?
— У нас говорят — 'Единый с ними', а не 'бог с ними'. У язычников есть бог ночи, бог солнца и масса других богов, — начал поучать Саймон. Надо же, прокололся на ровном месте.
— Саймон, Арвендам чужда религия, как и мне. Я просто так сказал, без задней мысли.
— Следите за речью, можете попасть в неприятную ситуацию, слуги Единого есть везде и вас могут запросто обвинить в ереси. В Империи хоть и нет официального запрета на вероисповедание, но в жизни слуги Единого оказывают заметное влияние на общество.